распустил нитки на своих шерстяных носках, а затем в нужный момент предпринял попытку суицида. Поскольку повеситься на батарее в полусогнутом положении практически невозможно, и здоровьем своим он особенно не рискует. Потом — перевод в тюремную больничку и психиатрическая экспертиза. А это уже послабление режима, а там, скорее всего, обещанный побег. Но когда отключились мониторы, Чекасин вошел в камеру и довершил дело. Всё чисто и все в шоколаде, даже Чохов.
— А вот откуда у него зачатки голубой крови? — это вопрос. Сейчас на него не ответить. Теперь, прежде всего, нам нужен посредник, передавший Чекасину этот остроумный план. Я вообще считаю, что Мориарти ко всей этой карусели с Чоховым и Гриневым имеет мало отношения. Он на мелочи размениваться не будет. Но рядом с ним люди, знающие его ценность и оберегающие от лишних треволнений. И зачищающие вокруг него пространство, чтобы он мог продолжать работать дальше.
— В тишине и спокойствии, — дополнил Леонид.
— Посредник, — продолжил Муромцев, — назовем его Боксер, поскольку у него характерный перелом носа, виделся с Чекасиным всего два раза. Первый — при даче аванса и обсуждении деталей, второй — когда вручал основную сумму. Третья встреча назначена сегодня вечером. Думаю, ясно для чего. И хорошо, что мы успели, теперь уж разыграем партитуру по нашим нотам.
— Но почему Боксер сразу не ликвидировал Чекасина?
— Потому что Гринев уже сидел в Лефортово. И надзиратель еще пригодился бы. И хотя мы подстраховались, перевели Гриню на наш объект, но… Противник оказался толковей.
— Счет пока не в нашу пользу.
— Ничего, матч еще не окончен. Идет лишь первый тайм.
У проходной Института биологии и генетики нервно выхаживал Федосеев, чуть в сторонке стоял уже назначенный ему по просьбе Муромцева телохранитель.
— Чтобы не тратить время, давай разделимся, — предложил Петр Данилович Леониду. — Ты отправляйся на квартиру Тортошина, еще раз все осмотри самым тщательным образом. Переговори с соседкой этой, Марьей Ивановной. Может, она что вспомнит? Важна каждая мелочь. Наружку сними, это уже лишнее.
— Профессор там, скорее всего, больше не появится, нашел себе другое лежбище, — согласился Кареев.
— И не одно, я думаю, А я тут сам управлюсь. Встретимся через пару часов в Лосином острове… Да, и позвони Губайдулину, чтобы ребята готовились. Будем Боксера брать.
Он вылез из машины и пошел к Федосееву.
— Ну, что тут у вас снова?
— Еще одна кража, — хмуро ответил тот. — Вернее, попытка. На сей раз из самой лаборатории.
— Показывай.
Институт построен был в сталинские времена и таился за высоким каменным забором, в глубине жилого квартала. В основном корпусе располагалась администрация, а вот под ним — несколько подземных этажей с лабораториями. Одна из них — тортошинская. А войти туда было не так просто. Как, впрочем, и выйти.
Во-первых, в ночное время включалась лазерная система «Периметр»» — отечественная разработка новосибирского Института ядерной физики. А во-вторых, днем все сотрудники проходили, кроме рамки металлодетектора, еще и через полноразмерный сканер, созданный там же, в Новосибирске, аналог L3 Provision. Даже еще лучше, использующий в своей работе волны миллиметрового диапазона, излучаемые двумя вращающимися вокруг человека антеннами. Утаить что-либо было попросту невозможно, поскольку на экране монитора ты представал обнаженным, а вот одежда для изучения — прозрачная.
В его лаборатории, занимающей половину минус третьего этажа, работало с полсотни человек. Муромцев и Федосеев, пройдя обязательную для всех без исключения процедуру проверки, спустились туда на лифте, потом Алексей приложил к датчику электронную карточку, и они вошли внутрь. По обеим сторонам длинного коридора за стеклянными стенами в ярко освещенных помещениях работали люди. Что-то препарировали, записывали, увозили на тележках.
Кабинет Федосеева находился в самом конце. Там их встретила секретарша — настоящее лицо лаборатории — чопорное, бесцветное, в очках. Муромцев знал, что она еще и лейтенант ФСБ.
— Рассказывай, Катя, — произнес Федосеев.
Муромцев уселся на вращающийся стул, окинув взглядом кабинет. На столе и по полу были разбросаны бумаги, сейф открыт, монитор компьютера светился.
— Я ничего не трогала, как все было, так и осталось, — сухо и четко начала секретарша. — Когда увидела этот погром, а я прихожу на десять минут раньше Алексея Сергеевича, то сразу же позвонила ему. Потом мы вместе стали смотреть, что могло пропасть.
— И что же пропало?
— Ничего.
— Это понятно, — пояснил Федосеев. — Вынести-то все равно нельзя. Только запомнить, намотать на извилины. Но зачем было устраивать такой бардак? Или в спешке, или…
— Намеренно, — досказал Муромцев. — Чтобы обозначить себя. Дескать, не дремли, мы тут, рядом, за твоей спиной. Рука Профессора. Ну, дальше!
— Директору я ничего пока не сообщал. Коллегам по лаборатории тоже, чтобы не нервировать. Только тебе.
— И правильно. С Фуфановым мы позже поговорим. А кто ночью работает?
