Эля промолчала.
— Жаль, Степана не было, — сказала Таня. — Он по каким-то делам срочно в райцентр уехал.
Эля снова упала на подушку и закрыла глаза. Таня ушла, но сон никак не шёл к ней. Лишь под утро Эля с трудом заснула, но вскоре была разбужена телефонным звонком.
— Это вы разыскиваете Аллу Сергеевну Готовцеву? — спросил незнакомый женский голос.
— Я, — хриплым голосом ответила Эля.
— В понедельник она выйдет на работу, — сказала женщина. — Если хотите с ней встретиться, приходите после десяти.
Эля собралась поблагодарить незнакомку, но та сразу же отключилась. Эля снова легла и попыталась заснуть, но не смогла. Она спустилась вниз. К её удивлению, никто не спал. В кухне Андрей готовил омлет с помидорами.
— Ты сегодня с нами? — спросил он, выливая смесь из молока и яиц на сковородку.
Эля покачала головой. Ей не хотелось провести весь день в обществе Степана. Увозить одну девушку на глазах другой — нет, к этому она не была готова.
— Я буду занята весь день. Хочу немного поработать.
Андрей внимательно посмотрел на сестру.
— Решила всё-таки взяться за ум и начать готовиться к поступлению в аспирантуру? — спросил он.
— Н-нет, да, — сбивчиво ответила Эля. Ей почему-то не хотелось никому рассказывать о том, что её интересует.
После того как все позавтракали на террасе, а затем принялись собирать вещи для похода, Эля отправилась в кухню готовить кофе в дорогу для путешественников. Там Таня длинным ножом нарезала батон колбасы толстыми кусками.
— Это для чего? — поинтересовалась Эля.
— Для бутербродов, — не без гордости сообщила Таня. — Мы же на целый день уплывём. А ты почему ещё не одета?
— А я остаюсь дома.
— Почему? — Таня перестала нарезать колбасу.
— Голова болит, не выспалась, — ответила Эля, доставая из шкафа термос. — Да и вообще у меня своих дел полно.
— Каких? — прищурилась Таня.
— Тебя это не касается.
Таня пожала плечами и снова принялась резать колбасу.
— А я всё равно узнаю, — неожиданно произнесла она через некоторое время. — Я всегда все тайны узнаю.
— Ну-ну, — насмешливо произнесла Эля.
Когда Андрей, Лиля и Таня, захватив с собой приготовленные припасы, ушли на берег реки, Эля собрала из всех комнат постельное белье и включила стиральную машинку. Затем, прибрав в гостиной, вымыла посуду на кухне, вытерла везде пыль, а затем и пол. Развесив за домом выстиранное белье, она поняла, что больше ей делать нечего и поднялась к себе. Взяв с тумбочки дневник художника Полетаева, она вышла на балкон и устроилась в соломенном кресле. Было тихо и ещё довольно прохладно. Где-то вдалеке неожиданно запел петух, за ним другой. Эля раскрыла книгу и погрузилась в жизнь начала двадцатого века. Записи художника, открывавшиеся тысяча девятисотым годом, рассказывали ей о поездках за границу, о выставках и вернисажах Лондона, Парижа и Петербурга, о первой поездке в здешние места, о впечатлении, произведённом на Полетаева усадьбой графа Тормасова, и решении построить свою. Неожиданно её взгляд остановился на записи, показавшейся ей странной. «Вчера до меня дошло печальное известие о том, что в Италии месяц назад скончалась Софья Казимировна. Какая это была изумительная женщина! Я с грустью вспомнил наши беседы. Чаровница, умница, сохранившая превосходное чувство юмора и веру в людей, несмотря на несчастье, случившееся с нею в молодости. Если бы не она, графу Тормасову было бы трудно справиться с потерей жены! Он был в полном отчаянии. Ах, каким нежнейшим, прелестнейшим существом была Лидия Николаевна! Как она чудесно пела! И моя старшая дочь Вера, и её подруга Зиночка Валгина всегда приходили в восторг от её необычайной красоты голоса».
Запись была сделана в сентябре тысяча девятьсот тринадцатого года. Эля ещё раз перечитала запись. После имени Софьи Казимировны стояла звёздочка. Внизу страницы, там, где обычно печатаются сноски, она прочитала: «Лицо, о котором идёт речь, не установлено». Что ещё за Софья Казимировна? Что за Софья Казимировна, с которой произошло несчастье и которая помогла Тормасову справиться с потерей жены? И жену, как утверждает художник, звали всё-таки Лидия Николаевна, а не Полина Ивановна. И всё же нельзя не верить метрическим книгам! Эля принялась внимательно просматривать дневник дальше, но больше не нашла никаких упоминаний о таинственной Софье Казимировне.
Посмотрев на наручные часики, показывавшие половину первого, Эля поднялась из кресла, подошла к балкону и, облокотившись на него, снова задумалась над очередной загадкой, на этот раз преподнесённой дневником Полетаева. Из состояния задумчивости её неожиданно вывел чей-то незнакомый женский голос.
— Девушка, вы нам не подскажете, мы правильно к церкви идём?
Эля повернула голову и увидела возле калитки двух женщин, чьи головы были повязаны платками. Она вдруг вспомнила воскресную службу, на которой присутствовала неделю назад.
— Подождите немного, я провожу вас! — крикнула она.
Женщины оказались дачницами из деревни Лакшино, находившейся от Приречья в пяти километрах. Они захотели взглянуть на церковь, о которой им рассказали в деревне, и побывать на службе.
