опасаться… шпики Компано!.. супер–нацисты новой Европы, члены Лондонского Комитета или Пикпюса![281] будьте бдительны! четверть из вас обречены! вас насадят на вертел! изрубят на куски! сделают из вас отбивную!
Что за манера постоянно ускользать… оставлять вас в критический момент!.. а я на что расчитывал?.. как я уже сказал, Бринон вовсе не собирался заниматься этим психом… мне надлежало обратиться к Раумницу!.. я особенно не настаивал… но как бы там ни было!.. я предпочел бы сейчас находиться у себя в комнате!.. однако сперва надо зайти к мадам Митр!.. и забрать Лили!.. я должен описать вам квартиру мадам Митр… она стоит того!.. мебель всех размеров, консоли, круглые столики на одной ножке, точеное дерево, витые узоры, тонкая работа, горгоны, химеры, способные украсить собой любую антикварную лавку на «левом берегу»![282] и ни одной «подделки»! все времен великолепной «Второй Империи»!.. витражи! балдахины! козетки с пуфиками!.. овальные софы с зелеными растениями! точеная медная ванная с узорами… пульверизатор с воланами, за которыми можно было бы спрятать двадцать гусар… столы, скульптурные изваяния!.. ощерившиеся драконы! музы! все, что угодно! в свое время местные принцы должно быть опустошили всю улицу Прованс, а также улицы Лафайет и Сент—Оноре[283] впридачу… где такое можно увидеть еще?.. в Компьене[284] у императрицы… в Гернси[285] у Виктора Гюго… или в Эпиней[286] во время съемок «Дамы с камелиями»… возможно?.. Лили и Мадам Митр чувствовали себя хозяйками салона… Лили очень нравилось находиться среди этих роскошных «декораций»… женщины есть женщины!.. я очень хорошо ее понимал… Ловен, грязный коридор, наше убогое ложе, да еще этот безумец впридачу!.. женщине даже такой отважной как Лили, вынести все это было совсем непросто… из окон от Мадам Митр был виден весь Зикмаринген, все крыши городка и лес… можно было по–новому осмыслить жизнь в замке… взглянуть на мир сверху и издалека… вот она, отрешенность господ… сладостное осознание того, что ты не простой виллан… а мы находились!.. в среде во сто крат худшей!.. я рассказываю мадам Митр об отеле, наших жилищных проблемах, в общем, обо всем!.. о сумасшедшем хирурге тоже! конечно она прекрасно понимает, как мне тяжело… но!.. но!.. «посланник не в состоянии всем помочь, доктор!.. в полиции тоже не в состоянии!.. он наверняка вам ничего не сказал, доктор! вы же знаете, как он скрытен! вам еще очень многое неизвестно!.. восемь лже–епископов из Фюльде!.. конечно все французы и все просятся сюда, в Замок!.. три астронома из Потсдама!.. тоже французы! одиннадцать «сестер милосердия» из Мюнхена… шесть лже–адмиралов из Киля!.. и все хотят, чтобы их здесь приняли!..вчера здесь объявился целый Монастырь из Индии… с пятьюдесятью юными кашмирками, конечно изнасилованными, которые готовятся вскоре стать матерями… их всех тоже нужно здесь поселить!.. совсем еще маленькие девочки!.. здесь!.. в Ловене!.. или в Сиссене!.. да еще три скрывающихся от преследования монгола!»
Конечно, их было слишком много…
— Вас ведь не преследуют, доктор?
— О нет! нет! мадам Митр!
— А посол, доктор! а Абец, доктор! вы не представляете! а доносы!.. сколько их, как вы думаете?
— Я не знаю… наверное, много!
— Вчера было триста!.. Лавалю! нам!..
— Не может быть!..
— Триста рапортов вчера! и угадайте, на кого?
— На всех!
— Нет, не на всех! а только на Корпешо!.. и один из Берлина!.. о том, что его видели в Берлине!
— О мадам, какая чушь! Корпешо не покидает Дунай!.. он все последнее время был на Дунае!.. это не тот человек, который способен дезертировать, уверяю вас!
— Тем не менее мы должны ответить!.. Канцелярия! хотите написать пару слов?
— Да! да! мадам Митр… непременно!.. о том, что Корпешо не убежит! никогда!
— Ах, дорогой доктор!..
— Ну давай, поцелуй мадам Митр, Лили! и пошли отсюда!.. Бебер! Бебер!
Бебер… при звуке этого имени она наконец трогается с места!.. и берет его на руки… «Бебер» — это значит, что сначала нам надо зайти к Landrat'у за объедками для него… Landrat живет на другом конце большой улицы… я вам сейчас все объясню… во–первых, кто такой этот Landrat?.. это местный чиновник, нечто среднее между мэром и супрефектом… я лечил его кухарку… от диспепсии… очень хороший дом, построенный в свое время преуспевающим буржуа… у ландрата тоже был постоялец, мать одного министра, 96 лет…[287] она была моей самой старой пациенткой… какой замечательный ум! уточненный! а память! Кристина де Пизан! Луиза Лабе!.. Марселина! она мне столько всего наговорила! обо всех! столько всего рассказала! я от нее был просто без ума!
