Меня живит родная пресса,
И, полн святого забытья,
Неслышной поступи прогресса
С благоговеньем внемлю я…
Из цикла «Опыты австрийских стихотворений»Соч. Якова Хама
(От редакции «Свистка». В настоящее время, когда всеми признано, что литература служит выражением народной жизни, а итальянская война принадлежит истории{53}, – любопытно для всякого мыслящего человека проследить то настроение умов, которое господствовало в австрийской жизни и выражалось в ее литературе в продолжение последней войны. Известный нашим читателям поэт г. Конрад Лилиеншвагер, по фамилии своей интересующийся всем немецким, а по месту жительства пишущий по-русски, доставил нам коллекцию австрийских стихотворений; он говорит, что перевел их с австрийской рукописи, ибо австрийская цензура некоторых из них не пропустила, хотя мы и не понимаем, чего тут не пропускать{54}. Стихотворения эти все принадлежат одному молодому поэту – Якову Хаму, который, как по всему видно, должен занять в австрийской литературе то же место, какое у нас занимал прежде Державин, в недавнее время г. Майков, а теперь г. Бенедиктов и г. Розенгейм{55}. На первый раз мы выбираем из всей коллекции четыре стихотворения, в которых, по нашему мнению, очень ярко отразилось общественное мнение Австрии в четыре фазиса минувшей войны. Если предлагаемые стихотворения удостоятся лестного одобрения читателей – мы можем представить их еще несколько десятков, ибо г. Хам очень плодовит, а г. Лилиеншвагер неутомим в переводе.)
1Неблагодарным народам(Пред началом войны)
Не стыдно ль вам, мятежные языки,
Восстать на нас? Ведь ваши мы владыки!..
Мы сорок лет оберегали вас
От необдуманных ребяческих проказ;{56}
Мы, как детей, держали вас в опеке
И так заботились о каждом человеке,
Что каждый шаг старались уследить
И каждое словечко подхватить…
Мы, к вам любовию отцовской одержимы,
От зол анархии хранили вас незримо;
Мы братски не жалели ничего
Для верного народа своего:
Наш собственный язык, шпионов, гарнизоны,
Чины, обычаи и самые законы —
Всё, всё давали вам мы щедрою рукой…
И вот чем платите вы Австрии родной!..
Не стыдно ль вам? Чего еще вам нужно?
Зачем не жить по-прежнему нам дружно?
Иль мало наших войск у вас стоит?
Или полиция о деле не радит?
Но донесите лишь – и вмиг мы всё поправим
И в каждый дом баталион поставим…
Или страшитесь вы, чтоб в будущем от вас
Не отвратили мы заботливый свой глаз?
Но мысль столь страшная напрасно вас тревожит:
Австрийская душа коварна быть не может!!{57}
№ 4
Из фельетона «Наука и свистопляска, или Как аукнется, так и откликнется»
2Новый общественный вопрос в Петербурге
Domine, libera nos a furore normannorum!..[2]
Еще один общественный вопрос
Прибавился в общественном сознанья:
Кто были те, от коих имя «Росс»
К нам перешло, по древнему сказанью?
Из-за моря тогда они пришли
(Из-за моря идет к нам все благое).
Но кто ж они? В каких краях земли
Шумело море то своей волною?
Не знаем мы! Искали мы его
От Каспия, куда струится Волга,
Где дешева икра, – вплоть до того,
Где странствовал Максимов очень долго{58}.
На Черном море думали найти,
Где Общество родного пароходства
Цветет, растет, и будет все цвести
Десятки лет, назло недоброхотству{59}.
На Балтике его искали мы,
Где вознеслась полночная столица,
Где средь болот, туманов и зимы
Жизнь так легко и весело катится.
Так мы не день, не месяц и не год,
А целый век, от моря и до моря,
Металися, как угорелый кот,
Томительно исследуя и споря.
Но наконец, измучась, истомясь,
Решились все на том остановиться,
На чем застал момент последний нас, —
Чтоб с этим делом больше не возиться!
В такой-то час норманство водворил
И дал почить нам господин Погодин.
И с той поры весь русский люд твердил,
Что Рюрик наш с норманнами был сроден.
Но снова мы сомнением полны,
Волнуются тревожно наши груди:
Мы слышим, что норманны сменены
Варягами-литовцами из Жмуди…
Норманнов уничтожил, говорят,
В статье своей профессор Костомаров.
