Мы оба едва не расхохотались… эта перспектива была до смешного реальна!
– Если вас не затруднит?.. не откажите в любезности, сделайте мне еще один укол? встреча с этим замечательным человеком изрядно меня утомила!
– Я видел, комендант! я видел!..
– Но все же, доктор, пока не стоит меня убивать!
Новая вспышка веселья!.. мы буквально давимся со смеху!
– Знаете, комендант, я еще никому не отказывал!.. нет!.. ни здесь, ни в каком-нибудь другом месте! я еще ни разу не бросил больного на произвол судьбы! ни разу! однако я должен вам сказать! чего мне это стоит! каких усилий!.. и раз уж я здесь, и мы об этом заговорили, я считаю своим долгом поставить вас в известность, комендант… что даже эти два кубика камфарного масла, которые я вам сейчас введу и в которых вы так нуждаетесь, я достал не у вашего Рихтера в Hofapotek!.. нет!.. у этого Рихтера никогда ничего нет!.. впрочем, вам должно быть это известно, вы ведь все всегда обо всем знаете, но я все равно вам скажу: это камфарное масло доставляют мне из Швейцарии! а оно там дороже золота!.. я покупаю его у «проводников»! на собственные средства! обратите внимание! не Адольфа Гитлера! и не Рейха!.. а на свои кровные, хотя я далеко не самый богатый человек в мире! уж вы-то это знаете лучше других! и если вы вдруг решите меня повязать! опередив сенегальцев Леклерка! вспомните о том, что я вам сказал! совершив этот опрометчивый поступок, вы лишите себя камфарного масла!..
– Если я вас правильно понял, доктор, я перед вами в неоплатном долгу?
– Совершенно верно, комендант!
– Что ж! я не забываю добра, доктор! stimmt![376] но в свою очередь, я тоже хотел бы попросить вас об одном одолжении! для меня это очень важно! вам ведь нравится выдавать медицинские свидетельства… так вот, я хочу, чтобы вы засвидетельствовали и этот случай с Буаньером!.. вы были свидетелем того, что я мог его убить! но не сделал этого! хотя он и накропал на меня донос! так ведь?..
– Да! да, комендант! еще бы!.. но ложитесь! вам придется снова раздеться, комендант! снять с себя брюки!.. только брюки!
Я делаю ему еще один укол… в ягодицу… и начинаю потихоньку складывать свои причиндалы… ампулы… вату… шприц… снаружи доносятся возбужденные голоса… снизу… с нашей площадки! вся наша площадка буквально гудит!.. опять началось…
– А где же моя жена?
– Осторожно, не двигайтесь! комендант! ваш укол!.. лежите спокойно!.. хотя бы пять минут… вот так!.. а я схожу посмотрю!
Только я открыл дверь… глядь, Чумарь!.. толкает речугу!.. с балюстрады!.. он так и не спустился вниз!.. а те внизу, на нашей площадке, вопят благим матом!.. чехвостят его в хвост и в гриву!.. эко его проняло!.. оказывается, они снизу все слышали! и пощечины!.. и то, как Раумниц его обзывал! ах, Чумарь!.. ах, сукин кот! ну и харя у него!.. особенно без повязки!.. он сорвал с себя повязку!..
– Ну давай, не дрейфь! эй, ублюдок! дешевка!.. давай!.. высеки его!.. высеки!.. ему ведь не впервой!.. всыпь ему как следует!.. трус!..
Полное единодушие!.. о, а он и не думает никому всыпать! он хочет, чтобы все его сначала выслушали!.. выслушали! выслушали!.. но те снизу не желают его слушать! не желают! и все!.. тогда Чумарь начинает спускаться… одна ступенька… вторая… вот он уже рядом с ними… «дайте мне пройти… мне нужно к доктору!» Лили у себя, в 11-й… она его впускает… и отдает ему его коробку, которую он оставил у нас… он оставил у нас свою коробку с картотекой… весь Зикмаринген в карточках! ему нет дела до этого блеянья! На лестничной площадке!.. пусть его обзывают евнухом и опущенным, потому что он не хочет вернуться и разобраться с Раумницем! с этим скотом! оберлегашом! его коробка с карточками для него важнее всего на свете! на остальное ему начхать! эй вы! послушайте!.. вы салаги!.. запомните!.. это я Чумарь! я вам говорю: вы дерьмо!.. я Чумарь!.. бля буду!.. суки! дерьмо вонючее! де-е-е-е-рьмо! жлобье вы все! я бывал и не в таких переделках! когда я вернусь из Берлина, вы еще обо мне услышите!..
– У!.. у! гад легавый!.. вали в свой Берлин!.. пусть тебя еще раз там как следует отдрючат! слизняк!.. поносник!..
Так реагирует на его слова площадка!.. тем не менее толпа расступается и пропускает его… его и его коробку с карточками… которую он крепко сжимает у себя под мышкой… он стучит по ней! и демонстрирует присутствующим!.. «вот она, моя картотека, да! куча безмозглых идиотов!.. там внутри – весь Зикмаринген! козлы!.. и всю эту информацию собрал я, Чумарь!.. в Берлине будут рады с ней ознакомиться! этот ловец форели меня еще попомнит!»
