В салонах там и тут валялись человеческие тела. Стюардесса с испуганными глазами закричала ему, чтобы он немедленно выбирался наружу. Может быть, Роберта уже выбралась из самолета? Поль не видел ее поблизости. Может быть, она выпрыгнула в другую дверь?
Он стал пробираться по искореженному проходу к ее месту. Там Поль ее и обнаружил, на полу под вырванным из пола сиденьем, от которого она даже не успела отстегнуться. Он наклонился, ощупал Роберту и с ужасом убедился, что она мертва.
Подняв голову, Уэлтон увидел объятую пламенем кабину пилота. Металл носовой части корежился от огня. Раздался новый взрыв, и Поль вскочил на ноги. Он бросился бежать назад по проходу, зная, что вот-вот весь лайнер взорвется. Выпрыгнув в спасительный проем, он, не останавливаясь, бросился в снежную мглу, подальше от места катастрофы.
Обессилев, Уэлтон остановился, чтобы восстановить дыхание. Оглянувшись вокруг, он понял, где находится. Самолет потерпел аварию, упав в замерзшее болото, всего лишь в четверти мили открытого пространства до дома Поля.
Некоторое время Уэлтон стоял неподвижно, озадаченный, почти потерявший рассудок, словно оглушенный обрушившейся на него бедой. Весь его план внезапно развалился подобно самолету, на котором он пытался исчезнуть. Роберта мертва. Удвоился, утроился риск, что его афера обнаружится. Он посмотрел в сторону горящего лайнера и увидел спешащие к месту катастрофы пожарные машины и автомобили скорой помощи.
— Я пойду домой, — решил он. — Никто не знает, что я был в самолете. Поэтому я пойду домой.
К счастью, болото сильно промерзло. Уэлтон, продираясь сквозь кустарник, выбрался на шоссе. От холода и волнения его знобило. Отмахнувшись от водителей, выразивших желание его подвезти, засунув ладони под мышки, он побрел напрямик к дому через картофельное поле.
На дворе он задержался, оглядываясь по сторонам, и подумал, что он ведь и не надеялся вновь увидеть это место. Путешествие оказалось слишком коротким. Поль взошел на шаткое крыльцо, ища в кармане ключи. Внезапно он остановился. Сквозь щелку в занавеси на окне увидел, что творилось в гостиной.
Они лежали вместе на диване — Мэри и незнакомый мужчина. Вид любовников потряс его, возможно, больше, чем авиакатастрофа. Мэри в объятиях другого! Он тут же догадался, что их связь началась давно, что они проводили свидания, когда он находился на службе, утаивая понемногу чужие деньги, когда отлучался в конце недели, готовясь к побегу.
Гнев обуял Уэлтона. Мэри он давно не любил. Но она была его женой. Она не имела права изменять ему в его собственном доме. Охватившая Поля жгучая ревность, затмив рассудок, явилась следствием существовавшего в нем инстинкта себялюбивого собственника.
Уэлтон тихо сошел с крыльца, обежал угол дома. Трясущимися руками открыл двери гаража, разыскал в подсобном ящичке на приборной доске автомашины пистолет. Чувствуя в руке холодную тяжесть оружия, он вернулся к дому, вновь поднялся на крыльцо, вставил ключ в замок и бесшумно отворил дверь.
Когда муж вошел в гостиную, поднимая на ходу пистолет, Мэри оторвалась от ласкавшего ее мужчины и обернулась. Челюсть ее удивленно отвисла. Обнаженный любовник тоже развернулся лицом к вошедшему, когда Поль начал стрелять. Уэлтон опустошил всю обойму, пока они не перестали дергаться. Постояв над убитыми с опущенным в руке пистолетом, вслух произнес:
— Теперь я влип. Влип по-настоящему.
Дом ответил мрачным молчанием.
Уэлтон вновь почувствовал холод вокруг и внутри себя. Повернувшись, он увидел, что входная дверь и дверь в гостиную распахнуты. Закрыв их, он вернулся и уселся в кресло, подумав, что теперь ему уж никак не увидеть солнечных краев, не улететь туда с деньгами и любимой женщиной в поисках красивой жизни. Никогда не узнать радостного чувства полета на больших реактивных самолетах. Его лайнер упал, в сущности, так и не взлетев. Вместо всего, о чем мечтал, его ждет тюрьма и, вероятно, казнь на электрическом стуле за двойное убийство…
Внезапно в голову пришла блестящая мысль. Какой он идиот! Ведь у него абсолютное алиби. Стоит только уйти отсюда, вновь добраться до места катастрофы, оказаться в числе обнаруженных на месте живых пассажиров… В конце концов, если потребуется объясниться, он всегда может найти вескую причину, почему оказался в самолете. У него отличнейшее алиби!
Уэлтон подошел ко входной двери, открыл ее, выглянул наружу. Никого и ничего, кроме продолжающейся снежной метели. Поль вынул из кармана платок, тщательно обтер им пистолет и бросил оружие на пол. Затем он поспешно вышел из дома и кратчайшим путем побежал к болоту, туда, где при свете огня и автомобильных фар копошились люди вокруг горевшего самолета.
Поль заметил группу спасателей, бродившую по болоту с ручными фонарями в поиске уцелевших пассажиров. Пригибаясь низко к земле, он почти на корточках приблизился к спасателям, незаметно опустился на снег в нескольких шагах от них и притворно застонал.
