В папке нашлись две вырезки из итальянских газет с прикреплённым к ним переводом на русский язык. В нём сообщалось о том, что экипаж, направлявшийся из Кальи в Урбино, разбился на одной из горных дорог. Возница и оба пассажира-иностранца, сеньорита Валгина и сеньор Харрис, погибли. Происшествие расценивалось местными властями как несчастный случай. Обе заметки были датированы 10 мая. Получалось, Валгина погибла через две недели после того, как застрелился граф Тормасов. Эля подумала: «Интересно, успела ли Зинаида Валгина до своей трагической гибели встретиться с женщиной, которую подозревала в преступлениях, и что это за женщина?» Она убрала газетные вырезки с фотографиями места катастрофы в папку, закрыла её и отодвинула в сторону. Неожиданно Эля вспомнила о своей однокласснице Миле Пузырёвой, с которой дружила в школе. После окончания факультета иностранных языков Мила уехала в Англию для совершенствования произношения. Эля достала телефон и написала Пузырёвой, попросив её отыскать название английского журнала, в котором в тысяча девятьсот тринадцатом году мог быть напечатан рассказ «Месть» Зинаиды Валгиной, публиковавшейся под псевдонимом Троицкая. «Постараюсь помочь», — вскоре ответила Мила.
Эля удовлетворённо вздохнула и, придвинув к себе вторую папку, начала просматривать её содержимое. В одной из своих статей Колышкина писала о том, что Елена Елагина получила образование в Екатерининском институте благородных девиц. Елагина поступила туда в середине шестидесятых, где, как она сама признавалась в одном из писем к своей издательнице, её опекала учительница С. Стронская. На полях статьи рукой Дины Семёновны была сделана карандашная пометка: «Аделаида Фаробина, учившаяся вместе с Елагиной, оставила воспоминания об этом времени. Её мемуары были напечатаны в тысяча девятьсот девятнадцатом году. Единственный экземпляр хранится в Санкт-Петербурге, в Российской национальной библиотеке». Недолго думая, Эля снова достала из сумки телефон и набрала Машу Кутузову.
— Извини, что отвлекаю от работы, но у меня опять к тебе просьба, — вздохнув, сказала Эля.
— Ты позвонила вовремя, потому что я закончила все дела и собираю вещи. У меня поезд через четыре часа, — засмеялась Маша. — Ну, излагай свою просьбу.
Эля рассказала про мемуары Фаробиной.
— Это связано с графом Тормасовым? — спросила Маша.
— Может быть, а может быть, и нет.
— Хорошо, Элька. Поищем мемуары.
Глава 13
Маша не только нашла воспоминания Аделаиды Фаробиной, но и сняла с них копию.
— Ну, Элька, ты просто везучая, — сказала она, когда они встретились на следующий день после обеда. — Представляешь, у них, в библиотеке, начинается ремонт, и поэтому сервисный центр работал последний день, когда я тебе эти мемуары копировала.
— Да, везучая, — уныло произнесла Эля. — Информацию приходится по крупинке добывать. Хорошо, что ты в эти дни в Северной столице оказалась!
Они с Машей сидели в кафе и ждали, когда им принесут мороженое и кофе.
— Как ты думаешь, может зеркало навредить человеку? — спросила Эля.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась Маша.
— Может обычное зеркало сводить людей с ума?
— Ни разу с таким явлением не сталкивалась.
— Я тоже. Что-то не верится мне в это.
— Хотя, — неожиданно произнесла Маша, — в Петербурге я слышала, как одна женщина-экскурсовод рассказывала легенду о зеркале купцов Брусницыных, его ещё зеркалом Дракулы называют.
— Что за легенда? — сразу же заинтересовалась Эля.
— Легенда о том, что Брусницын приобрёл зеркало, когда-то висевшее в усыпальнице Дракулы, и распорядился установить его в танцевальном зале своего особняка. Так вот, стоило какому-нибудь человеку посмотреть в это зеркало, как ему сразу же становилось плохо: начинала болеть голова, в глазах темнело, дыхание затруднялось. Кто-то даже терял сознание или серьёзно заболевал.
— Это касалось только дам?
— Нет, — ответила Маша, — не имело значения, кто смотрелся в это зеркало, мужчина или женщина.
Эля вздохнула:
— А в моём случае, точнее, в случае графа Тормасова, дурно делалось только его жёнам. Нет, что-то здесь не так.
— Ну, так ищи разгадку, — улыбнулась Маша.
— Что я и делаю, — сказала Эля. Тут им принесли мороженое, и она придвинула к себе свою порцию. — Боюсь только, что придётся очень долго искать её.
Эля ещё на «Зуше» заметила Таню, сидевшую в траве на пристани.
— Ты что здесь делаешь? — удивилась она.
— Тебя жду, — буркнула Таня. — Дома есть нечего.
— В холодильнике окрошка со вчерашнего дня оставалась.
— Я её ещё утром доела.
— Могла бы сама что-нибудь приготовить. Например, капусту потушить. Очень лёгкое в приготовлении блюдо.
— Ну да, — сказала Таня. — Лёгкое. У меня даже рецепта нет.
— Хорошо, напишу тебе сегодня рецепт.
— А ты что, опять в город завтра уедешь? — насторожилась Таня.
— Не знаю.
— Ты и так целыми днями там пропадаешь. Совсем нас забросила.
