тавляли открытой, хотя я никогда не боялась темноты. Бельевая находилась на втором этаже, освещавшемся единственным окном, выходившим на лестничную площадку. И хотя стояла глубокая зима, луна в эти дни светила так ярко, что в коридоре по ночам даже не зажигали свечи. В доме, кроме прислуги, собравшейся в кухне, и меня больше никого не было. Я лежала на спине, глядя в открытый проём двери, и вспоминала события прошедшего дня, как вдруг почувствовала, что за дверью кто-то есть. Ни тени, ни малейшего движения или отзвука дыхания, но я явственно ощущала, что не одна. Неожиданно я почувствовала прикосновение: кто-то ласково провёл рукой по моей голове. Однако я не оглянулась, взгляд мой был прикован к дверному проёму. Это длилось какие-то секунды. Незнакомая женщина, одетая в длинную белую рубашку без рукавов, с длинной косой, переброшенной через плечо, выскочила из-за двери и упала мне на ноги. Дверь захлопнулась. Я сдавленно вскрикнула. Женщина всей своей тяжестью давила мне на ноги. Несмотря на то что я только вскрикнула, вскрик мой услышали в кухне. Послышались торопливые шаги по лестнице, и вскоре дверь бельевой распахнулась. На пороге стояли няня и экономка, державшая свечу в руке. Я так оцепенела от пережитого страха, что не сразу смогла рассказать им о случившемся. Конечно, никакой женщины в бельевой уже не было. Она соскользнула с моей кровати вниз, едва распахнулась дверь. Когда вернулись родные, им было обо всём рассказано, но они посчитали, что мне приснился дурной сон. Тщетно я настаивала на том, что это был вовсе не сон, что я не спала. Но ни одна женщина, находившаяся в это время в доме или проживавшая в нём ранее, до нашего переезда, не подходила под моё описание. Отец посчитал, что виной случившемуся со мной стало чтение сборника рождественских рассказов. Эту книгу, привезённую с собой, читала накануне в гостиной всем собравшимся одна из кузин. Я слушала её чтение затаив дыхание и была в восторге: мне всегда нравилось, когда мне рассказывали сказки или читали вслух.
С этой ночи мне стали сниться кошмары, всякий раз я просыпалась с криком. Мама тайком от отца, который терпеть не мог подобного, возила меня к разным знахаркам, лечившим от испуга, но ничего не помогало. Однажды мы приехали к какой-то старушке. В избе, в которой она жила, кроме неё, находилась её внучка, девушка лет семнадцати. Старушка стала шептать какие-то заклинания, поворачивая меня то лицом к себе, то спиной, а затем повесила на мою шею шнурок, сделанный из двух ниток, белой и красной, и перекрестила несколько раз. Перед тем как нам уйти, девушка наклонилась ко мне — мама в это время расплачивалась со старушкой — и быстро прошептала: „Она больше не придёт к тебе, если ты не станешь её искать“. Кошмары по ночам прекратились, но я по-прежнему не могла оставаться в комнате одна, не могла спать без света. Как только гасили свечу, на меня нападал жуткий страх: мне всё казалось, что кто-то стоит за дверью или прячется за шкафом.
Однажды, уже будучи взрослой, я рассказала об этом случае знакомой пожилой даме, которую очень уважала, и спросила её: „Как вы думаете, зачем эта женщина меня так напугала? Зачем она вообще приходила к маленькой девочке? Что ей было надо от меня? Зачем кто-то успокаивающе погладил меня, перед тем как она появилась первый раз?“ Моя собеседница сказала, что это было испытание, которое Бог помог мне пережить. Помог пережить? Нет, это объяснение никак не удовлетворило меня. Ведь спустя столько лет я так и не избавилась от ночного страха! Я не могу спать в темноте, как спят все нормальные люди! Спустя некоторое время после этого разговора я сидела в своей комнате и заканчивала вышивку бисером. Утомившись, я отложила шитьё в сторону и откинулась на спинку стула. Неожиданно верхний ящик комода, стоявшего возле стены, стал медленно, прямо на моих глазах отодвигаться изнутри. Я замерла. В этом ящике всегда лежали мои тетради и записные книжки. Ящик отодвинулся почти на всю ширину, и я увидела, что он заполнен какой-то белой тканью. Эта ткань начала шевелиться, подниматься вверх, а затем из-под неё выглянуло незнакомое женское лицо. И это лицо растянуло свой рот в беззвучном смехе. В глазах моих потемнело, и я потеряла сознание. В чувство меня привела сестра, находившаяся в соседней комнате. Я сказала ей, что мне, должно быть, стало дурно от жары.
Учась в гимназии, я стала интересоваться всем таинственным и сверхъестественным. Я собирала истории о привидениях, которые мне рассказывали, или читала книги о них. Мне хотелось найти историю, подобную той, что пережила я. Затем я увлеклась спиритическими сеансами. Пока я так и не нашла ответов на свои вопросы, но я знаю точно: другой мир существует».
«Не каждый может так откровенно поведать о себе, дабы не прослыть в глазах других сумасшедшим», — подумала Эля.
