Во главе колонны ехал человек с изуродованным шрамами лицом.
3. Шарлотта
– Что здесь делают гвардейцы кардинала? – спросила Шарлотта.
Рядом с ними безмолвно висело чучело Уорта, аромат его лавандовой набивки приторной сладостью забивал нос.
– Они хотят доставить указ, – мрачно ответил Уильям.
Шарлотта скрестила руки на груди, чтобы защититься от внезапного порыва ветра, налетевшего со стороны берега, и от этого движения рана на ее плече неприятно натянулась.
– Ради какого указа к нам послали целый отряд?
Уильям длинными пальцами постучал по бедру, не отрывая взгляда от приближавшихся солдат.
– Ради такого, которому мы, по их мнению, воспротивимся.
Один за другим солдаты въехали в ворота. Кожаные камзолы, недавно смазанные маслом, сияли в солнечных лучах и плотно облегали их тела, доставая до самых бедер. Несмотря на свое значение, символ на груди каждого солдата – меч, скрещенный с алой лилией Безмолвных Богов, в мельчайших деталях вышитый красными нитками, – выглядел завораживающе. Но при виде коричневого цвета тревога Шарлотты немного развеялась.
Коричневая форма полагалась рядовым солдатам и рекрутам гвардии кардинала. Военная элита выделялась на их фоне более яркими цветами. Члены Ордена носили темно-синий цвет дома Тристен, как и королевская стража до них. Элитные гвардейцы кардинала – воины-священники, которые славились беспощадностью в бою и безукоризненным соблюдением религиозных устоев, – облачались в красный.
Увидев мужчину, возглавлявшего отряд, Шарлотта почувствовала, как желудок скрутило узлом. На его левой руке сверкал металлический браслет – знак отличия, подтверждавший его звание лейтенанта, но Шарлотта не могла отвести взгляда от его бледного лица, исполосованного шрамами.
– Грандье, – прошептал Уильям.
Лейтенанта можно было бы назвать симпатичным, если бы не его сомнительная репутация. А эта репутация страдала и до того, как он убил мальчика из Воробьиной долины. Шарлотта слышала миллион историй о Грандье – мужчине, который марал руки в крови, чтобы этого не пришлось делать кардиналу Лоррен Непорочной. Печально знаменитый лейтенант ростом был едва ли выше Шарлотты, но одним своим присутствием он сеял страх, словно к его ногам был прикован призрак.
– Прошу, Шарлотта, – сказал Уильям. – Позволь мне говорить. Я выпровожу их отсюда так быстро, как только смогу.
Ее брат повернулся к гостям, растянув губы в своей самой обаятельной улыбке. Большинство солдат спешились, но всадник, что въехал в ворота последним, остался сидеть верхом, и Шарлотта мгновенно его узнала. На дороге молодой человек пытался совладать с одолженной кобылой, и сперва он казался добрым, но стоило Шарлотте упомянуть убитого мальчика, как его манера поведения изменилась. И вновь она ощутила, будто что-то притягивало ее. Манило к этому незнакомцу. Чувство было настолько сильным, что Шарлотта почти шагнула вперед, но вовремя прикусила изнутри щеку и заставила себя замереть на месте.
Но она все равно не смогла удержаться и подалась вперед.
Никогда прежде она не чувствовала ничего подобного ни с живыми, ни с мертвыми. Похожую жажду Шарлотта испытывала, глядя на северные горы, и это одновременно пугало и волновало ее. Она достаточно знала о притяжении между мужчиной и женщиной, чтобы понять – дело не в этом. Ее чувства не имели никакого отношения к внешности солдата или даже к тому, как он себя с ней вел. Нет, казалось, нечто фундаментальное в них обоих звало их друг к другу.
Юноша был всего лишь одним из двух десятков всадников, но, когда он заставил кобылу остановиться, идеальная осанка и плавность движений его бедер подсказали, что он привык все контролировать. Даже несмотря на вечернюю жару, его дорожная куртка была застегнута наглухо, плотно облегая стройный торс. Когда он наконец встретился взглядом с Шарлоттой, печаль в его глазах потянула ее, словно за струну, грозившую лопнуть, если Шарлотта немедленно не сократит разделявшее их расстояние. С момента их встречи на дороге его манера держаться полностью изменилась: казалось, неподъемный груз опустился на его плечи.
Уильям подошел к лейтенанту Грандье и протянул руку. Солдат ответил на рукопожатие, и шрамы на его щеках натянулись от скучающего отвращения. Лучи заходящего солнца упали на его лицо, и Шарлотта заметила, как в его ушах сверкнула пара потрясающих рубиновых сережек. Взгляд Грандье скользнул к Шарлотте, и желчь обожгла ее горло. Она с запозданием поняла, что на ней по-прежнему церемониальная мантия, а некоторые солдаты гвардии кардинала могут счесть это за оскорбление. Не было более очевидного признака преданности Старому Богу и способности ладить с призраками. И для многих не имело значения то, что между упокоением мертвых душ и управлением ими огромная разница.
– Лорд Сэнд, не так ли? – спросил Грандье.
– Да, лейтенант, – ответил Уильям, и, хотя в его словах сквозила легкость, смотрел он с настороженностью. – Это моя сестра, леди Шарлотта.
– Всего одна? – удивился Грандье. – Учитывая, как местные поклоняются своему богу, я ожидал, что семья у вас будет побольше.