Тут он поднимает голову вверх, к балкону… и потрясает своим кулаком по направлению к кабинету Раумница!.. он держится крайне вызывающе!.. грозит кулаком Оберштурмлегавому!.. казалось бы, они сами только что советовали тому как следует всыпать… теперь!.. вдруг!.. их настроение резко меняется!.. больше никто не хихикает!.. все расступаются и дают Чумарю уйти… истеричный хвастун, идиот!.. не хватало только, чтобы он еще прикончил Раумница! от такого придурка всего можно ждать!.. он спокойно спускается по лестнице, ему никто не мешает… пусть проваливает!.. скатертью дорога!.. вместе со своими карточками!.. его здесь никто не держит!.. никто!.. на лестнице царит гробовая тишина!.. вокруг не слышно ни звука!.. все ждут, когда он исчезнет, спустится в Stam… и это те самые страсбуржцы, фолькштурмы, местные… которые устраивали настоящую свалку перед нашей дверью, только чтобы попасть в сортир или ко мне на консультацию… их всех как ветром сдуло! стоило Чумарю снова начать говорить, как они все повалили назад в пивную, они не хотят, чтобы их видели на площадке… с ним!.. Чумарь он и есть Чумарь! на всякий случай лучше держаться от него подальше!.. на площадке остался лишь я… кто-то окликает меня снизу! Чумарь! он хочет мне что-то сказать!.. я спускаюсь…
– Ну, доктор! разве это люди! хрен на блюде!.. а не люди!.. а тот, там наверху! вы сами видели, доктор!.. что это за скот! тупой осел! тоже мне рыболов нашелся!.. он, видите ли, меня расстреляет!.. ладно! я уезжаю! но мы еще с ним встретимся!.. ах, он, наверное, думает, что избавился от меня навсегда! и с вами мы тоже еще встретимся, доктор! так что до скорого! счастливо оставаться!
По его лицу текут слезы… похоже, он действительно решил идти… но не к вокзалу!.. и не в другую сторону… к Фиделис… нет!.. а вверх… по дороге на Берлин!.. как выйдешь из отеля, направо, а потом сразу же налево, к Herzoggasse!.. есть там такая улочка… я делаю знак охраннику у дверей… мол, все нормально… все согласовано!.. пропустите его!.. охранник уже хотел было его вернуть!.. nein! nein!.. это по заданию Раумница! он направляется в Берлин!.. с секретным поручением!.. поэтому и идет пешком!.. тс-с-с! тс-с-с! знаками показываю я ему!.. пусть он сообщит другому!.. охраннику напротив… на противоположном тротуаре… поручение чрезвычайной важности!.. охранник должен знать… «Raumnitz befehl!.. gut! gut»![377] ладно! Чумарь может пройти… и он проходит, причем, должен признать, с гордо поднятой головой, бодрым шагом, зажав свою картотеку под мышкой… «Счастливо, доктор!..»… на дороге, кроме него, больше ни души… вскоре он скрывается за деревьями… что растут сразу же за Prinzenbau… дорога идет все время вверх…
Черт, как не хочется выходить из дома… а придется… не сегодня, так завтра… хотя бы за объедками для Бебера… а уж если идти к Landrat, то нужно навестить и мадам Боннар… я вам уже говорил, что это моя самая старая больная, ей уже 96 лет, она такая хрупкая и слабая… но какая доброта!.. какая утонченность! какая память! Легуве[378], о, она знала наизусть все его стихи… всего Мюссе… всего Мариво… мне нравилось бывать у нее, говорить с ней, она была просто очаровательна… я искренне восхищался ею… должен сказать, что люди, в том числе и женщины, вовсе не кажутся мне заслуживающими восхищения… но в данном случае я ничего не мог с собой поделать… не знаю, может быть, позже еще Арлетти произведет на меня такое же впечатление… не знаю, может быть… самое волнующее и таинственное в женщинах заключается вовсе не в их чреве… клиники Бодлока и Тарнье, все родильные дома мира до отказа забиты женщинами… которые корчатся в родовых муках, стонут, вопят, истекают кровью! в этом нет ничего таинственного и волнующего! но порой в женщинах встречается какая-то утонченность, «braquemard, amur et ton coeur»…[379] вот она по-настоящему волнует… это какая-то таинственная музыка… о, уловить ее невозможно!.. понять тоже!.. моя ныне покойная пациентка, мадам Боннар, была наделена утонченностью, сопоставимой разве что с тончайшим узором прозрачных воздушных кружев… как замечательно она читала Дю Белле… Шарля Орлеанского… Луизу Лабе… к сожалению, многие нюансы мне так и остались недоступны… мои романы могли бы быть совсем другими… увы, она покинула этот мир…
Но вернемся к нам в Ловен!.. почти вся неделя после ухода Чумаря прошла относительно спокойно… всего три тревоги… и два «срочных вызова» в Фиделис… это еще куда ни шло!.. но приближались холода, наступил октябрь 44-го… тем, в Замке, в голову пришла замечательная идея… просто гениальная!.. создать «Специальные подразделения по заготовке дров»… в соответствии с этим замыслом специальным отрядам добровольцев надлежало собирать в лесу сушняк, ветки, сучки и складывать все это на повозки, которые должны были тащить за собой на веревках сами же добровольцы!.. представляете, волочить на себе все это! каково! оп! впряглись!.. мужчины, женщины, старые, молодые! и с песней!.. добровольцы? это слово предполагает… наличие доброй воли! впрочем, те, у кого таковой не было, – один хер! впрягались вместе со всеми! «лесные спецподразделения» должны были: укрепить мораль… поддержать колеблющихся… помочь им обрести «силу через радость»!