Это было первое дело о Чапурине; при расследовании его все показали согласно объявлению отцовскому, только мать Максима отвечала, «что она претензии на сына не имеет и оную оставляет»; сам же Максим в кражах не сознавался, исключая только материнских холстов, а про возчиков говорил, что нанимал по отцовскому приказанию. Кроме того, при спросах Максим показывал, «что отец его Кузьма Андреев и дед Андрей Александров обращаются с ним жестоко, причиняют ему побои чем попало, и из них первый даже прошиб ему голову, отчего и имеется у него знак».
Максим, впрочем, не дождался окончания первого дела: он «учинил побег». И с этих пор начинается длинный перечень кровавых похождений этого страшного зверя.
Как и следовало ждать, Максим бежал на те привольные места, где ныне все реже и реже начинает раздаваться «стон бесконечный» бурлацкая песня, на Волгу. На ней совершил Максим свои первые подвиги.
IIДощаник
В город С. пристал в последних числах июля 18.. года дощаник (т. е. небольшое судно), нагруженный глиняной посудой. Из накладной видно было, что хозяином дощаника состоял Вятской губернии крестьянин Зиновий Чубов. На дощанике кроме хозяина находились внук его, четырнадцатилетний мальчик и работник, их односелец, тоже несовершеннолетний, Александр Забирин. Кроме глиняной посуды и необходимой рухляди, в углу кладнушки стоял небольшой сундук, деревянный, обитый железными полосами. За сильными ветрами и за недостатком хлеба Зиновий Зубов пристал со своей посудиной к С., где переночевав и купив чего надо, хотел уже сниматься с якоря, чтобы плыть дальше, как к дощанику подошел какой-то человек в желтом кафтане, в кожаной шапке и стал рядить Чубова свезти его до Хвалыни. Дело скоро уладилось за тридцать копеек.
– Ты из каких мест-то? – спросил только Чубов вновь прибывшего.
– Из верховых.
– Да из каких?
– Из Макарья.
– А как прозываешься?
– Архип Николаев.
– В бурлаки, что ли, идешь?
– Знамо в бурлаки.
– Ладно.
Не успел отплыть дощаник от С. сорока верст, как поднялся страшный ветер с луговой стороны. Как ни работал Чубов со своими мальчуганами, но дощаник не мог устоять против ветра: его прибило к чувашинской косе. Так как делать было нечего, то Зиновий Чубов вместе с внуком своим и Архипом Николаевым вышли на берег, набрали сухого валежника, развели огонь и легли около него; мальчик оставался спящим на дощанике.
– Вот я лежу около костра-то, – как мне потом рассказывал Чапурин, он же макарьевский бурлак Архип Николаев, – да все думаю: толста, видно, мошна у старика, вон какой сундучище в углу стоит.
– А у тебя были в ту пору деньги?
– Каки у бурлака деньги! Путина была малая, до Василья только, что на харчах проел, что с ребятами прогулял.
– Какие тебя принимали на суда? Ведь ты был беспашпортный?
– Вона!.. Там нашего брата судариков залетных косыми десятками считай. Вот я лежу да и думаю, как бы от старика казну получить. Как есть всю дорогу продумал, не токмо что у костра. Да как ее получить? Трое вшестеро глаз на тебя смотрят, а ты один». – «Парень! – говорю я старикову мальчугашке»: – «Айда в лес». – «Пошто?» – «Ягод голова ноне, бают, много». – «Пошли мы с парнишком в лес, а лес-то от косы был недалече. Вот как мы взошли в чащу-то, я его по эфтому месту («Чапурин показал на висок»)? – кулаком и ударил. Знамо, много ли нужно мальчугашке, снопом на землю и повалился.
– Так до смерти сразу и убил?
– Когда до смерти. Я опосля этого по затылку его ногой два раза ударил, значит, как показалась кровь, так ему тут и дух вон. Обождав малое время, пошел я к костру: старик лежит, выпучив глаза.
«А где, баит, Сергунька?» Я, мол, видно он заблудился, пошли в лес вместе, да поотстал он от меня, я его из видов потерял; пойдем, мол, искать, неровен час…
Поднялся старик с места; я смекаю, что с этим таким манером не управишься; дал ему вперед уйти, а сам к костру вернулся, топор взял.
– Ну!
– Что ну, нагнал его, да по голове и окрестил, и эфтот видно со смеху по сырой земле покатился. После этого пошел я к кладнушке, застучал, што ли, только работник проснулся. «Где, баит, хозяева?» – Знамо, говорю, где, на земле, у костра греются. Парнишка с моих слов завернулся в полушубок да опять захрапел. Ну и этому карачуна задал.
– Ведь он спал, чего ты его не пожалел?
– Чего жалеть, крепче спать будет! – улыбаясь, отвечал мне Чапурин.
«Пришла мне на пути… – так записано со слов Чапурина у следователя об этом происшествии, в голову мысль сделать преступление, убить хозяина дощаника и двух малого роста мужчин, бывших с ним. Эту мысль я, Чапурин, всеми силами старался отклонить, но сего сделать был не в состоянии и решился быть убийцею, да и притом, – прибавляет Чапурин, – во все сие время я был в горячности, раздражении и пьяном виде».