Отложив рассказ в сторону, она раскрыла статью, и из неё узнала, что Валгина в тысяча девятьсот десятом году получила наследство, доставшееся ей от крёстной, и уехала в Англию, чтобы познакомиться с известными медиумами и продолжить собирать истории о сверхъестественном. Она побывала также и в Германии, но через три года трагически погибла в Италии: коляска, в которой она ехала, упала в пропасть. Эля не могла скрыть своего удивления: Валгина окончила свои дни в той же стране, где и граф Тормасов!
Возвращая на следующий день Дине Семёновне Колышкиной произведения Валгиной, Эля поинтересовалась:
— Вы не знаете, встречалась ли в Италии Зинаида Михайловна с графом Тормасовым, хозяином одной из здешних усадеб?
Колышкина покачала головой:
— В последнем письме своей средней сестре, с которой она была наиболее близка, Зинаида Михайловна написала, что собирается поехать в Италию, чтобы найти какого-то преступника, точнее, преступницу, которую она уже давно подозревает в страшных преступлениях. О графе Тормасове в письме не было сказано ни слова.
— А где хранятся письма Валгиной и много ли их сохранилось?
— К сожалению, всего лишь несколько писем. У меня есть копии, а сами письма сейчас в работе у сотрудников литературно-художественного музея, которые готовят их к публикации в сборнике «Женское эпистолярное наследие города Неренска». Ещё до революции сестра Зинаиды Михайловны, Евдокия Михайловна, стала настоятельницей монастыря, который располагался на Бисеровском острове. Там она и скончалась, до последнего руководя своей паствой. Когда монастырь закрыли, архив был разорён. Чудом уцелели письма и кое-какие бумаги, которые удалось отыскать нашему местному краеведу Алексею Петровичу Архипову. Он автор замечательной книги «Мученики и подвижники Неренской земли». Всю жизнь собирает сведения о местных священнослужителях.
Эля вспомнила, что купила в книжном магазине упомянутую Колышкиной книгу.
— Хотите, я вам записную книжку Валгиной покажу? — неожиданно предложила Дина Семёновна. — Мне её, как и обещали, сегодня утром принесли. Зинаида Михайловна вела её до отъезда за границу. Это что-то вроде творческого дневника.
Дина Семёновна вынула из ящика письменного стола небольшую кожаную книжку, больше напоминавшую блокнот. Записи в ней были в основном сделаны карандашом. Надев нитяные перчатки, Дина Семёновна принялась перелистывать страницы. В основном это были записи прочитанных или намеченных для чтения книг и статей, а также планы будущих произведений. Одна из записей привлекла внимание Эли. «Непременно расспросить Софью Казимировну о её знакомстве с Верой Крыжановской и Еленой Елагиной».
— Интересно, кто все эти дамы? — пробормотала Эля.
— Насчёт Софьи Казимировны ничего сказать не могу, — произнесла Дина Семёновна, — а Вера Крыжановская была довольно известная писательница на рубеже девятнадцатого — двадцатого веков! Она писала оккультные и исторические романы. Была известным медиумом, поэтому, видимо, Зинаида Михайловна и интересовалась ею. Я до Валгиной занималась творчеством Крыжановской и немало времени и сил потратила на его изучение и сбор материалов. У меня о ней несколько статей вышло в наших специализированных библиотечных журналах. Что же касается Елагиной, то она написала всего два романа, оба они с элементами мистики, и оба были опубликованы во Франции, как и большинство произведений Крыжановской. Но сведений об этой романистке мне удалось найти совсем немного.
— Дина Семёновна, да вы настоящий клад! — воскликнула Эля. — А я могу познакомиться с вашими материалами?
— Можете, — засмеялась Колышкина. — Я вас сейчас отведу в книгохранилище. У меня там все папки с собранными материалами хранятся.
Дина Семёновна привела Элю в комнату, где стояли стеллажи с газетами и журналами, усадила за небольшой стол и положила перед ней две папки: у одной была надпись «Зинаида Михайловна Валгина», у другой — «Вера Ивановна Крыжановская (Рочестер) и Елена Васильевна Елагина». Эля решила начать с первой и для начала прочла письма Валгиной. Их и в самом деле оказалось немного. Все они были присланы из Англии, которую Валгина изъездила вдоль и поперёк. Она не только собирала и записывала истории о призраках, но и знакомилась с теми, кто сам стал свидетелем таинственных и необъяснимых случаев. Среди тех, с кем встречалась Валгина, оказалась Милдред Харрис. Она познакомила Зинаиду с идеями Джеймса Брейда, первооткрывателя гипноза, и Амбруза Огюста Льебо, основавшего «Школу Нанси» и работавшего в том же направлении. Брат Милдред, Эдуард, был сотрудником «Школы Нанси». Валгина собиралась отправиться во Францию, чтобы встретиться с профессором Ипполитом Бернхеймом, чьим ассистентом был Эдуард Харрис, но неожиданно планы её изменились. В своём последнем письме она написала, что отправляется в Италию, дабы разоблачить некую преступницу, которую давно знает и вот уже некоторое время подозревает, но имени этой особы при этом упомянуто ею не было. Заканчивая письмо, Валгина сообщила: один из английских журналов принял к печати её рассказ «Месть», который опубликовать в России она пока не может, потому что ещё живы действующие лица событий, описанных в нём.