Одинешенька я осталась! Одинешенька![288]
****
А тем временем, истекая потом в горячке и бреду, я продолжал надеяться, что этот холод с набережной и этот приступ скоро закончится… ну и дурак! я корчился в судорогах и мне становилось все хуже и хуже… меня трясло… корежило на шконке… и тем не менее, я продолжал писать… не хуже и не лучше, чем обычно… я никогда не сетовал на недостаточно благоприятные условия для работы… черт побери!.. все эти сетования на недостаточно благоприятные условия для работы вошли в моду после 1900… " ах мамочки, смогу ли я это совершить?».. один родится бездельником и паразитом… другой тружеником!.. или тем, или другим, третьего не дано!.. и пускай шконка подо мной вся трясется… пускай, я все равно снова и снова принимаюсь за работу…
«Боже милостивый, главное, чтобы меня не трогали!»
Рядом какой–то шум!.. еще и собаки! гав!.. с возрастом желание, чтобы тебя оставили в покое, превращается в настоящую манию!.. что за черт!.. Лили с кем–то говорит… с какой–то женщиной… дверь закрыта, но все слышно… я вслушиваюсь… речь идет о мадам Нисуа… нашей соседке… мадам Нисуа холодно у себя… кажется… она жалуется… «но что я могу сделать?..» спрашивает соседка… я кричу…
«Скорая помощь! Версаль! больница!.. позвони туда Лили! позвони!..»
Вдруг дверь открывается!.. Лили и соседка входят ко мне… а вот этого как раз я хотел меньше всего!.. совсем не хотел!.. я снова зарываюсь под одеяла… точнее, под гору пальто… я даже не знаю, сколько там пальто! у меня ничего нет, но черт возьми! жалкий клоп! к пальто это не относится! пальто!.. это единственное, что люди всегда охотно отдают нищим… у них почему–то всегда слишком много пальто!.. о, «их уже нельзя надевать», они протерты до дыр! ходить в них вы уже не можете, но зато на вашей кровати во время болезни их всегда вдоволь! и это очень даже кстати!.. центральное отопление стоит недорого… а с нашим газовым хлопот не оберешься!.. никаких денег не хватит!..
Лили и соседка уходят… что–то я им все–таки сказал!.. пару слов… чтобы они позвонили!.. в Версаль! в скорую помощь!.. нет! я решил не беспокоить Тэльфе!.. ей будет неплохо и в Версале, больница хорошо отапливается… там ей будет лучше, чем дома… может быть, она тоже так считает?… мне кажется… вполне вероятно, что после того, как ей рассказали о призраках, об этих шутах с «Общества», она сама больше не хочет оставаться у себя?.. о, это ваше вечное миндальничание с больными… не слишком ли много вы им сказали? или наоборот, слишком мало?..
Впрочем, что касается меня, то трепать языком и напрягать извилины мне приходится не столько из–за больных, сколько из–за Ахилла!.. 900… 1000 страниц!.. или из–за Жертрута! один жулик вполне стоит другого!.. я жду не дождусь, когда же они наконец разорвут друг друга на части! изрешетят друг друга кинжалами! приготовят один из другого фиркассе и зажарят его, как кролика, в белом соусе!.. но… накось!.. выкуси!.. они способны выпотрошить кого угодно, только не друг друга!.. Лукум их и вовсе не интересует! он пуст, как влагалище!.. во всем мире вы не найдете другой такой стаи столь прожорливых акул!.. с челюстями… нейлоновыми плавниками!.. и вот такими лимузинами!.. насосавшихся крови несчастных писак! а сколько литров они у меня выкачали! и не передать!.. вы не поверите!
Впрочем, я и сам уже не знаю!.. черт!..
Этот случай с соседкой выбил меня из колеи!.. хуже, чем «Общество»!.. скорая помощь!.. я путаюсь… теряю нить повествования!..ладно! пускай!.. мы кажется были в Зикмарингене… сейчас я еще что–нибудь вспомню… вот!.. у меня что–то промелькнуло в голове!.. еще одно воспоминание!.. это было в Гавре… в Гавре!.. да, точно там!.. я должен был подменить коллегу Малувье, на шоссе Насьональ… о, ну да!.. конечно же!.. один больной в Монвилье… он до сих пор у меня перед глазами… со своим раком прямой кишки… в то время я еще был полон сил и энергии!.. а как я носился!.. на любой вызов!.. к этому раковому больному я бегал по два, три раза в день!.. морфий и перевязки… я один заменял и довольно успешно целую больницу… однако его от меня все равно забрали… не потому что я плохо его лечил!.. вовсе нет!.. а потому что он начал сходить с ума!.. его нельзя было больше держать дома, он на все бросался!.. на шкаф… на окно!.. и все крушил!.. я мешал ему снова приступить к работе!.. так ему казалось! его мучило сознание!.. сознание того, что все кончено! и он больше никогде не пойдет на завод!.. ему мерещились жандармы, они были уже тут! он видел через окно, как они приближаются! они собирались отвести его в тюрьму за безделье! безделье! в течение шестидесяти лет он молотил без остановки! и никогда! ни разу не пропустил ни одного дня у себя в «доках сечения по ватерлинии» в Онфлере! никогда! «на помощь! на помощь!» все мои старания были напрасны, не помогали ни слова, и ни 10 кубиков морфия… он ведь не пропустил ни одного дня!.. в конце концов, пришлось его увезти… и дело было не только в раке! главное это привычка к труду! надо сказать, что таким, как Броттэн… или Жертрут… это не грозит… они привыкли жить!.. на всем готовом!.. а в результате… я тоже… как и Параз…