— Ну что, доктор?
— О, я же вам сказал!.. по пять капель на четверть стакана воды в течение пяти дней… а кроме того, камфарное масло и укол… и полный покой!.. старайтесь не переутомляться!.. и не курить!.. ни в коем случае не курить!
Нельзя сказать, чтобы фон Раумниц был мне как–то особенно антипатичен… этих бошей, вообще, нужно принимать такими, какие они есть… так же, как и их родину!.. я был там у них, на Севере Пруссии… в Бранденбурге… совсем маленьким, в возрасте 9 лет…[362] а потом уже как заключенный… я и от родных мест не в восторге, но там… скудные каменистые поля в окружении непроходимых лесов!.. земля способная родить только картофель, свиней и жлобов… а какие там грозы! пардон! но таких гроз тут нет!.. точно так же, как и лесов… таких секвой я больше нигде не видел![363] вы не представляете, какой они высоты! метров сто тридцать, не меньше!.. вы спросите: а как же в Африке?.. о ничего подобного!.. там нет таких секвой! во всяком случае, я не встречал!.. так что эту страну я неплохо изучил!.. я изъездил ее… вдоль и поперек… был я и в Пруссии, на родине фон Раумницов… пейзажи там, прямо скажем, не для туристов!.. мрачные маленькие озерца, а вокруг еще более мрачные леса… поэтому и Раумниц такой… раз он там родился… настоящий пруссак, мелкопоместный дворянин, жестокий мрачный коварный и неразборчивый в средствах… впрочем, есть во всем этом и что–то притягательное… какое–то величие… это же страна Грааля, Тевтонского Ордена… но, понимаете, после того случая в Винсенн, когда ему надраили очко, у него окончательно крыша поехала, такую он затаил злобу и ненависть ко всем на свете… даже мне, несмотря на мое умение найти подход к каждому человеку, и то приходилось прилагать максимум усилий, чтобы он вдруг не вспылил и не укокошил меня!.. а я чувствовал!.. такое могло случиться в любой момент!.. особенно, когда я должен был делать укол… его жопа являла собой жалкое зрелище… поэтому я вынужден был все время спрашивать, а не болит ли у него здесь!.. а здесь?.. вероятно, его не только секли, но еще и били прикладами!.. об этом свидетельствовали многочисленные ушибы и кровоподтеки… я старался колоть рядом… потом просил повернуться на бок… ах, они и вправду обошлись с ним не слишком гуманно… это напоминало мне обследования, которые я в свое время проводил… в Сартрувиле… Клиши… Безоне… «я нижеподписавшийся, и т. д…. обследовав, и т. д…. кровоподтеки, ссадины, следы ударов… вследствие агрессии, жертвой которой, по ее словам, явилась мадам Пельфруа… или такой–то… такой–то… такой–то… и т. д… ему я тоже предлагал выдать такое свидетельство! об «агрессии, жертвой которой, по его словам, он явился… и т. д.».. смелая шутка, не правда ли!..
— Вы представляете, доктор, он покончил с собой! эта свинья! этот трус! я знал его, этого Штупнагеля!.. да если бы я захотел, я мог бы его повесить уже двадцать раз! вы меня слышите?.. вы верите мне?.. Штупнагеля! двадцать раз!.. и всех обитателей Замка тоже! запросто!.. двадцать раз! вообще, всех жителей Зикмарингена! их тоже! двадцать раз!.. заслужили ли они?.. да они все предатели! я их всех знаю! и Петэн такой же! вы мне верите, доктор?
— Конечно, комендант! конечно!.. вы ведь лучше меня осведомлены… но прошу вас, успокойтесь… комендант! успокойтесь!.. не забывайте о своем сердце!..
Главное, чтобы он не перенапрягся и не отбросил коньки в моем присутствии, лишние неприятности мне ни к чему!..
— А на вокзале?.. вы видели, что там творилось?
Я бы предпочел, чтобы он сменил тему…
— Ну, был я там, на этом вокзале… и знаете доктор, я не верю в стихийность такого рода бунтов… все они: заранее спланированы!.. заранее!.. одна случайная пуля тут!.. другая там!.. и вы, доктор, будьте повнимательней! старайтесь пореже выходить на улицу…
— Благодарю за совет, комендант!
По правде говоря, все эти его откровения мне были не особо нужны… его, Бринона, да кого угодно, хоть самого Дьявола!.. о чрезмерной откровенности потом всегда жалеют… да и окружающая обстановка не слишком настраивала на доверительный лад… доверительность более уместна в гостиных, в светских беседах на сытый желудок, или на сон грядущий… но сейчас, когда нервы у всех на пределе, когда над головой кружат вражеские эскадрильи, я чувствовал себя как на пороховой бочке… не самый подходящий момент для душевных излияний! отнюдь!.. малейшая неосторожность со спичками и… дальше, я думаю, можно не продолжать!
Как я уже вам сказал, Раумниц был атлетического сложения… не чета всем этим хлипким напудренным гермафродитам из мелкопоместных дворян… нет! настоящий олимпиец!.. олимпийский чемпион по плаванию из Германии!.. теперь, когда он голый лежал на своей кровати, я видел перед собой то, что осталось от этого олимпийца… обмякшие дряблые мускулы… впрочем, скелет имел еще вполне презентабельный вид… очень даже презентабельный… и череп тоже… хорошо очерченный… как на гравюрах Дюрера… лицо суровое, но не отталкивающее… я бы даже сказал… со следами былой красоты… глаза типично бошские… взгляд, как у догов… настороженный… проницательный… и слегка высокомерный… вообще, редко встречаешь такие головы, о которых можно сказать, что они представляют из себя нечто большее, чем обычный «кочан капусты».
— Доктор, вы идете в Фиделис?
