— А Фуфан сел в директорское кресло уже после Тортошина?
— Да. Илья Гаврилович никогда бы не допустил, чтобы такого неуча прислали. Сам он к должностям не рвался, хотя ему много раз предлагали. Тортошину было важно руководить исследовательской лабораторией. И чтобы никто посторонний туда не лез. А авторитета для этого у него хватало. И прежний директор давал ему полный карт-бланш. Даже никаких ревизий и контрольных проверок на моей памяти никогда не было. Это потом уже Фуфан распустил хвост, началась всякая дерготня.
— Видимость бурной деятельности, — подсказал Петр.
— Вот-вот, — согласился Алексей. — Он ведь менеджер, не ученый, не организатор даже. Аккумулирует финансовые потоки и распределяет средства, гранты, только и всего. Занимается рекламой, созданием международного имиджа Институту, хотя это лишь во вред идет. Секреты надо держать за зубами. А у него во рту ничего не держится. Экономит, где не надо, зато устраивает пышные презентации и конференции. И себе уже успел новую квартиру прикупить и «лексус». Поговаривают, что даже землю под институтом продал. А весь первый этаж вообще в аренду турфирмам сдает. Это в секретном-то учреждении.
— Менеджеры с офисным планктоном и потопят Россию окончательно в пучине Мирового океана, — высказался Петр. — Не штатники, не масоны-иллюминаты, не олигархи в офшорах, не коррумпированные чиновники с власть предержащими, не инопланетяне даже, а тупая армия собственных болтунов-менеджеров. Которым просто это словечко очень нравится, а что с ним делать — они не знают. Да и не хотят, если бы и догадывались.
— Верно мыслишь.
— Но ты все-таки был аспирантом у Тортошина, его ассистентом, значит, он тебя как-то выделял из остальных дипломников. Да и на курсе, насколько я помню, всегда нахваливал.
— Было, не отрицаю. Относился он ко мне с симпатией. Как и к Валентину Егоршину, помнишь?
— Как забыть? — расплылся в улыбке Муромцев. — Мы же с ним за одной девушкой ухаживали. За Ириной Будановой с химфака. До дуэли дело дошло. Я ему вызов послал, а он шпаги приготовил. Мы оба в фехтовальную секцию ходили.
— И кто победил?
— Он, — честно признался Петр. — Я же был только кандидатом в мастера, а Валька уже на студенческой Универсиаде выступал, призовые места хватал.
— Я и не знал, что вы оба были так влюблены в нее.
— Что ты! До потери пульса. По крайней мере, о себе могу сказать точно. Вот уж была красавица! Пепельные волосы, огромные с зеленым отливом глаза, а фигурка!..
Алексей усмехнулся.
— Извини. Накатило. Итак, из всей студенческой биомассы Илья Гаврилович выделял тебя и Вальку?
— Да. Но я все же добавлю кое-что, что тебя, наверное, расстроит еще больше. Через три года после окончания университета Ирина вышла замуж за Егоршина.
— Вот как? — чуть смутился Петр. — Повезло парню. Не зря дуэль выиграл. Все по-честному… А, ладно!.. Мужик он хороший. Или я не прав?
— Нет, все правильно. И умный, и порядочный. Один из самых талантливых на нашем курсе. Илья Гаврилович пустышек возле себя терпеть не мог.
Федосеев замолчал. Пауза затягивалась.
— Выкладывай уж, — потребовал Муромцев. — Что тебя смущает?
— Дело в том, — очнулся Алексей, — что Егоршин работал в нашей же лаборатории. Он пришел туда даже раньше меня. Я занимался больше рептилиями, а Валентин — голубой кровью. Но это один проект. Все взаимосвязано, только как бы разветвление от единого ствола. Там еще много чего намешано, что может показаться тебе совершенно невразумительным, и даже смешным.
— Мне уже смеяться хочется. И до тех пор, пока я не уясню себе, что ценного для всего человечества вы стремились извлечь из этих игуан, я не врублюсь. А когда я чего-то не понимаю, меня просто хохотать тянет. Синдром дауна.
— Ничего, скоро поймешь. Придешь домой, включишь компьютер, посмотришь флешки, там есть и видеофайл. А что будет неясно, позвонишь — встретимся. Пока скажу лишь, что проекты «Рептилии» и «Голубая кровь» — это не придумка Тортошина, он просто выловил их как рыбак на удочку из мировой пучины идей и гипотез. Оказался на берегу в нужное время и в нужном месте. Илья Гаврилович всегда был на переднем рубеже науки, ничего не пропускал.
— И попавшаяся на его крючок рыба оказалась весьма скользкой и зубастой?
— Примерно так, — кивнул Алексей. — Тема тянется из глубин веков. Едва ли не от сотворения мира. И во все времена к ней так или иначе обращались умные головы. Тот же Ньютон, к примеру. А еще раньше — Пифагор, да и до него были, о которых мы, возможно, вообще ничего не знаем. Из микенской цивилизации. Из Элама или Шумера. Древнего Египта или Вавилона. Из Атлантиды. А в сравнительно близкие к нам времена — Тесла, Менделеев, Федоров, Вернадский. Физиолог Павлов. Да многие!.. Включая философов, писателей и богословов. Не говоря уж о конспирологических структурах, Аненербе и прочих.
— Но если это такая занятная штука, почему же о ней мало что знают? — задал вопрос Петр.
Федосеев пожал плечами.
— Не положено. Пускай и дальше продолжают спать и хрюкать. Но, если серьезно, то сведения об этом периодически в печать просачиваются. Правда, с желтым оттенком. Типа очередной сенсации, оказывающейся через пару дней «уткой». Да так даже и лучше. Спокойней работать.
