— Эх, знать бы, куда именно он направился, — вздохнул Родионов.
— Есть одна маленькая зацепка. Это задача для тебя. Так что не вздыхай столь тяжко. У Егоршина был духовник. Предположительно — в храме Николая Угодника в Хамовниках. Туда и отправишься. Поговори с прихожанами, определи — кто из священников мог им быть. Найди его, пообщайся. Выясни, куда мог устремиться Егоршин? Какие мысли им владели в последнее время? Каково было состояние души?
— А тайна исповеди? Это невозможно.
— Ничего невозможного нет. Особенно в нашем деле.
— А я? — подал голос Губайдулин, бывший гуиновец с остроконечной бородкой.
— О тебе, Ринат, я не забыл. Останешься в моем кабинете и будешь координировать действия остальных. На тебе — вся связь и все концы ниточек. Будешь вроде начальника штаба. Анализируй, сортируй и немедленно докладывай мне по сотовому о самом важном.
— Слушаюсь и повинуюсь, — Ринат молитвенно сложил ладони.
— Чалмы тебе только не хватает, а так вылитый джин, — усмехнулся Муромцев. — Мы с Леонидом работаем по ускоренному оперативному плану. Время не ждет. Сначала — в Лефортово, потом — в Институт биологии, затем — еще раз посетим квартиру Тортошина, а дальше — на объект в Лосиный остров. Всем все ясно?
Можно было и не спрашивать.
— Да, еще одно, — вспомнил Муромцев. — Ты, Ринат, поскольку уж все равно будешь торчать здесь, сходи, выпадет время, ради развлечения, в кадры. Пусть поднимут архив и найдут личное дело одного отставного генерала.
— Фамилия?
— Буданов. Глеб Викторович.
— А это-то тебе зачем? — удивился Кареев.
— Да так просто. Взбрело что-то в голову, — сказал Муромцев. И вновь обратился к Губайдулину:
— Просмотри, все дела, которые он в свое время вел. Хотя нет, все не смотри. Их там наверняка десятки, а то и сотни томов. Начни этак с восьмидесятого года. На пенсию он вышел где-то в девяносто первом или чуть раньше. Вот за этот промежуток времени.
— А на что конкретно я должен обратить главное внимание?
— На фамилию Тортошин, — ответил Муромцев.
ГЛАВА 8. ОТВЕТНЫЙ ХОД МУРОМЦЕВА
Пока ехали на служебной машине в Лефортово, Кареев спросил:
— Хочешь выяснить, не пересекались ли когда-то Буданов с Профессором?
— А я привык рассматривать разные векторы в расследовании, даже самые фантастические.
— Что ж, логично. Возраста они оба примерно одинакового, всего-то лет семь-восемь разницы, а в старости это уже не имеет значения. Тогда им было от сорока пяти до пятидесяти пяти. Границы можно сдвинуть в ту или иную сторону. Оба занимали высокое положение, что в КГБ, что в Академии наук. Тортошин выдвигался на Нобелевку. Буданов, насколько я знаю, был одним из руководителей контрразведки в Союзе, занимал другие значительные посты в спецслужбах. Вращались в элитных кругах. Вполне могли общаться
— Я ничего не утверждаю. Просто хочу, чтобы Ринат просмотрел архивные дела и дал мне соответствующее заключение. Все. А дальше видно будет. Отстань.
— Ты, Петр Данилович, каким-то нервным стал. Десять лет с тобой работаю, а такого тебя не припомню. А знаешь, когда это у тебя началось?
— Ну? Когда на моем горизонте Мориарти появился? — попробовал угадать Муромцев.
— Нет. Когда с Ириной Будановой снова встретился, — ответил Леонид.
Всю остальную дорогу они молчали. Но Петр принял слова Кареева к сведению. Подъезжая к Энергетической улице, Петр Данилович сделал телефонный звонок.
— Марк Соломонович, забыл утром у вас спросить. Недели две назад вы делали вскрытие Чохова Геннадия Николаевича. Да, да… биоматериал из Лефортова, если вам так удобнее. Так вот, применяли в данном случае этот ваш гематоксилин или нет? А если нет, то какого первоначального оттенка было ядро крови и тканевые волокна? Вспомните, пожалуйста.
Либерзону, очевидно, не нужно было напрягать свою память. Он ответил сразу, а Муромцев удовлетворенно хмыкнул и, прежде чем дать отбой, сказал:
— Спасибо, вы — лучший патологоанатом в мире. Обещаю, когда стану биомассой — обращусь только к вам.
— Объясняй, — произнес Кареев.
— У всех — следы малого наличия голубой крови, — коротко ответил Муромцев.
— Но наши ребята, Бобров и Лепехин, аристократизмом не страдали. Да и Гринев с Чоховым мало похожи на особ царственного рода. Представляю их на шконке в венце и со скипетром.
— Разумеется, — согласился Муромцев. — Но голубая кровь не обязательно может быть врожденной. А приобретенной извне, так я думаю. Или ею можно заразить, как вирусом. Вот в этом нам Федосеев и поможет. После Лефортова — сразу в Институт биологии.
…В следственном изоляторе № 2 к ним явился вызванный для беседы Чекасин. Надзиратель выглядел настороженно, глядел искоса, глазки бегали. Данное Муромцевым определение — «мутный» — наиболее точно подходило ко всему его виду.
Однако после первых фраз Муромцева Чекасин расслабился. Наверное, подумал, что «пронесло».
