— Он был умнейшим аналитиком, опередившим свое время минимум на два поколения, отвергнувшим «Вавилонский проект» покорения мира. Он отрицал его ветхозаветную составляющую в части служения мамоне и поклонения Ваалу, а также претензии на «богоизбранность» жреческой касты, под незримым руководством которой и сейчас совершается перманентная мировая революция… И учти, если бы победил Троцкий со своими присными, то мы бы уже давно оказались на самом деле «винтиками». Все стали бы «трудовой армией» для темных сил.
— Это даже не оспаривается.
Некоторое время они шли молча. Потом Афанасий Никитич продолжил:
— Однако ситуация, к сожалению, радикально поменялась после ухода Сталина из жизни. Ему, конечно же, «помогли» это сделать.
В беседе с Бортниковым пролетело уже несколько часов. Но Муромцев нисколько не жалел о потраченном времени. Напротив, этот день он начинал считать очень удачным для себя.
Многое становилось понятным. И не только в психологическом портрете Тортошина. В скрытых пружинах мироздания. Картина определилась полностью. Тайные связи прояснялись. Но и это было еще не все. Афанасий Никитич продолжил:
— У России, с одной стороны, появляется уникальный шанс: сыграть в глобальной Большой игре вместе с Рокфеллерами — партнером временной значимости, который сегодня сам жизненно заинтересован в консолидированной и сильной России. Что будет завтра — уже другой разговор: это — политика, в которой, наряду со стратегией, существует и тактика, и компромисс… С другой стороны, реализации этого шанса будет всячески препятствовать агентура Ротшильдов. Ибо в их стратегии Российская Федерация должна быть расчленена, как того добивался Горби.
— Но России требуется, конечно же, новая элита — национальная, а не компрадорская.
— Да.
— Начиная разговор о Профессоре, мы вышли вон на какие масштабы! — усмехнулся Муромцев. — Но так или иначе все взаимосвязано.
— Конечно, — согласился Бортников. — Финансовый кризис в нашей стране может быть начат в любое время. Сошлюсь на данные нашей внешней разведки: каждый месяц в каком-нибудь ресторане на Уолл-стрит собираются руководители девяти мировых банков. И каждый месяц эти девять человек принимают решения, касающиеся шести миллиардов людей: каким будет процент безработицы в мире, сколько умрет от голода, какие правительства будут свергнуты, и так далее. Это респектабельные преступники, но они влиятельнее любого мирового политического лидера. У них реальная власть — власть денег.
— О том же мне говорил и Егоршин в Северной Фиваиде.
Бортников усмехнулся.
— Да это я объяснял Илье Гавриловичу, а он уже, наверное, пересказал своему ученику и твоему приятелю.
— Меня интересует вопрос: Ротшильды и Рокфеллеры — это последняя линия влияния, о которой мы знаем, или за ними еще кто-то стоит?
— Вопрос очень занятный. Сами факты говорят о том, что мировое правительство — это тот горизонт, который удаляется по мере приближения к нему. А что за ним? Этого никто не знает, можно только догадываться. В то же время мир действительно держат за горло несколько групп или кланов, сплоченных в кластеры. Они имеют неограниченные возможности. У них на поводке целая свора цепных псов. Это власть, собственность, СМИ, прикормленная наука, масс-культура, тотальная слежка, о которой нам поведали Сноуден и Викиликс, — да мы и без них знали! — а еще суперсовременное оружие, в том числе и бактериологическое, и даже такое, о котором мы еще не догадываемся. И, когда нужно, они спускают гончих псов на лис. То есть на неугодные им государства и народы…
— А когда вы видели Тортошина в последний раз? — задал главный для себя вопрос Муромцев.
— Когда? Дай вспомнить. Да месяца четыре назад. Он вдруг позвонил, я и приехал.
— А куда?
— На природу, — коротко ответил Афанасий Никитич. — Побродили по лесу, грибы пособирали. Славно пообщались.
— А потом? О новой встрече не договаривались?
Бортников лишь вздохнул и многозначительно с долей сожаления произнес:
— Петя, Тортошин всегда появляется тогда, когда сам захочет. И большей частью — неожиданно.
Они попрощались, и Муромцев поехал к Будановой. Она еще накануне сказала, что его ждет сюрприз.
ГЛАВА 14. «ВИРУСЫ В ПОГОНАХ»
Ирина открыла дверь, поцеловала его и шепнула:
— У нас дедушка. Ужинает. Мой руки и веди себя прилично.
— А я сегодня и так на удивление трезв, даже самому странно и обидно до слез, — тихо ответил Петр. — Может, мне лучше не светиться?
— Не мели ерунды. Он специально из-за тебя приехал.
— Тогда надо причесаться. Галстука-бабочки или банта какого-нибудь на шею у тебя нет?
— Бумажный флокс тебе в петлицу. Устроит? Могу принести.
Буданов сидел за столом в гостиной, но к ужину еще не приступал. Ждал жениха. Расставшись с одним ветераном КГБ, Петр с ходу угодил «в лапы» к другому. Хотя генерал-полковник выглядел совсем не страшно, напротив, как обыкновенный дедушка, не знающий, чем бы еще заняться на пенсии. Вот, разве что, посмотреть на женишка…
С Глебом Викторовичем Муромцев виделся всего один раз в жизни, когда летел кубарем с балкона на клумбу, получив щелчок по лбу. Но встреча запомнилась. И ему показалось, что Буданов нисколько не изменился. Седины прибавилось, морщин, но сухощавая фактура осталась прежней. И взгляд умный, проницательный, совсем не старческий. Ему бы еще работать и работать, а не в огороде копаться.