Погодин хочет встать за прежний взгляд
И, верно уж, не пощадит ударов.
Кому-то пасть? Кому-то предлежит
Нас озарить открытьем благодатным?
Бог весть! Но грудь у всех у нас горит
Предчувствием каким-то непонятным.
Привет тебе, счастливая пора
Поднятия общественных вопросов,
В дни торжества науки и добра
Томит нас вновь призыв варяго-россов!
Что ж делать нам? Как разрешить вопрос,
Который так давно нас всех тревожит?
Он в детстве нам так много стоил слез
И, кажется, в могилу нас уложит!
Три стихотворения Конрада Лилиеншвагера
1Чернь (Первое стихотворение нового периода)
Прочь, дерзка чернь, непросвещенна
И презираемая мной!
Прогресс стопою благородной
Шел тихо торною стезей,
А вкруг него, в толпе голодной,
К идеям выспренним несродной,
Носился жалоб гул глухой.
И толковала чернь тупая:
«Зачем так тихо он идет,
Так величаво выступая?
Куда с собой он нас ведет?
Что даст он нам? чему он служит?
Зачем мы с ним теперь идем?..
И нынче всяк, как прежде, тужит,
И нынче с голоду мы мрем…
Всё в ожиданьи благ грядущих
Мы без одежды, без угла,
Обманов жертвы вопиющих
Среди царюющего зла!»{61}
ПРОГРЕСС
Молчи, безумная толпа!
Ты любишь наедаться сыто.
Но к высшей правде ты слепа,
Покамест брюхо не набито!..
Скажи какую хочешь речь
Тебе с парламентской
трибуны, —
Но хлеб тебе коль нечем печь,
То ты презришь ее перуны
И не поймешь ее красот!
Раба нужды материальной
И пошлых будничных забот,
Чужда ты мысли идеальной!
ЧЕРНЬ
Нас натощак не убеждай,
Но обеспечь для нас работу
И честно плату выделяй:
Оценим мы твою заботу —
Пойдем в палаты заседать
И будем речи вдохновенной
О благоденствии вселенной
Светло и радостно внимать!
ПРОГРЕСС
Подите прочь! Какое дело
Прогрессу мирному до вас?..
Жужжанье ваше надоело,
Смирите ваш строптивый глас.
Прогресс – совсем не богадельня,
Он – служба будущим векам;
Не остановится бесцельно
Он для пособья беднякам.
Взгляните – на небесном своде
Светило дневное плывет{62},
И все живущее в природе
Им только дышит и живет.
Но путь его не остановит
Ни торжествующий порок,
Ни филин, что его злословит,
Ни увядающий цветок!..
2Наше время
Наше время так хвалили,
Столько ждали от него,
И о нем, как о Шамиле{63},
Все так долго говорили,
Не сказавши ничего!
Стало притчей наше время
И в пословицу вошло…
Утвердясь на этой теме,
Публицистов наших племя
Сотни хрий произвело.
Наконец нам надоело
Слушать праздный их синклит,
И с возгласами без дела
Наше время опошлело,
Потеряло свой кредит.
Осердясь на невниманье,
Чуть не сгибло уж в Неве…
Но потом, нам в наказанье, —
Вдруг в газетное названье
Превратилося в Москве!..{64}
3Грустная дума гимназиста лютеранского исповедания и не киевского округа.{65}
Выхожу задумчиво из класса.
Вкруг меня товарищи бегут;
Жарко спорит их живая масса,
Был ли Лютер гений или плут.
Говорил я нынче очень вольно, —
Горячо отстаивал его…
Что же мне так грустно и так больно?
Жду ли я, боюсь ли я чего?
Нет, не жду я кары гувернера,
И не жаль мне нынешнего дня…
Но хочу я брани и укора,
Я б хотел, чтоб высекли меня!..
Но не тем сечением обычным,
Как секут повсюду дураков,
А другим, какое счел приличным
Николай Иваныч Пирогов;
Я б хотел, чтоб для меня собрался
Весь педагогический совет
И о том чтоб долго препирался,
Сечь меня за Лютера иль нет;
Чтоб потом, табличку наказаний
Показавши молча на стене,
Дали мне понять без толкований,
Что достоин порки я вполне;
Чтоб узнал об этом попечитель,
И, лежа под свежею лозой,
Чтоб я знал, что наш руководитель
В этот миг болит о мне душой…