— Но вы же с сестрой не маленькие дети. Можете и сами о себе позаботиться.
— А что у тебя в пакете?
— Сладкие пирожки и пирожные.
— Пойдём вечером в гости к ребятам и угостим их? Они же нас всегда угощают.
Эля покачала головой:
— Нет. Вечером я буду занята. Мне нужно работать. Но если ты хочешь угостить ребят, то пожалуйста.
— Не пойму, зачем тебе нужна эта диссертация? — произнесла Таня. — Тебя же тогда совсем никто замуж не возьмёт.
— Ну, твою же сестру взяли! Чем я хуже?
— Ну, не знаю, — отрешённо протянула Таня. — Только мне кажется, ты совсем не диссертацией занята.
Эля от удивления даже остановилась.
— А чем же я, по-твоему, занимаюсь?
Таня пожала плечами:
— Ты назло Степану в городе пропадаешь.
— Это он тебе сказал?
— Нет. Но он был очень грустным, когда утром приходил к нам, а я ему сказала, что ты опять уехала в Неренск.
В кухне Лиля нарезала овощи.
— Вот, решила салат сделать, — смущённо произнесла она. — А то я какая-то бездельница получаюсь.
— От салата не сильно насытишься, — сказала Таня. — Надо что-то существенное приготовить. Ну, хотя бы картофельную запеканку с мясом и сыром.
— Умничка! — воскликнула Эля. Она подошла к холодильнику и открыла морозильную камеру. — Ага, фарш у нас есть. Значит, берёшь картошку и начинаешь чистить. Будем учиться готовить картофельную запеканку. И только ничего не говори мне про ногти.
Совместными усилиями ужин был приготовлен. Отправив Таню с пирожными на берег реки, Эля вымыла посуду и поднялась к себе в комнату. Она вынула из сумки отсканированные Машей мемуары Фаробиной и принялась их внимательно читать.
Аделаида писала, что попала в Екатерининский институт в тысяча восемьсот шестидесятом году, после смерти родителей. Она была домашней девочкой, поэтому ей было тяжело привыкать к новой жизни: к длинным коридорам и неуютным спальням, к холодной каше без масла вместо вкусных домашних пирогов. Она часто плакала, а на уроках смотрела в окно и совсем не слушала учителей, вспоминая родной дом и отца с матерью. Отношения с девочками тоже не складывались. Они казались ей злыми и неискренними. Всё было чужим и чуждым её уму и складу характера. Из-за отсутствия аппетита Аделаида совсем ослабла и пала духом. Прийти в себя и свыкнуться с непривычной для неё обстановкой ей помогла классная наставница Софья Казимировна Стронская. Фаробина с большой теплотой вспоминала о ней. Стронская сама была выпускницей Екатерининского института (она, как и Аделаида, тоже училась за казённый счёт) и знала все тонкости и нюансы этого заведения для девочек. Благодаря советам Софьи Казимировны, Аделаиде удалось подружиться с однокурсницами, научиться радоваться и верить в своё будущее. Фаробина признавалась, что Стронскую в институте любили. Она была стройной темноволосой красавицей, очень женственной, утончённой и деликатной. Аделаида оканчивала обучение, когда со Стронской случилась беда. У Софьи Казимировны умерла мать и на руках остались две сестры, дочери матери от второго брака. Ей нужно было помочь им устроиться в жизни, так как у девочек не было никаких средств. Впрочем, как и у неё самой. Когда Стронской предложили должность гувернантки и довольно высокое жалованье, значительно превышавшее ту сумму, что ей выплачивали в институте, она согласилась и оставила место классной дамы. Семья, пригласившая Стронскую для воспитания детей, была очень богата, но вскоре разразился скандал: глава семьи обвинил гувернантку в краже денег. Дело до суда не дошло, но репутация Стронской серьезно пострадала. Девочки в институте не могли не обсуждать эту историю. Многие были уверены, что их бывшую наставницу оболгали. Они сострадали ей и жалели, что она ушла из Екатерининского института. Окончив обучение, Фаробина вскоре вышла замуж и уехала с мужем за границу. Через много лет она вернулась в Россию и от институтской подруги узнала о судьбе Стронской. Той пришлось нелегко. Она была вынуждена покинуть Санкт-Петербург и уехать в глухую провинцию вместе с сёстрами. В маленьких уездных городах её не знали, но ей пришлось много работать, чтобы вырастить девочек. Одной из её сестёр удалось получить место учительницы в Неренской гимназии, а затем даже стать её директрисой; другая вышла замуж за богатого и состоятельного человека. Больше Фаробина о Стронской в мемуарах не упоминала. Однако, заканчивая свои воспоминания, она написала, что на днях получила известие о смерти Павла Васильевича Невежина — человека, который погубил карьеру Стронской.
«Ну и ну, — покачала головой Эля, дочитав воспоминания Фаробиной. — Какие повороты! И всё-таки имеет ли отношение Стронская к графу Тормасову или нет?»
Она отложила в сторону мемуары, открыла ноутбук и принялась искать информацию о Невежине. Найти удалось немного. Род Невежи — ных, хоть и был довольно древним, но сведения о нём были незначительные, так как Невежины к середине девятнадцатого века обеднели и влачили жалкое существование. Однако одному из них, а именно Павлу Васильевичу, удалось поправить пришедшие в упадок дел