Совершив преступление, Чапурин разбил сундук, взял имевшиеся в нем деньги, счетом девяносто пять рублей ассигнациями, кафтан черный фабричного сукна, кожаную сумку, отвязал от кладнушки лодку и, переправясь на ней через Волгу, пошел в близлежащее село Шамонино к знакомому ему крестьянину.
На другой день несколько крестьян из села, ближайшего к месту совершения преступления, случайно пристали к острову и открыли страшную истину. Старик Чубов и его внук были мертвы, малолетнего работника крестьяне успели привести в чувство.
Началось следствие.
Чапурин, однако ж, неудачно зашел к знакомому крестьянину в село Шамонино. Несмотря на всю боязнь суда и следствия, тот сам без вызова явился к следователям и дал им нить, где и в каком месте искать настоящего убийцу.
Вот что показал крестьянин Данилов (фамилия знакомого Чапурина).
22 июля, бывши в городе С., встретился Данилов (на берегу Волги) со знакомым по бурлачеству крестьянином Максимом Кузьминым Чапуриным, который на спрос, зачем он в С., сказал, что он, Чапурин, вместе с двоюродным братом ездил вниз для продажи выделанных лодок; 23 же июля Данилов видел, как тот Чапурин садился на дощаник, на коем было три неизвестных крестьянина, из коих одного доподлинно признал за Заборина, и видал, как они поплыли вниз по реке Волге, а 25 июня, после солнечного заката, Чапурин, подошедши к окну его дома, сказал жене, что он, Чапурин, оставил на берегу Волги лодку, которую просил поберечь, а если будут покупатели, то продать ее за один рубль серебром, обещаясь за деньгами заехать в будущего году.
Показанная Заборину лодка была им признана за принадлежащую Чубову; по описанию Данилова Чапурин был совершенно схож с бурлаком Архипом Николаевым. След убийцы был найден, сообщено было в место жительства о высылке Максима Чапурина за надлежащим конвоем.
IIIЛошадь
– Зачем же ты в жительство пришел, когда знал за собой такое дело? Да, наконец, ведь ты и дома был под судом, ты и оттуда убежал? – спросил однажды я у Чапурина.
– Молодо-зелено, значит, было, школу не произошел всю, теперь знамо ефтого не сделаю.
– Ну, да теперь не придется сделать! – заметил смотритель острога. – В каменных палатах сидишь, на волю незачем идти.
– Почем знать, старуха, бают, надвое ворожила: либо дождик, либо снег, либо вёдро, либо нет, – со своей обыкновенной улыбкой отвечал Чапурин.
По совершении убийства Чубовых. Чапурин отправился на родину. В самом деле, бог весть что его влекло туда. При самом въезде в родное село Чапурина встретили караульщики, из которых одного он послал за водкой и пропьянствовал с ними всю ночь. Напившись пьяным, Чапурин стрелял из пистолета, ругался скверными словами и похвалялся, что в мире он никого не испужается, а что его всякие люди и звери будут бояться. Впрочем, на этот раз Максим бражничал недолго, дома уже ждала его бумага о заарестовании и высылке куда следует. В местном сельском управлении Чапурина спросили только, где он был и откуда взята им лошадь? На такие вопросы Чапурин отвечал: «А из жительства своего я отлучился в город Хвалынь без письменного вида, для бурлацкой работы; возвращаясь же оттуда, купил в себе Уржумске на заработанные деньги у неизвестного мне крестьянина означенную лошадь, гнедую кобылу, с распискою, которая в городе М. во время пьянства в гостинице мною затеряна».
Но не так отвечал Чапурин, когда спрашивали его неофициальные лица, откуда взялась у него гнедая кобыла. Чапурин любил остриться.
– Под березой, сударики, нашел; вижу, лошадка добрая, сел на нее верхом да и покатил.
– Да ведь ты в телеге приехал?
– В телеге? Ну и телегу нашел. Уж такое, видно, мое счастье.
Насколько, действительно, помогло счастье Чапурину в отыскании лошади и телеги, показывает следующее.
В августе месяце, то есть вскоре после убийства Чубовых обывателями деревни Федюлиной привезен был в контору крестьянский мальчик, найденный ими в лесу в бесчувственном состоянии. Прийдя ненадолго в сознание, этот мальчик сказал: что он крестьянский сын Загуляев, был послан отцом своим на их гнедой кобыле с неизвестным пассажиром до села Мамина, но на дороге при въезде в лес тот пассажир, имея в руках пистолет, стал требовать идти с ним вместе в лесу стрелять птиц. Когда же он не послушался, то пассажир потащил его насильно, испугавшись чего, Загуляев стал кричать, потом, вырвавшись, побежал по дороге, но пассажир, нагнав, ударил его по голове. Что было после того, Загуляев не помнил.
Но Максиму и на этот раз не посчастливилось: хотя отец убитого Загуляева не знал, кто был пассажир, с которым он отправил своего сына до села Мамина, точно так же не знал по имени и отчеству его односельчанин Загуляева, Губин, к которому обратился сперва Максим за наймом лошади и который привел его к Загуляеву, но дело в том, что уезд, где было совершено Максимом последнее преступление, приходился рядом с уездом родного села Чапурина. В народе пошла молва, что в деревне Жигули убит мальчик Загуляев, что у него отнята гнедая кобыла. Лошадь, на которой возвратился в свое село Максим, приводила всех в сомнение своим сходством с отнятой у убитого. Молва стала прямо называть Максима убийцей Загуляева.