— Прошу, молодой человек, присаживайтесь, — радушно произнес отставной генерал в ответ на приветствие. — А я ведь вас помню. Только вы тогда как-то очень уж скоротечно исчезли. Но давайте продолжим наше знакомство.
— А уж я-то как рад… не поверите… — смутился и запнулся Муромцев.
— Рассказывайте. Не стесняйтесь. Хотя я и так все про вас знаю. Мне Афанасий докладывал. И очень вас хвалил.
— Он слишком добр ко мне. Еще не все темные стороны моей души исследовал.
— А стороны сердца?
— Сердце принадлежит Ирине, — честно ответил Петр. — Давно и бесповоротно.
— Что ж, ответ годится. Тогда начнем ужинать.
Буданов полез в сервант и достал из него бутылку коньяка. «Опять «Ной», — отметил Муромцев. Странное совпадение. «Ты стал слишком подозрителен, — тотчас же сказал он себе. — Во всем ищешь след Тортошина».
Ирина принесла запеченную в духовке курицу, выставила на стол рюмки. Буданов, иронично улыбаясь и с любопытством поглядывая на Муромцева, вдруг засмеялся:
— Не бойтесь, пейте! — сказал он. — Это я на Арбате в супермаркете покупал. Так что не отравитесь, как в прошлый раз. Мне Ириша рассказывала…
Петр вздохнул с облегчением. Действительно, глупо думать черт-те что. Он расслабился, тоже улыбнулся, чокнулся с генералом. Беседа между ними приобрела совсем непринужденный тон.
— А ты что же? — посмотрел на внучку генерал.
— Ты же знаешь, дедушка, я не пью, — скромно потупилась она.
— По праздникам. Только по будням, — добавил Петр.
— Но от шампанского-то не откажешься? Принеси там, коллекционное, из морозилки, которое я привез. Одну сейчас выпьем, а вторую на Новый год оставь. И икорки захвати.
Пока Ирина ходила выполнять просьбу генерала-дедушки, Муромцев спросил:
— А по какому случаю такое торжество?
— А мне говорили, что ты очень догадливый. Прирожденный сыщик.
Буданов сменил тон и без долгих церемоний перешел с ним на «ты». Имел право. И по возрасту, и как старший по званию, и просто в качестве будущего родственника. Он продолжил:
— Теперь скажи мне вот что. Что там у тебя за канитель с Тортошиным? В двух словах, пока Ириши нет.
— Да все никак не изловим.
— Пустой номер — искать черную кошку в темной комнате, особенно, когда ее там нет.
— Конфуций, я знаю.
— Вот и думай.
— Но я вашу аллегорию в данном случае не понимаю.
— Просто будь с ним поаккуратней, что ли. Если найдешь, конечно. Не прессуй. Илья Гаврилович, я знаю' всегда хорошо относился к Ирише и Валентину.
— Слушаюсь, товарищ генерал! — Муромцев приподнялся со стула и даже отдал честь.
— К пустой голове… — усмехнулся Буданов. — То, что у внучки с Валей личная жизнь не заладилась — это их проблемы. Еще надо поглядеть, как у вас сложится. Но ты мне симпатичен. Вот и Афанасий советовал присмотреться. Рекомендовал.
— Куда? Неужто в Союз кинематографистов?
— Единственный твой недостаток — много шутишь. Но это пройдет, когда с головой окунешься в то, о чем тебе сегодня рассказывал Афанасий. Он ведь не случайно ввел тебя в курс всего того, что творится в России и во всем мире. Приоткрыл завесу. По моей просьбе. Дальше узнаешь больше. Но теперь все зависит от тебя самого.
— А что именно?
— А то, — со значением сказал генерал, — как ты себя проявишь в деле с Тортошиным. Правильно себя поведешь или нет. Тогда и поглядим, стоит ли тебя вводить в наш круг, или промахнулись.
— А как надо-то? — спросил Петр.
— Надо как положено.
Ответ Муромцева не удовлетворил. Но он понял, что это и было главной целью приезда Буданова. «Прощупать» его на какую-то профпригодность. К чему? Не к тому ли, чем эти «старички» занимаются на дачах в Петелинке? Но это же смешно. Или нет? Или он еще многого не знает? Но вовсе не на «смотрины» жениха приехал дедушка. Хотя и на них тоже. Судя по всему, генерал умел отделять «личное» от «конкретного», и никогда, даже совмещая их, не упускал из виду то, чем занимался всю жизнь.
— А что это за «круг избранных»? — на всякий случай спросил Муромцев.
Вернулась Ирина, неся на подносе бутылку французского шампанского и бутерброды с икрой. Но в разговор не вмешивалась, сидела в сторонке с отстраненным видом.
— Скорее посвященных в тайны общества, — отозвался генерал. — Но об этом с тобой еще рано говорить.
— То есть не прошел еще обряд инициации? Вроде стояния перед картиной «Менины» в Прадо? А у вас, должно быть, надо будет прислониться к Царь-колоколу?