Люди подбежали к нему, осветив фонарями трясущееся тело и разорванную одежду.
— Найден еще один, — кто-то крикнул против ветра, и Поль почувствовал, как его поднимают, держа под мышки.
Он позволил им отвести себя к взлетной полосе, где кто-то набросил ему на плечи одеяло и сунул в ладони чашку с горячим кофе. Поль почувствовал, что нет нужды притворяться: его трясло, все расплывалось перед глазами как в тумане, он едва мог держать чашку с кофе.
Через некоторое время Уэлтона посадили в машину скорой помощи и отвезли в здание аэропорта.
Способность мыслить вернулась к нему в пути. Он все-таки попытается исчезнуть. Пояс с деньгами был надежно пристегнут к телу. Сам Поль ничуть не пострадал. Он в состоянии лететь. Важнее всего было убраться отсюда и как можно скорее.
В медицинской комнате аэровокзала врачи осмотрели, ощупали его, не обнаружив никаких травм.
Выждав, Поль Уэлтон попросил отправить его в Мехико другим рейсом.
— Вам не следует лететь, — возразил служащий аэропорта.
— Вы только что…
— Я должен. Срочное дело. Первым же рейсом я должен лететь в Мехико, — упрямо твердил Поль.
Его пытались разубедить, но напрасно. Лишь после того, как он подписал декларацию, что чувствует себя здоровым, что не пострадал и не пережил нервное потрясение в катастрофе, и не имеет претензий к авиакомпании, ему оформили билет на самолет, вылетавший примерно через час.
Шестьдесят минут пролетели на этот раз почти мгновенно, и прежде чем Поль успел опомниться, объявили новую посадку. Он направился через выход к другому самолету. Дул по-прежнему сильный холодный ветер, но снег прекратился, и небо прояснилось. Уэлтон шел к самолету, также наклонив голову и придерживая шляпу рукой. Поль вновь ощутил прилив радостного волнения.
У трапа самолета он остановился, поднял голову и посмотрел внутрь авиалайнера. Входная дверь показалась ему разверзнутой пастью огромного неумолимого чудовища, приготовившегося к прыжку. Поль судорожно задрожал всем телом.
И вместе с охватившим Уэлтона ужасом он внезапно осознал объективную истину: больше никогда в своей жизни он не поднимется на борт авиалайнера, никогда не полетит в теплые края в поисках красивой жизни. Он, однако, попытался поставить ногу на ступеньку трапа, но так и не смог сдвинуться в сторону избавления от реальной действительности.
Стоя наверху трапа, стюардесса зазывающе махнула рукой, но, убедившись, что с пассажиром творится что-то неладное, быстро спустилась вниз. Поль повернулся и бросился от нее бежать. Это было бегство и от свободы — от той свободы, о которой он мечтал и которая была так близка. В паническом ужасе Уэлтон бежал в сторону аэровокзала, где надеялся найти теплоту, свет и спокойствие. В это мгновение позади оглушительно взревели моторы самолета, и Поль закричал, зажав уши ладонями, чтобы не слышать этот рев.
Чьи-то легкие, но сильные руки обхватили его в здании аэровокзала и повели к санитарной машине.
Дональд ВестлейкУступи дорогу
Детектив Абрахам Левин из 43-го участка района Бруклин сидел за своим столом в служебном кабинете и тосковал о сигарете. Пальцы его левой руки самопроизвольно сжимались и разжимались, чувствуя себя неуютно без привычной бумажной трубочки, набитой изнутри табаком. В правой руке он держал карандаш, который время от времени машинально подносил ко рту. Он даже не осознавал, что делает, пока не почувствовал на вкус песчаную шершавость ластика, прикрепленного к концу карандаша. Левин открыл ящик стола, бросил туда деревяшку и попытался сосредоточиться на новостях лежащего перед ним иллюстрированного журнала.
Казалось, что весь мир обернулся против человека, желающего бросить курить. Вокруг него повсюду другие личности дымили сигаретами непринужденно и как бы между прочим. И эта их непринужденность выставляла в неприглядном свете причины решения бросить курить. Попытайся отгородиться от курильщиков с помощью телевидения или радио, и реклама сигарет с ее заманчивыми трюками сведет тебя с ума. Левин давно заметил, что самым популярным выражением во всех развлекательных романах была фраза «Он зажег еще одну сигарету». Государственные деятели и другие знаменитости попадали на прицел теле-кино-фотокамер непременно тогда, когда они затягивались сигаретами. Он только что прочел третий раз в журнале сообщение о том, что папа Иоанн XXIII стал первым прелатом Римской католической церкви, который позволил себе курить на публике.
В раздражении Левин закрыл журнал, но с обложки на него уставился, ухмыляясь с сигаретой в краю рта, губернатор одного из среднезападных штатов. Детектив закрыл глаза и подумал, что он превратил себя в посмешище на склоне лет. И в самом деле, пожилой человек, бросающий после многих лет пристрастия к куреву эту привычку, смешон даже в собственных глазах, а его существование превращается в долгую цепь маленьких неприятностей. В Голливуде могли бы отснять отличную комедию о моих терзаниях — продолжал размышлять Левин — с участием известного комика Харди. Только Харди умер недавно от сердечного приступа.