— Так что Егоршин? — напомнил Муромцев, поскольку Алексей вновь приумолк, глядя куда-то сквозь собеседника.
— Да, Егоршин… Для него Илья Гаврилович всегда был кумиром, буквально примером для подражания. С каким восторгом он выслушивал его речи и указания! Бежал исполнять тотчас же. И отзывался о нем только в самом превосходном тоне.
— Идол, попросту говоря, — вынес вердикт Петр. — А для тебя?
— Я человек трезвомыслящий. И все негативные стороны Профессора замечал. На бога он не тянет. Гений, и только. А эта категория людей способна как на светлое, так и на самое дурное, черное. Причем порой одновременно. Вся человеческая история нас этому учит.
— Рад, что ты так думаешь. А то я уж начал в тебе сомневаться, когда ты тут пел осанну Мориарти.
— А я ведь и не отрицаю, что он — выдающаяся личность. Но это не мешает ему творить зло.
— Вот даже как? А какие у тебя конкретные доказательства?
— Интуиция, — коротко ответил Алексей. — И косвенно — сами проекты, над которыми мы работали. Их можно развернуть в любую сторону. А еще Егоршин. Он ведь, насколько мне известно, не переставал встречаться с Тортошиным, даже когда тот ушел из лаборатории. Думаю, Илья Гаврилович нарочно оставил его там, в институте, чтобы иметь свои глаза и уши.
— Экий хитрец! — усмехнулся Муромцев. — Да и Валька хорош.
— Профессору были необходимы результаты лабораторных исследований, поскольку он продолжал работать над этой темой дома, хотя всем своим видом показывал, что ему все надоело и он отошел от дел. А Валентин, подозреваю, докладывал ему о каждом нашем шаге. От чистого сердца, добавлю.
— Заставь дурака богу молиться… — сказал на это Петр.
— Вот именно. Я его не виню. Но вот однажды, после той конференции, на которой вдруг возник как бы из небытия Тортошин, Валентин мне сказал такую фразу: «Что-то наш Профессор совсем в тупик забрел. Дальше — бездна. И меня за собой тянет. И всех нас». Буквально так и произнес, я запомнил.
— Интересно. Что бы это значило?
— Вот и мне интересно. А к тому времени я и сам стал задумываться над конечными результатами наших исследований. А когда понял, что к чему, то словно тоже вдруг оказался перед черной бездной. В последнем шаге от нее.
Федосеев посмотрел на часы и спохватился:
— Мне пора, у меня еще одна встреча.
— Свидание? Какая-нибудь молоденькая рептилия?
— Тебе бы все шутить.
Они попрощались. Муромцев отправился на службу, но о флешках подзабыл, вернее, в текучке дел отложил на потом. Вспомнил только через пять дней, когда ему позвонил сам Федосеев и сообщил две новости. Первая: из кабинета директора Института биологии и генетики пропали результаты исследований по проектам «Рептилии» и «Голубая кровь». Сейф был вскрыт ночью. Работали профессионалы. Вторая: той же ночью покончил жизнь самоубийством Валентин Егоршин.
Все это дало повод Муромцеву пойти к генералу Сургутову и убедить того забрать оба дела по поводу кражи в институте и смерти одного из его ведущих сотрудников из следственных органов и прокуратуры в свое ведомство, связать их в единое и поручить расследование ему. А причина в том, что спецотдел «Ф», который долгие годы, еще с конца ельцинских времен, возглавлял Василий Семенович, как раз и занимался подобными «темными пятнами» — всяческими проявлениями сверхъестественного, непознанного; парапсихологией и другими загадочными свойствами отдельных людей и всего человечества как живого организма.
ГЛАВА 2. РЕПТИЛИИ И РЕПТИЛОИДЫ
Накануне ночью Муромцев ознакомился с большей частью содержимого флешек. Потом долго сидел, глядя в окно. Все это выглядело как-то слишком уж фантастично. Поэтому Муромцев решил не мешкать.
Он еще раз просмотрел все файлы. Они представляли собой обзорные обосновательные записки на тему: почему биологическая референс-лаборатория Тортошина должна была заниматься этими проектами под условными названиями «Рептилии» и «Голубая кровь» и почему обязана продолжить исследования после ухода профессора. Очевидно, Федосеев просто скопировал их содержание из некоторых служебных документов, а для удобства Муромцева подсократил, убрав всю научно-исследовательскую и официальную часть. И отредактировал, оставив только самое необходимое и собственные комментарии.
Встреча со старым приятелем состоялась в том же пабе через два дня.
— Что за галиматью ты мне подсунул? — спросил перво-наперво Муромцев после основательного глотка пива.
— Все темное и загадочное поначалу кажется нам связкой ненужных ключей, — отозвался Федосеев. — Но они отпирают те двери, мимо которых мы проходим в спешке и даже не замечаем их. Так что думай и анализируй. Вот, например, прикинь, почему, как только американские войска вошли в Багдад, а их танки заняли позиции около Национального музея Ирака, так тут же начался его грабеж? Грабили не штатники, но какие-то странно подготовленные «мародеры», ловко вскрывающие стальные двери хранилищ и хорошо знакомые с планом даже подземных запасников. Позже ошарашенные хранители с недоумением писали, что, несмотря на их крики о помощи, присутствующие при этом америкосы не сделали практически ничего, чтобы помешать преступникам. «Мародеры» опустошили величайшую сокровищницу мира.