— А мы ведь к тебе почти на экскурсию, — весело произнес Петр Данилович. — Выпала вот свободная минутка, решили повысить самообразование. Давай, Вася, показывай, где тут сидели самые знаменитые «узники совести»: Солженицын, Лимонов, Новодворская? Камеру Абакумова хотелось бы посмотреть. А вдруг и нам с Леонидом пригодится? Чем черт не шутит.
Они пошли по петляющим, путающим следы коридорам, окрашенным блеклой краской. В каменных мешках-пеналах сидели и одиночки, и по двое-трое. Все здесь было напичкано микрофонами для прослушки и видеокамерами, а информация поступала на главный пульт, где ее отслеживали с десяток тюремщиков. Пока шли, надзиратели пару раз выводили подследственных, сжимая в руках металлические кругляши с хрипло потрескивающей мембраной: «Идет госпреступник!». Надо отворачиваться к стене или втискиваться в деревянный чулан-мешок вдоль коридора.
— Вот тут Ходорковский сидел, а дальше — его подельник Платон Лебедев, — охотно объяснял Чекасин. — А здесь давно, еще в тридцатые годы, маршала Блюхера до смерти забили… Это была камера полковника Квачкова… А эта — самого сына Сталина, моего тезки… Тут — алюминиевый магнат Быков отдыхал…
— Профессию сменить не пробовал? — спросил Муромцев. — Тебе бы сюда интуристов водить.
— Да уже подумывал об этом, — честно признался Чекасин. — Поднадоедать стало. Хочется чего-то другого. Образования не хватает.
— А ты учись, поступай куда-нибудь. С ЕГЭ у тебя все в порядке? Какого цвета было белье у Наташи Ростовой на первом балу?
— А свободных камер у вас тут сколько? — спросил Кареев, которому надоело тянуть резину.
— Есть несколько.
— Давай, показывай.
— Тут у нас на двух человек, тут — одиночки, — с радостью повел их дальше Чекасин.
— Стоп! — остановил его Муромцев. — Сворачивай сюда.
Надзиратель открыл дверь, все трое вошли в каменный пенальчик. Узкая шконка, заправленная синим одеялом, маленький столик, вцементированный в пол, унитаз и рукомойник за занавеской. Петр Данилович был высокого роста, но даже он, подойдя к крошечному оконцу с толстым стеклом и двойной сеткой и встав на цыпочки, ничего не смог разглядеть.
— Не знаю вида я красивей, чем в час, когда взошла луна, в тюремной камере в России зимой на волю из окна, — процитировал Муромцев четверостишие Губермана. — А вот еще из классики: «Ты пробил головой стену, но что будешь делать в соседней камере?» Не знаешь, Вася? А потому, что нет тюрьмы страшнее, чем в голове. Станислав Ежи Лец.
— Вы к чему это? — озадачился «мутный».
— А к тому, друг мой ситный, что теперь тебе не интуристов по казематам водить, а сами они, кому повезет, начнут съезжаться, чтобы поглазеть на живую мумию фараона из Петрушкино. На тебя то есть.
Кареев вытащил из папки лист бумаги.
— Ознакомься, — сказал он. — Постановление об аресте.
— Чего это? — Чекасин как стоял, так и подкосился, опустившись на железную кровать, издавшую противный скрип. Всю Васину муть как водой смыло. Влаги вообще прибавилось. Надзиратель, не справившись с огорошившим его ударом, неожиданно зарыдал в полный голос.
— Ладно, хватит! — выждав полминуты, жестко произнес Муромцев. — Раньше надо было сопли пускать. У нас крайне мало времени. Будем откровенничать?
— Бу… бу…
— «Будем», — перевел Кареев. — Итак, три главных вопроса. Кто устроил на пять минут сбой в системе видеослежения в тот день, когда повесился Чохов? Сам ты в технике мало разбираешься, значит, у тебя был подельник. На главном пульте управления. Назови его имя. Второй вопрос: кто помог Чохову удавиться? Впрочем, можешь не отвечать. Без лишних слов ясно. Только подтверди свою причастность.
— И последнее — кто тебе все это поручил? — продолжил Муромцев. — Когда ответишь по всем трем пунктам, будем думать, как тебя дальше использовать. Выбросить как жеваный контрацептив, или еще для одного коитуса сгодишься.
— Сг… сг… сг…
— «Сгожусь», — вновь перевел на русский Леонид. — Начинай, Вася, не задерживай.
А Муромцев даже протянул Чекасину свой белоснежный платок.
…Спустя час они ехали в той же служебной машине в сторону Института биологи и генетики, на Фрунзенскую набережную.
— Что мы имеем? — начал рассуждать Петр Данилович. — Первое. Напарник Чекасина купился просто на бабки.
— Не просто, а на большие бабки, — вздохнул Кареев. — Моя зарплата за год.
— А что тут скажешь? Еще Гоголь говорил, что в России человека человеком не переделаешь, и если к одному жулику приставить одного надзирателя, то в итоге получишь просто двух жуликов. Но к делу он отношения не имеет, пусть им теперь ФСИН занимается. Второе тоже сейчас уже не представляет особого интереса. Ну, придушил Вася Чоха. Сделанного не воротишь. Главное, суггестия со всякой телепатией тут ни при чем. Все гораздо проще. По-русски. И мы теперь стопроцентно знаем, что между Чекасиным и Профессором, то есть исполнителем и заказчиком, стоял посредник. А то и несколько.
— Но смотри, как все хитро было задумано. Чекасин заранее сговорился с Чоховым, чтобы тот