Эля молча слушала о том, как её спутницы хорошо отдыхают в Лакшино, где очень мало жителей.
— Мы ещё лодку собираемся нанять, чтобы на Бисеровском острове побывать, — сказала одна из женщин. — Хотим поклониться святой Агапии.
В церкви уже было полно прихожан. Среди них Эля заметила и журналиста Вольского. К её сожалению, чудо, зрителем которого она стала в прошлое воскресенье, не повторилось, и Эля, немного разочарованная, вышла из церкви. Некоторое время она рассматривала статую апостола Петра, а затем направилась домой. Но не успела пройти и нескольких шагов, как её нагнал журналист и попытался завязать разговор:
— А вы сегодня одна, без сестры.
Эля не стала поправлять его и говорить, что Таня ей не сестра, а сухо произнесла:
— Она изучает развалины старинного монастыря.
— Да-да, я слышал об этом. Где-то неподалёку в окрестных местах до революции был женский монастырь. Но в тридцатых годах прошлого века его закрыли, а всех насельниц разогнали. Опустевшие строения быстро пришли в негодность. Просто удивительно, что здешняя церковь так хорошо сохранилась.
Он замолчал, видимо полагая, что Эля поддержит беседу, но она шла молча. Ей почему-то был неприятен этот человек.
— Вы профессионально интересуетесь стариной или я ошибаюсь? — опять осторожно начал он. — Просто вы так увлечённо рассматривали церковные статуи, поэтому я подумал, что вы имеете отношение к искусству.
Эля покачала головой:
— В искусстве я дилетант, точнее, обычный созерцатель.
Ей казалось, что Вольский не просто так завязал с ней разговор, что он пытается что-то у неё разузнать или выведать. Она решила избавиться от его общества, но не знала, как это сделать, поэтому извинилась, сказав, что очень торопится, и свернула в первый попавшийся проулок, который неожиданно вывел к библиотеке. Увидев, как из её дверей выходит подросток, держащий под мышкой невероятно толстую книгу, Эля торопливо взбежала по ступенькам крыльца. В библиотеке на этот раз было людно, в большинстве своём это были дачники, так что Кира Дмитриевна оказалась занята. В ожидании, пока она освободится, Эля устроилась на диване и принялась разглядывать посетителей библиотеки. Возле стеллажа с детективами двое пожилых мужчин вели между собой оживлённую беседу. Несколько женщин сосредоточенно рассматривали новую энциклопедию комнатных и садовых растений. Взгляд Эли переместился с женщин на журнальный столик, стоявший рядом с диваном: на столике лежало несколько потрёпанных книжек Стивена Кинга.
— Эля, загляните-ка в тот шкаф, — сказала Кира Дмитриевна и показала на двухстворчатый стеклянный шкаф, стоявший в простенке между окнами. — Там есть довольно интересные журналы.
Журналы действительно оказались интересные. Они выходили ещё до революции, правда, их было совсем немного: два номера «Чтения для ума и сердца» и несколько выпусков «Мира искусства» и «Столицы и усадьбы».
— Откуда у вас такое богатство? — ахнула Эля.
— Месяц назад один из наших дачников подарил.
Журнал «Чтение для ума и сердца» был отпечатан на серой бумаге. Эля раскрыла его и пробежала содержание. Среди авторов были одни женщины: Елагина, Троицкая, Уфимцева… Эля отложила журнал в сторону и взяла в руки более красочный — «Столицу и усадьбу».
— Какие всё-таки красивые и интересные были в дореволюционной России поместья, — заметила она, листая страницы. — Хорошо, что усадьба Полетаева сохранилась.
— Да, Полетаев, как только в наши края приехал, так сразу же решил здесь обосноваться, — сказала Латынина.
— Между прочим, его на это приреченская усадьба подвигла, — сообщила Эля. — Он об этом и в своём дневнике записал. Кстати, он в нём упоминает о некой Софье Казимировне. Дедушка вашего мужа ничего вам о ней не рассказывал?
— Софья Казимировна? — переспросила Кира Дмитриевна. — Нет, мне кажется, Василий Иванович никогда этого имени не называл.
Вернувшись из библиотеки, Эля перегладила высохшее постельное бельё. Зайдя в гостиную, она увидела на каминной полке ноутбук Андрея. Открыв его, устроилась в кресле и не один час просматривала в Интернете сведения о художнике Полетаеве, надеясь, что где-нибудь да всплывёт имя «Софья Казимировна», но все её поиски не принесли никакого результата. Отчаявшись, Эля перешла на сайт неренской художественной галереи, чтобы узнать часы её работы, как вдруг почувствовала, что у неё за спиной кто-то стоит. Она резко обернулась и увидела Таню, которая, затаив дыхание, смотрела на экран ноутбука.
— Любопытной Варваре нос на базаре оторвали, — холодно произнесла Эля и закрыла ноутбук.
Таня скорчила гримасу:
— Между прочим, это моя комната. Что хочу, то и делаю. А ты зря с нами сегодня не поплыла. Мы были на таком красивом острове! Он называется Бисеровский. У него один берег скалистый, а другой песчаный. Я никогда такого мелкого песка не видела. А ещё мы нашли старое кладбище. Там, где раньше был монастырь. Смотрим, одна из могил вся в цветах, а на плите выбита надпись, что в этой могиле похоронена Агапия и что она была великой грешницей.