Шарлотта переступила с ноги на ногу, но Уильям обаятельно рассмеялся:
– Мы не стыдимся плотских утех, лейтенант, но, уверяю вас, они не являются частью наших религиозных ритуалов.
Солдат, оставшийся в глубине отряда, спешился и двинулся вперед, а остальные расступались перед ним, словно вода перед носом корабля. Шарлотта упустила это из виду сегодня днем, но мужчина был почти на полторы головы выше нее. Большинство солдат не отрывали глаз от земли, но несколько смельчаков наблюдали за его приближением с пугающим подобострастием. Печаль незнакомца исчезла, но вместе с ней без следа испарилась и учтивость. Их место заняло намерение во что бы то ни стало добиться успеха, которое Шарлотта прежде видела только в зеркале. Молодой солдат стянул с себя дорожную куртку и вручил ее ближайшему однополчанину. Шарлотта удивленно распахнула глаза.
Вместо коричневого камзола с красной вышивкой под курткой скрывался кожаный мундир насыщенно-красного цвета свежей крови, пролитой под лучами полуденного солнца. В отличие от Грандье, оба предплечья юноши от запястья до локтя закрывали наручи, отделанные золотом под стать капитанскому званию. На поясе у него висела не шпага, а печально знаменитая пара заточенных до смертоносной остроты ножей, похожих на когти. Шарлотта пошатнулась, узнав его.
Перед ними стоял Люк де Монтень – самый юный мужчина, когда-либо получавший звание капитана гвардии кардинала. Шарлотта услышала, как Уильям нервно сглотнул, уважительно склонив голову в знак приветствия. Пускай формально их титул стоял выше капитанского звания, Шарлотте хватило ума опустить голову и прикусить язык.
– Вы давно не появлялись в Тютёре, лорд Сэнд, – сказал Монтень.
Его взгляд метнулся к Стражу, висевшему за спиной Шарлотты, а потом упал на ее плечо. Кровь вытекала из небольшой царапины, окрашивая ее мантию в алый, отчего рана казалась куда серьезнее, чем была на самом деле. Монтень смотрел на нее до тех пор, пока голос Уильяма вновь не привлек его внимание.
– Место моей семьи в королевском совете упразднили в прошлом году, – сказал Уильям, и в его голос просочилась властная нотка. Любезный сельский аристократ исчез, и в груди Шарлотты вспыхнула нежность к брату. – У меня не было повода появляться в столице, но я могу назвать сотню причин оставаться здесь и следить за нашими фруктовыми рощами. Зачем вы пожаловали?
Капитан Монтень достал письмо из внутреннего кармана своего мундира и пристально посмотрел на него, прежде чем поднять каменный взгляд на Шарлотту и Уильяма.
– Я привез указ от ее высокопреосвященства и принца, – сказал он.
Когда-то Шарлотта ожидала, что солдаты пожалуют в их дом с указом вернуть Ордену положенное место при дворе, но ничто в этом разговоре не вселяло надежды на счастливый исход. Уильям склонил голову набок, а затем эхом повторил вопрос, который Шарлотта задала чуть раньше:
– Ради какого указа к нам послали правую руку кардинала?
Стоявший подле Монтеня лейтенант Грандье фыркнул, и шрамы в уголке его губ дернулись. Не снимая перчаток, он поковырялся в зубах и покосился на Шарлотту. Никогда прежде она не испытывала такого желания врезать кому-то.
– Я знаю, что солдаты делают правой рукой, – пробормотала она.
Лица солдат исказились в изумлении, а Уильям смиренно смежил веки. Глаза Грандье широко распахнулись от удивления, а короткий смешок, сорвавшийся с его губ, когда он сделал целеустремленный шаг к Шарлотте, был полон безумства. Монтень жестом остановил лейтенанта, но Шарлотта заметила, что шея капитана стала пунцовой, слившись цветом с его красным мундиром.
Он прокашлялся, вновь избегая взгляда Шарлотты, и распечатал письмо, которое держал в руках. Ветер усилился, темные тучи нависли над фруктовыми рощами, и капитану Монтеню пришлось повысить голос, чтобы его услышали все, кто находился во дворе:
– Жерар Петрас, капитан Ордена Стражей, был признан виновным в измене…
– Что? – ахнула Шарлотта. – Это невозможно.
Уильям рукой обхватил ее за талию, притянул к себе и покачал головой, заставив замолчать, а Монтень тем временем продолжил:
– В свете его действий, совершенных против короны, кардиналом Лоррен Непорочной и принцем Артюсом из дома Тристен было принято решение продлить десятилетнее изгнание Ордена Стражей на неопределенный срок.
Уильям застыл, и Шарлотта ждала, что Монтень расскажет о решении подробнее и поправит себя, ведь он, очевидно, оговорился.
– Сердца спящих Стражей, – продолжил Монтень, и его взгляд метнулся к чучелу Уорта, – должны быть добровольно переданы королевскому дому в знак верности. Корона будет хранить сердца до тех пор, пока в них вновь не возникнет необходимость.
Монтень сложил лист бумаги. Шарлотте пришлось вступить в схватку с собственным телом, чтобы сделать один медленный вдох. А затем еще и еще один. Слезы защипали ей глаза, а кровь в жилах вскипела. Они не могли. Они просто не могли. Она вцепилась в ткань своей мантии потными ладонями, но церемониальный наряд не дарил утешения, а казался жестокой насмешкой. Уильям попытался обнять ее, но Шарлотта оттолкнула брата.