может сложиться по-другому. Ты мог бы вновь стать тем мальчиком, но не сделаешь этого. Ты навсегда останешься верен красному.
Шарлотта закинула ноги на кровать, повернулась к Монтеню спиной и легла. Тяжесть нарастала в ее груди, сердце билось все сильнее, а дыхание вырывалось из груди судорожными хрипами. Ее слезы не скоро остановятся. Поэтому, наплевав на то, кто находится рядом, Шарлотта позволила себе разрыдаться.
Она закрыла глаза и увидела Уильяма – он был слишком юн, чтобы унаследовать роль отца, но старался наилучшим образом справляться со своими обязанностями. Он устраивал для нее волшебные дни рождения. Шарлотта вспомнила и те случаи, когда он проявлял себя не лучшим образом: принижал ее идеи или дразнил вместо того, чтобы поддержать. Но даже в худшие дни Шарлотта никогда не сомневалась, что Уильям любит ее.
Было так глупо с ее стороны мечтать о месте в Ордене. Всхлип вырвался из ее горла, когда Шарлотта признала, что быть напарницей Стража – довольно дерьмовая ответственность. Пусть она ни за что не откажется от своей связи с Уортом, Шарлотта все равно отчаянно скучала по дням, которые проводила в своих рощах, упокоевая мертвецов.
Как и Уильяма – как и ее отца, – этих рощ больше не существовало.
Отец Шарлотты знал бы, что надо делать. Он бы спас Уильяма. Он бы разбудил Уорта и сохранил свою семью и дом в безопасности. Затем он отправился бы в столицу, точно зная, как все исправить.
Но в глубине души Шарлотта понимала, что в ее воспоминаниях Джонас Сэнд был куда более внушительной фигурой, чем в реальности, а соответствовать идеалу, соревнуясь с надуманным образом, было слишком сложно. Она пыталась. Она наверняка продолжит пытаться. Но потерпит неудачу, как из раза в раз случалось прежде.
– Сэнд.
Голос Монтеня раздался слишком близко. Шарлотта распахнула глаза и увидела, что он на коленях стоит рядом с кроватью.
Он обеими руками потянулся к ней, но остановился, словно точно знал, что его прикосновению она не обрадуется. Его лицо исказилось от боли, и он закрыл глаза, дыша через нос.
– Сэнд, – вновь начал он. – Что я могу сделать?
Шарлотта почти рассмеялась, но вместо этого с ее губ сорвался всхлип. Разве он не понимает, что уже достаточно натворил?
– Отойди от меня, – попросила она, испытывая отвращение к самой себе из-за того, как слабо прозвучал ее голос.
Она даже не могла заставить себя закричать на него.
Капитан покачал головой.
– Я спрашиваю не из вежливости, – выдавил он сквозь крепко стиснутые зубы. – Мне нужно, чтобы ты почувствовала себя лучше.
Монтень так сильно вцепился пальцами в одеяло, что побелели костяшки пальцев. Шарлотта причиняла ему боль. Эта связь между ними, его боль и ее способность дарить надежду – в это мгновение они поменялись местами. Ее печаль потоком лилась наружу, грозя захлестнуть его с головой. Пусть он пытался убедить ее, что им движет эгоизм, связь между ними не могла лгать. Ему было невыносимо видеть ее терзания.
Но Шарлотте это не нужно. Ей было плевать на то, что Люк де Монтень находится в смятении. Ей плевать, что что-то внутри него взывает к ней. Плевать, что он, казалось, готов сделать что угодно, лишь бы остановить ее слезы. Она отчаянно хотела, чтобы ей было плевать.
Но она не могла не задаваться вопросом, почему их история не сложилась по-другому. Кем мог бы стать этот измученный мальчик, если бы никогда не покинул безопасное убежище фруктовых рощ?
Их взгляды пересеклись, и в глазах Монтеня она увидела жестокую правду их общего горя. Ее боль была его болью. Все, что она оплакивала, он оплакивал не меньше. Люк де Монтень по-прежнему был тем испуганным ребенком, которому она подарила щенка. Обстоятельства заставили его запереть этого мальчика под маской стального контроля и заученного равнодушия.
Слезы продолжали течь по ее лицу, но теперь Шарлотта плакала не из-за себя. Эти слезы она проливала из-за Лео Уошера – милого, обаятельного мальчика, который боялся темноты.
Шарлотта села, и Монтень заглянул ей в глаза. На его лице тоска смешивалась с замешательством, отчего сердце Шарлотты забилось чаще. Его взгляд не дрогнул, когда он потянулся и обхватил ее пальцы своими. Тепло объяло руки Шарлотты, и связь между ними заискрилась, а затем угасла, словно выдохнув от облегчения. Мозолистый палец Монтеня скользнул по костяшкам Шарлотты, и по его щеке скатилась одинокая слеза. Затем капитан отстранился, будто прикосновение обожгло его, и резко поднялся на ноги. Из-за его внезапного бегства душа Шарлотты натянулась, словно тетива лука, и, когда Монтень собрался отвернуться, она вскочила с кровати и подалась ему навстречу.
Обеими руками сжала ворот его красного мундира, притянула к себе и…
Поцеловала.
Монтень пошатнулся и всем своим весом впечатал Шарлотту в стену рядом с кроватью. Их зубы столкнулись, прежде чем он сумел восстановить равновесие, но вместо того, чтобы отстраниться или оттолкнуть ее, капитан оперся руками в стену.