— Ограниченный круг, вторая смена, чтобы только поддерживать в некоторых экземплярах жизнеобеспечение. Ну и так, по мелочи, для непрерывности процессов в экспериментах. Человек десять, не больше. Вот список, — Федосеев протянул Муромцеву листок бумаги.
— А что у тебя хранилось в сейфе?
— Самые последние результаты исследований. В компьютере — тоже.
— А пароль пользователя, конечно же, всем тут известен?
— Ну а как ты думаешь? Многие из сотрудников имеют к нему доступ. Все стекается ко мне, но им порой необходимо вновь и вновь обращаться к полученным данным. А я часто в отъезде.
— Стало быть, — сделал вывод Муромцев, — никакой необходимости во вскрытии компа не было.
— Но сейф имеет электронный код, — напомнила Катерина. — А его знают только Алексей Сергеевич и я.
Петр Данилович встал, подошел к сейфу, начал осматривать замок и клавиши.
— А что ты себе биометрический не поставишь? — спросил он.
— Дорого, — отозвался Федосеев. — Думаешь, тут миллионеры? Приходится экономить. А потом, мы порой без перчаток работаем, руки грязные, порезы бывают случайные, вот тебе и риск неудачной идентификации. Сиди потом перед закрытым сейфом.
Муромцев закончил осмотр и уселся на облюбованный им стул. Повращался.
— Когда ты последний раз менял код?
— Когда? Да лет пять назад.
— А надо бы, из соображений безопасности, каждый год. Посмотри на клавиши.
Алексей взглянул.
— И что?
— А то, что они затерлись. Именно те цифры, на которые ты часто нажимал. Даже я с ходу могу назвать твою секретную комбинацию: 817. Верно?
Федосеев только развел руками.
— Кто уходил из кабинета последним? — продолжил расспрашивать Муромцев.
— Я, — ответила секретарша.
— Мы же с тобой вчера допоздна в «Элефанте» сидели, — напомнил Федосеев.
— А дверь я заперла на ключ, — добавила Катерина.
— Ну, замок там вообще детский. Ладно, список твой я проверю, а пока пошли к Фуфанову.
…Пока они поднимались на лифте в директорский кабинет, Муромцев сказал:
— Подготовь мне, Леша, краткий медико-биологический анализ голубой крови. Не всякую историческую лабуду, а конкретно: симптомы, наследственность, вирусология и все прочее. И возможность заражения. Если она есть.
Федосеев кивнул и услышал еще один неожиданный вопрос, совершенно не имеющий отношения к делу:
— А чего это ты к Ирине приставал? И попыток своих не оставляешь. Все не уймешься?
— Уже успела пожаловаться? Быстро же нашла себе нового защитничка. Неужели съестное, как говорил Гамлет, с поминок на свадебный пир пошло? А насчет попыток — много о себе воображает.
— Ну, ты, любитель Шекспира, лучше бы Островского читал. У него в пьесах много про таких, как ты, ловеласов.
— Да и ты ведь, Петя, не больно-то патриотичен, если поглядеть. Движок у тебя от «Дженерал моторс», пистолет австрийский, костюм итальянский, туфли немецкие.
— Это такая светомаскировка. Отвечай по существу.
— Да просто пьян был. А что, нельзя?
Муромцев, подумав, согласился:
— Можно. Я бы на твоем месте, наверное, так и поступил.
Директор Института биологии и генетики был неприятно удивлен, увидев Муромцева.
— Опять ты? — недовольно буркнул он, отложив глянцевый журнал: — Я-то думал, ты уже давно во всем разобрался. А сейчас что?
— Да пустяки, — отозвался Петр Данилович, усаживаясь без приглашения в кресло. — Меня по-прежнему волнует только одно: каким образом злоумышленники узнали код твоего сейфа и сделали слепок с ключа?
— А я-то почем знаю?
— Ну, допустим, сам слепок с помощью стоматологической пасты или термостойкого герметика сделать не сложно. И быстро, особенно, если хозяин ключей — любитель чужих женских подушек и дармового виски. А сам при этом — в траву. Но меня твоя дама интересует во вторую очередь. Хотя и ею, конечно, придется заняться. Ради профилактики и ее связей с фигурантами дела. Но позже. А сейчас времени мало.
— Чего ты хочешь, Муромцев? Чего пристал? — сердито бросил Фуфанов.
— Хочу, чтобы ты со мной поделился секретом: кому выболтал код? Клавиши на замке у тебя в порядке, следишь. А вот за языком — вряд ли. Колись быстро.
— Да что ты себе позволяешь? — директор начал подниматься из-за стола. — Да ты знаешь, что я — зять Минобрнауки?
Нескладно получилось. И совсем не страшно.
— Зять всего министерства, что ли? — усмехнулся Муромцев. — Смотри, Фуфан, могу ведь и в репу дать. Ради пользы следствия.
Федосеев с улыбкой наблюдал за этой сценой. Директор как-то сник, сдулся. Наверное, решил, что лучше сказать правду, все равно не отвяжется.
— Понимаешь, Петр, было. Но это — своя, ты сам ее хорошо знаешь.
— Продолжай, — насторожился Муромцев.
— Я вообще-то смутно помню, корпоратив у нас был. Месяца полтора назад. Не здесь, разумеется, а в музыкальном пабе «Гластонбери», на Дубровке. Наши сотрудники пришли, как водится, с женами. А я на нее еще в университете глаз положил.