— О да, комендант!.. обязательно!
В силу ряда причин посещение Фиделиса меня не слишком прельщало… я вам потом объясню почему…
— Я хочу, чтобы вы прочитали одно письмо!..
— Позже!.. чуть позже, комендант!.. я спущусь! а потом поднимусь снова!
— Так вы вернетесь?
— О, конечно!.. да!.. во всяком случае, я так думаю…
— Поосторожней с Бриноном! не верьте Лавалю!.. не верьте Петэну! не верьте Роша!..[364] не верьте Мариону!
— Я и не думаю им верить, комендант! у них своя работа!.. у вас своя… у меня своя…
— И все же, прочтите мне это письмо!
Он настаивает!.. прежде всего я смотрю на подпись… Буаньер… я знаю этого Буаньера, он из штата «нянек» Фиделис… в Фиделисе есть ясли… он отвечает за порядок и следит за тем, чтобы женщины с детьми и легаши ладили между собой… а в Фиделисе в четырех комнатах на двух этажах, по меньшей мере, триста легавых, собранных со всех концов Франции, изо всех префектур, и которым там абсолютно не фиг делать… вот Буаньер по прозвищу Чумарь и решил заняться «охраной яслей»… исполнить свой долг полицейского!.. «посторонним вход воспрещен!» Чумарь на всех завел учетные карточки!.. у него там целая картотека: три тысячи имен! и дорожит он ею, как зеницей ока!.. кстати, одного глаза его уже лишили «сынки»: он нарвался на засаду маки! так что сами понимаете, что это за тип!.. у меня нет ни малейшего желания читать его письмо, да и времени у меня мало!.. насколько я знаю этого Буаньера—Чумаря! он наверняка еще кого–то решил заложить… кого–то! а может, и меня?.. с него станется! редкая сволочь!.. весь в фурункулах от чесотки, тупой, только и думает, «как бы еще выслужиться»..
— Он опять кого–то закладывает?
— Да, доктор! именно! меня!
— И кому же?
— Канцлеру Адольфу Гитлеру!
— Надо же!.. здорово!..
— Он видел, как я уезжаю на автомобиле! да! я! отправляюсь ловить форель вместо того, чтобы следить за французами… и заметьте, доктор! я ничего не отрицаю! что было, то было! я виноват! Чумарь прав! но вы не хотите сами прочесть это письмо?
— Вы же уже изложили мне все его содержание, комендант!.. в общих чертах!..
— Нет! Не все!.. ваш соотечественник Чумарь выдвигает и более серьезные обвинения!.. он сам до них додумался!.. сам! по его мнению, я наношу непоправимый урон «Люфтваффе»!.. ведь я сжигаю двадцать литров бензина, когда еду на ловлю форели!.. и это действительно так! истинная правда! мне нечего ему возразить! ваш соотечественник абсолютно прав!
— О, он несколько преувеличивает, комендант!
— И правильно делает, что преувеличивает!
Я не собирался с ним спорить!.. лучше было засунуть язык в жопу и молчать! мы и сами–то все были в жопе! все! точно так же, как их чертова Люфтваффе! на что она была способна! об этом я тоже предпочитал помалкивать!
— Подождите, доктор!.. секундочку!.. я пригласил его сюда!
Так вот почему он так настойчиво просил меня прочесть это письмо… он хотел меня задержать… чтобы показать мне Чумаря!..
— Доктор, я вас прошу!.. не обижайтесь на меня!.. садитесь!..
Он снова влезает в свои штаны… напяливает сапоги… свой доломан…
Потом подходит к двери, открывает ее…и облокотившись на перила… зычным голосом орет…
— Hier!..[365] Мсье Буаньер! Мсье Буаньер, вы здесь?
— Да! Да, комендант! я здесь!.. я уже поднимаюсь!..
И действительно, это он!.. он уже в дверях…
— Входите!.. так это вы Буаньер по прозвищу Чумарь?
— Да, комендант!
— Посмотрите мне в глаза! в глаза!.. а теперь отвечайте, это вы написали это письмо?
— Да, комендант!
— Значит, вы признаете?
— Да, комендант!
— И кому вы его послали?
— Тут указан адрес, комендант!
— О, ни тени смущения!..
— Я только исполнил свой долг, комендант!
— Что ж, прекрасно, в таком случае, мсье Буаньер, я исполню свой!.. эй, как вас там, Чумарь!.. ну–ка, посмотрите на меня! так! прямо в глаза!
Хрясь!.. Хрясь!.. он отвешивает ему две основательные оплеухи, после каждой из которых Чумарь подпрыгивает над землей!.. повязка с его глаза улетает!.. ее как ветром сдуло!
— А теперь послушайте меня!.. Мсье Буаньер по прозвищу Чумарь!.. хочу обратить ваше внимание, я мог бы преподать вам урок куда более основательный!.. и вы это прекрасно знаете!.. но я этого не делаю!.. расправиться с вами раз и навсегда! грязная свинья!. ах я, видите ли, растрачиваю бензин?.. наношу урон Люфтваффе!.. но на вас я не стану тратить и маленькой пули, которая заставила бы вас заткнуться навек, мсье Чумарь! и куска веревки мне жалко!.. вы не стоите этого куска веревки! не стоите! вон! вон! убирайтесь! и чтобы я вас больше не видел! никогда! а если я вас когда–нибудь здесь снова увижу, я вас просто утоплю! отправлю кормить форелей! убирайтесь! убирайтесь! и живо! сейчас же! в Берлин!.. и не забудьте ваше письмо!.. Чумарь!.. смотрите, не потеряйте его!.. надеюсь, вы сами лично прочитаете его фюреру! в Берлин! живо! мсье Чумарь! los! los!