Рассмотрим, например, русские буквенные цепочки, имеющие структуру «согласная + а, о, у, е или и (т. е. одна из основных гласных) + согласная». Разных буквенных цепочек такой структуры может быть 21×5×21 = 2205. Как показывает подсчет, около четверти этих цепочек в русском языке служат внешним выражением какой-нибудь словоформы[5], например, кит, рук, дал, вот (а в случаях омонимии – даже нескольких словоформ, как, скажем, рой – существительное и глагол).
Возьмем какой-нибудь иностранный язык, где много слов имеет структуру «согласная + гласная + согласная» (большинство языков именно таково). В русской транскрипции эти слова будут иметь вид описанной выше цепочки. Но в условиях, когда четверть таких цепочек уже «занята» русскими словоформами, практически невероятно, чтобы не произошло никаких совпадений записанных таким образом иностранных слов с русскими словоформами.
Пусть имеется какая-нибудь пара языков, например, такие два родственных языка, как английский и русский. Созвучие английского и русского слов может иметь два принципиально различных источника:
1) наличие исторической связи между этими двумя словами;
2) случайность.
Первая из этих возможностей имеет два варианта:
1а) историческое родство, т. е. происхождение из одного и того же слова древнего языка, являющегося общим предком взятых языков (для английского и русского таким предком является праиндоевропейский язык);
1б) отношение заимствования (т. е. в нашем случае тот факт, что либо русское слово есть результат заимствования в русский язык именно данного английского слова, либо наоборот).
Например, в паре «англ. three – русск. три» имеет место отношение 1а; в парах «англ. dog – русск. дог» и «англ. tsar – русск. царь» – отношение 1б (а именно, в первом случае русское слово заимствовано из английского, во втором – наоборот); в паре «англ. beach – русск. бич» – отношение 2.
Понятно, что чем ближе родство двух языков, тем чаще будут встречаться пары типа 1а. Например, созвучные слова русского и украинского языков в подавляющем большинстве случаев принадлежат именно к этой категории. Напротив, при относительно дальнем родстве (как, например, между английским и русским) доля таких пар оказывается небольшой. Наконец, в случае неродственных языков вариант 1а вообще отсутствует.
Для нашего разбора существенно то, что практически всегда имеются пары типа 2 – даже в случае неродственных языков.
Приведем еще некоторые примеры, где между созвучными словами нет никакой исторической связи. Вот несколько английских слов, русская транскрипция которых совпадает с некоторым русским словом: bob, bog, beg, buck, book, bitch, beach, beech, bleak, bread; ср. русские боб, бог, бег, бак, бук, бич, блик, бред. Их значения, разумеется, совсем другие, чем у созвучных русских слов, но совпадения значений в данном случае и не требуется. Ясно, что это лишь маленькая часть английских слов, обладающих данным свойством, – читатель сам может продолжить этот ряд, полистав английский словарь, и без особого труда увеличить его, скажем, в десять раз.
Конечно, внешние совпадения чаще всего отмечаются в тех случаях, когда сравниваемые отрезки короткие. Но могут совпадать и более длинные единицы. Например, не имеют никакой исторической связи с созвучными русскими словоформами итальянские stradali'дорожные', costi'цены', cervi (се = че) 'олени', certi'некоторые', gusto'вкус', piano'тихо', porca'свинья', tasca'сумка', perina'маленькая груша', palata'полная лопата (чего-либо)', французские cabane'хижина', morose'угрюмый', corolle'венчик', испанское primer-o'первый', новогреческое skotina'потемки, мрак', шведское skotska'шотландка', арабские nawāl'дар, даяние', zawāl'закат, гибель', naḥḥāl'пчеловод', хинди nagar'город', персидское baran 'дождь', турецкие kulak'ухо', durak'остановка' (последнее слово привлекло внимание Иосифа Бродского, который обыграл его в своем эссе о Стамбуле).
Приведенные примеры демонстрируют возможность совпадения целых слов (точнее, целых словоформ). Но представляют интерес также и те случаи, когда созвучны не целые словоформы, а только их корни. Корни же, в отличие от слов, не бывают особенно длинными. Практически в любых языках корень слова обычно состоит из трех-пяти фонем; как более короткие, так и более длинные корни малочисленны. Число корней может быть в разных языках различным, но чаще всего это величина порядка двух-трех тысяч.
В этой ситуации даже в рамках одного и того же языка практически всегда бывают случаи внешнего совпадения разных корней. Например, в русских словоформах пол'настил', пол-овина, пол-ый, про-пол-ка представлено четыре разных (различающихся по значению) корня, хотя и совпадающих внешне.