И с отчаянным рвением ответил на поцелуй.
Слезы Шарлотты смешались с соленой влагой на щеках Монтеня. Она прикусила его нижнюю губу, и он ахнул, но затем подавил свой всхлип, ответив ей тем же. Их энергия переплелась, тянулась друг к другу, накатывала – не тьма и не свет, странные мрачные сумерки. Шарлотта чувствовала его страх и хотела утешить его, но ее собственная горечь была слишком сильна. Она давила на них обоих, и они опустились на пол, коленями погрузившись в ковер.
Это было сумасшествие.
Но им было дано всего мгновение, и будь Шарлотта проклята, если позволит украсть у них это мгновение, как было украдено все остальное.
Она провела рукой по шее Монтеня, и мягкость его волос удивила ее не меньше, чем тихий беспомощный звук, который вырвался из его горла. Монтень обвил рукой ее талию и притянул к себе так, что она оказалась у него на коленях, а ее мантия сбилась складками между ними. Шарлотта открыла рот, чтобы ответить с не меньшим неистовством. Страсть между ними вспыхнула жарче, чем Шарлотта ожидала. Жарче, чем считала возможным. Она одновременно жаждала это пламя и хотела его затушить, боясь, что может сгореть заживо.
Рука Монтеня заскользила вверх по телу Шарлотты, пока его ладонь не легла на ее затылок. Его большой палец коснулся ее подбородка. Она ощутила дрожь в животе, когда они отстранились друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, с ее губ вновь сорвался всхлип. Монтень заглушил его поцелуем, подавшись вперед так, что Шарлотта соскользнула с его колен. Он коснулся губами ее шеи, обхватил Шарлотту за талию и бережно опустил на пол.
Это было слишком. Все это. Желание и боль сражались внутри Шарлотты, пока она не сделала то единственное, что было ей под силу. Она обратилась внутрь себя, собрала все чувства в своей груди и поделилась ими.
Что-то взорвалось между ними. Вспышка отбросила Монтеня назад. Его глаза широко распахнулись от удивления и боли, прежде чем он ударился о стену и сполз на пол, потеряв сознание.
Шарлотта изумленно смотрела на него. Нижняя губа Монтеня была восхитительно – тошнотворно – припухшей. Шарлотта все еще чувствовала раздражение там, где его почти невидимая щетина касалась ее чувствительной кожи. В ее животе злость смешалась с чем-то совершенно иным, когда она сунула трясущуюся руку в карман церемониальной мантии и достала ключ.
Она не хотела причинять ему боль и в глубине души надеялась, что он не пострадал, но ей нужно было уходить. Сейчас же.
Шарлотта провела руками по обшивке стены, которая отделяла эту комнату от покоев Артюса. Когда часть панели дрогнула под ее пальцами, она повернула ее и обнаружила под ней крохотную бронзовую замочную скважину. Вставив ключ, Шарлотта провернула его до упора, и стена сдвинулась в сторону достаточно, чтобы она сумела проскользнуть в образовавшуюся щель.
Шарлотта обернулась и увидела, как вздымается и опадает грудь Монтеня. Сердце билось о ребра, губы, лишенные его прикосновений, казались слишком чувствительными. Шарлотта утерла с лица слезы, гадая, сколько из них пролил он. Она смотрела на Люка де Монтеня, лежавшего на полу, – выражение мучительного горя наконец исчезло с его лица, – и это напомнило ей о призраке мальчика из Воробьиной долины, парившем над своим изломанным телом: он был слишком переполнен злобой и страхом, чтобы следовать за светом.
– Я тебя вижу, – прошептала она.
Затем Шарлотта скользнула в проход и закрыла секретную дверь за своей спиной.
38. Люк
Шарлотта Сэнд сколола ему чертов зуб. По-прежнему не открывая глаз, Люк языком коснулся кончика своего левого клыка, ставшего острее, чем прежде. Отголоски горечи Сэнд все еще терзали его душу. Люк дернулся от желания ударить что-то и только тогда почувствовал кандалы, сковывавшие его запястья.
Дыхание перехватило, а сердце забилось чаще, когда он распахнул глаза. Он был цепями подвешен к потолку, мышцы в его плечах болезненно натянулись. Люк попытался перенести вес на ноги, его обнаженная грудь тяжело вздымалась оттого, что приходилось бороться за каждый вдох.
Боги, где его мундир? Где его рубашка?
Люк пытался отыскать хоть одно воспоминание о том, как попал сюда. Он следил за Сэнд. Ждал гвардейцев. Его желудок скрутился в узел, жар разлился по телу, и Люк закрыл глаза.
Она поцеловала его.
Он поцеловал ее в ответ.
Потом она на него напала.
– Очнулся.
Голос кардинала походил на мед, отравленный мышьяком, и Люк наконец узнал место, в котором оказался.
Он был в ее покоях. Прошло больше года с тех пор, как его в последний раз наказывали подобным образом, но Люк знал, что произойдет дальше.
– Она сбежала? – спросил он и зажмурился, задержав дыхание, чтобы замедлить бешеное биение сердца.
Наказание пройдет для него легче, если он сумеет отстроить свои стены.
Стены, которые Шарлотта Сэнд разрушила до основания.