Тем не менее мотивы и позитивные программы у разных групп были различны. Наиболее заметной группой в конце шестидесятых годов были правозащитники. Я называл их «западниками», так как главной здесь была ориентация на западные демократические и политические ценности, а в конечном счете – и на западные экономические модели. [83] Значительная часть западников отрицала ценности социализма, не верила в демократический социализм, но очень активно защищала западный образ жизни. В идейном отношении именно эти группы диссидентов прямо связаны с «демократами» 1989–1992 годов.
В 70-е годы возникло сильное движение за право на эмиграцию из СССР. Начало этому движению положила борьба за эмиграцию в Израиль. Однако позднее возникли и активные группы, стремившиеся к эмиграции в США и в европейские страны. Это движение не имело продолжения в 90-е годы, так как все существовавшие ранее ограничения на эмиграцию были отменены еще в 1990–1991 годах (кроме ограничений, связанных с проблемами государственных секретов).
Пожалуй, наибольшее число людей участвовало в национально-демократических и националистических движениях. Национальные движения были сильны на Украине и в Прибалтике, в Грузии и Армении. Менее заметными были такие движения в Казахстане и Средней Азии, в Белоруссии и в Азербайджане. Очень активны были крымские татары, добивавшиеся возвращения на свою родину в Крым.
Нередко национальные движения окрашивались в религиозные тона – движение в защиту католической церкви в Прибалтике или за исламские ценности в Средней Азии. Некоторые группы выступали за расширение автономии и прав в рамках СССР, другие ставили своей целью образование самостоятельных государств. Эти цели также не противоречили законам и Конституции СССР, где признавалось право на самоопределение вплоть до отделения. Тем не менее репрессии против «националистов» были очень жестокими. Заметной частью движения диссидентов являлся и русский национализм. Он был представлен Александром Солженицыным и Игорем Шафаревичем, Владимиром Осиповым и другими.
Заметной частью движения диссидентов были группы с социалистической или социал-демократической ориентацией. Социалистами считали себя участники небольших групп Лена Карпинского и сторонники Бориса Кагарлицкого. Леонид Петровский и Юрий Карякин, Петр Абовин-Егидес и Раиса Лерт, Евгения Гинзбург и Сурен Газарян тоже поддерживали концепцию «социализма с человеческим лицом». Я также выступал всегда как социалист и демократ, хотя и не создавал никаких формальных организаций. Однако в издании и распространении журнала «Политический дневник» в 60-е годы и «ХХ-й век» в середине 70-х мне помогали более десяти человек.
Как правозащитник-социалист выступал Петр Григоренко и его группа. Лишь в эмиграции он стал выступать как украинский националист. Эмигрантские организации украинцев оказали генералу поддержку и в лечении, и в издании книг. Такие переходы от одного течения к другому были для многих диссидентов обычным явлением и, как правило, никем не осуждались.
Андрей Сахаров начинал свою деятельность с общедемократических и социалистических позиций, затем возглавил Комитет прав человека, где работал вместе с Валерием Чалидзе. В середине 70-х годов Сахаров начал активно выступать за право свободной эмиграции из СССР.
Михаил Агурский начинал свою деятельность как проповедник и защитник православной Церкви, он помогал Солженицыну в составлении ряда сборников («Из-под глыб»). После эмиграции в Израиль и неудачных попыток сблизить христианство и иудаизм М. Агурский принял сионизм и стал активно защищать его концепции, не теряя при этом связей с другими правозащитными группами в СССР.
Я указал выше наиболее крупные и известные течения среди диссидентов. Но в нем имелись и более «специализированные» группы. В 70-е годы возникло несколько групп, выступающих против злоупотребления психиатрией в политических целях. В защиту своих прав выступали некоторые христианские секты – адвентисты седьмого дня, пятидесятники, баптисты. Появилось движение советских немцев за выезд в ФРГ и движение месхов за возвращение в Грузию. В угольных районах страны появились независимые профсоюзные организации. Здесь сказывалось влияние уже не «Пражской весны», а польской «Солидарности».
В числе диссидентов нередко оказывались известные писатели и ученые, художники и поэты, скульпторы и музыканты, которые выступали за свободу творчества, в частности и своего собственного. Нелепые запрещения в области культуры превращали в диссидентов Мстислава Ростроповича и Юрия Любимова, Эрнста Неизвестного и Михаила Шемякина, Лидию Чуковскую и Льва Копелева, Василия Аксенова и Владимира Войновича, Сергея Довлатова и Владимира Некрасова, Александра Зиновьева и Георгия Владимова, Александра Некрича и Иосифа Бродского.
Не являясь единым движением, движение диссидентов не могло оказать какого-то единого и совокупного влияния на события девяностых годов. Диссиденты 60—70-х годов помогли образованию в СССР того, что принято называть общественным мнением. Ни в 40-е, ни в 50-е годы независимого от КПСС общественного мнения у нас в стране не имелось. Движение диссидентов помогло создать ту почву, те идеологические истоки, на которых выросла нынешняя еще не вполне зрелая многопартийность. Относительный прогресс демократии в СССР и в России развел сохранивших активность диссидентов по разным партиям современной России, не говоря уже обо всем постсоветском пространстве.