А при сравнении разных языков случайные созвучия корней разных языков – это уже массовое явление, особенно если корень состоит из широко распространенных в языках мира фонем. Возьмем, например, корень русских слов мен-а, мен-ять и посмотрим, нет ли в других языках созвучных корней, т. е. таких, которые в русской транскрипции выглядели бы как мен- или мэн-. Оказывается, таких корней не просто много, а трудно найти язык, где такого корня не было бы! Вот некоторые примеры (приводим из каждого языка лишь по одному такому корню, хотя часто их бывает несколько): англ. man'человек', men'люди', франц. il mène'он ведет', нем. Mähn-e'грива', итал. men-o'меньше', швед. men-a'думать, полагать', литовск. mėn-uo'месяц', древнегреч. μέν-ω 'остаюсь', санскритск. men-ā'самка', перс. män'я', араб. män'кто', турецк. men'запрет', фин. men-nä'идти', венг. mén'жеребец', суахили men-a'презирай'; и т. д. И при этом по данным лингвистики никакая пара из этих корней не имеет между собой исторической связи[6].
Приведенные примеры достаточно ясно показывают, что, вопреки неистребимой вере лингвистов-любителей, внешнее сходство двух слов (или двух корней) само по себе еще никоим образом не является свидетельством какой бы то ни было исторической связи между ними. Ответить на вопрос о том, есть ли такая связь или нет, можно только с помощью квалифицированного лингвистического анализа, который требует привлечения несравненно более широких сведений, чем просто внешний вид двух сравниваемых слов, а именно, обширных специальных знаний об истории обоих рассматриваемых языков.
Внешняя форма слова изменяется во времени
Главное, чего катастрофически не хватает лингвистам-любителям, – это понимание, хотя бы в самых общих чертах, того, как язык изменяется во времени. Например, любитель обычно представляет себе наших предков тысячелетней или двухтысячелетней давности говорящими просто по-русски, т. е. в общем так же, как нынешние русские.
Между тем историческая лингвистика давно установила, что в ходе истории любого языка происходят постепенные изменения на всех его уровнях – в фонетике, грамматике, значениях слов. Скорость этих изменений в разных языках и в разные эпохи различна, но неизменным не остается ни один язык.
Желая связать по смыслу два внешне сходных слова, лингвист-любитель практически всегда берет их просто в том виде, в котором они существуют в современном языке.
В действительности же в ходе истории слова могут менять свой внешний облик чрезвычайно сильно – вплоть до полной неузнаваемости. Вот для наглядности несколько примеров[7].
Латинское calidus'горячий' превратилось во французском языке в chaud [šо].
Латинское capillus'волос' превратилось во французском языке в cheveu [šəvø].
Древнеанглийское hlāfweard (букв. 'хранитель хлеба') превратилось в современном английском в lord [lɔ:d] 'лорд'.
Древнеиндийское bhavati'он есть' превратилось в хинди в hai.
Древнеперсидское ariyānām'арийцев' (родит. падеж множ. числа от ariya'ариец'; подразумевается: земля, страна) превратилось в современном персидском в iran'Иран'.
Как можно видеть, древняя и новая формы одного и того же слова иногда могут даже не иметь ни единого общего звука.
При этом, однако, важнейшее обстоятельство состоит в том, что во всех приведенных примерах имели место не какие-то случайные индивидуальные смены звуков, а совершенно закономерные (для соответствующих языков и соответствующих эпох) и последовательно реализованные в языке в целом фонетические изменения. Таков общий принцип фонетических изменений, имеющий основополагающее значение для всей исторической лингвистики.
Например, эволюция, превратившая латинское calidus во французское chaud [šo], – это следующая цепочка сменяющих друг друга во времени форм данного слова (приводим их в фонетической транскрипции):
[kálidus] → [káldus] → [kald] → [čald] → [čaud] → [šaud] → [šod] → [šo].
Превращение древнеперсидского ariyānām в персидское iran – это [ariyānām] → [airānām] → [ērānām] → [ērān] → [īrān] → [iran].
Существенно здесь прежде всего то, что каждый из шагов такой эволюции – это фонетическое изменение, совершившееся не в одном лишь данном слове, а во всех словах данного языка, где подвергавшийся изменению звук находился в такой же позиции. (Что значит «такая же позиция», в каждом случае определяется вполне строго, но здесь эти технические детали нет необходимости приводить.) Например, [kálidus] превратилось в [káldus] в силу того, что в данном языке всякое безударное i в положении между двумя одиночными согласными в определенный исторический момент выпадало. Далее, [káldus] превратилось в [kald] в силу того, что в некоторый более поздний момент всякое конечное