Движение диссидентов конца 60-х годов, за малыми исключениями, не было рассчитано и сориентировано на длительную многолетнюю борьбу. Подавляющее большинство участников его думало о сравнительно быстрых переменах и верило в возможность таких перемен. Наиболее яркий период в движении диссидентов продолжался всего два года – от осени 1966 года до осени 1968 года. Это было время наибольшего влияния инакомыслящих на интеллигенцию. В диссидентских группах можно было наблюдать энтузиазм и воодушевление, несмотря на продолжавшиеся репрессии.
В эти два года в рядах диссидентов оказались Сахаров и Солженицын, начала издаваться «Хроника текущих событий». Это было время наибольшего распространения машинописного Самиздата; в тысячных тиражах расходились по стране «крохотные» рассказы Солженицына, памфлеты Григория Померанца, публицистика Эрнста Генри, «меморандум» Сахарова, материалы из Чехословакии, магнитофонные записи Галича и Высоцкого. Диссидентов поддерживала не только интеллигенция, но часть старых большевиков, отдельные люди из партийно-государственного аппарата. Несомненным было влияние в 1967–1968 годах событий в Чехословакии, менее заметным, но также значительным было влияние публикаций и деятельности «Нового мира». Важную роль играл тот факт, что еще с начала шестидесятых годов, по инициативе Хрущева, было прекращено глушение западных радиопередач (кроме «Свободы» и «Свободной Европы»). В 1966–1968 годах миллионы людей, в том числе и среди рабочих и служащих, слушали по вечерам «Голос Америки», «Немецкую волну», «Би-Би-Си». Это, конечно, очень помогало распространению документов и идей диссидентов, делало многих из них известными людьми. О них часто писала и западная пресса, статьи из которой регулярно зачитывались по радио.
Перелом в движении диссидентов стал происходить с осени 1968 года, то есть после вторжения войск Варшавского Договора в Чехословакию и подавления «пражской весны». Эта масштабная насильственная акция за пределами СССР неизбежно привела к усилению давления режима на все группы внутренней оппозиции. Десятки известных диссидентов оказались в конце 60-х – начале 70-х годов в тюрьмах и лагерях. Более широко стала применяться и такая жестокая форма репрессий, как психиатрические госпитализации. Через психиатрические клиники или через психиатрические больницы тюремного типа прошли Петр Григоренко и Владимир Буковский, Леонид Плющ и Жорес Медведев.
Репрессии или даже угроза репрессий привели к отходу большей части интеллигенции от поддержки движения, хотя интерес к нему и сочувствие сохранились. Для большинства деятелей интеллигенции даже исключение из КПСС было серьезной репрессией: люди лишались прежних должностей или работы, их переставали публиковать, лишали всех льгот. С 22 августа 1968 года началось глушение всех западных радиостанций. Но большая часть активистов диссидентского движения продолжала борьбу и в этих более трудных условиях. Они уже находились вне рамок прежней профессиональной деятельности. К тому же ситуация менялась не сразу и не столь однозначно.
Как раз с 1969–1970 годов советское руководство начало втягиваться в процесс «разрядки» или «детанта» в отношениях с Западом. Внимание западной общественности к проблеме прав человека в СССР возросло, как и внимание западных средств массовой информации. Диссиденты не могли пренебречь этим вниманием и помощью. Правозащитники-«западники» вступали в контакт с западными корреспондентами еще в 1967–1968 годах. Первая встреча Солженицына с корреспондентами «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» состоялась в 1970 году. Сахаров встретился с одним из скандинавских корреспондентов в 1972 году.
Мои встречи с западными корреспондентами, а затем и дипломатами начались в 1973 году, однако Жорес встречался с ними еще в 1969 году.
Прогресс разрядки изменил характер репрессий против диссидентов в СССР. В конце 60-х годов власти опасались высылать диссидентов за границу, хотя эта форма репрессий против инакомыслящих была опробована еще Лениным в 1922 году – после окончания гражданской войны и начала НЭПа. Крайне немногочисленной была в 60-е годы и еврейская эмиграция из Союза. Шумные акции начала 70-х годов привели к увеличению еврейской эмиграции, в которую «для опыта» было включено и несколько диссидентов неевреев. Опыт был оценен, по-видимому, как успешный, так как уже в 1972 году несколько десятков диссидентов всех национальностей покинули страну. Одни уезжали добровольно, другие под давлением и угрозами, третьи были лишены советского гражданства во время научных или писательских командировок, даже во время поездок для лечения. В феврале 1974 года из СССР был выслан А. Солженицын. Высылка за границу становилась постепенно главной формой борьбы с диссидентами. Тысячи людей всех национальностей оказались в эмиграции, которую стали называть «третьей эмиграцией».