– Ты того… перегнул палку, брат, – примирительно сказал Рыба. – Но я на тебя не сержусь. И на жену твою не покушаюсь. Я вообще люблю другую! А что касается духов…
Губы Николаши мгновенно стали пергаментными, вступив в резкое цветовое противоречие с горящими, пунцово-красными щеками.
– Духи тебя убьют, вот увидишь, – тихо сказал он. – Эти духи – зло, а зло никого не щадит.
– Тебя же пощадило!
Николаша только рукой махнул:
– Я – другое дело. Я знаю, как с ними управляться…
– И управляйся себе на здоровье. Но ко мне с разговорами о них не подкатывай, даже слушать тебя не буду.
– Скоро ты никого не услышишь. И ничего не увидишь. Я’Миня падвы падарта ил малей…
В голове Рыбы незамедлительно послышались легкий треск и покашливание, и голос знаменитого синхрониста-переводчика Володарского произнес: «Написанная богиней запись подошла к концу».
А этот-то откуда взялся? – несказанно удивился Рыба-Молот, но углубляться в происходящее не стал. Лишь подумал о том, что голова его, видимо, весьма привлекательное место. И не только для духов. Это раньше никакой особой активности в ней не наблюдалось, но сейчас все может измениться. Если наплевать на угрожающий смысл фразы про некую богиню и некую запись.
Так он и поступит. Наплюет, и все тут.
– Есть хочешь? – с преувеличенным энтузиазмом спросил он у Николаши. – Ужин – пальчики оближешь. Обещаю.
– Ничего не хочу. И есть не хочу. И оставь меня в покое.
Рыба пожал плечами (в покое так в покое!) – и в это самое время в дверь кухни поскреблись.
– Алекса-андр Евгенье-евич! Можно к вам? – томно произнесла из-за двери Вера Рашидовна.
– Твоя! Зайдет сейчас, а ты под столом сидишь. Неудобно.
– Мой дом, где хочу – там и сижу, – ответил по-прежнему безучастный ко всему Николаша.
– Нет. Нехорошо это.
– А на чужое рот разевать хорошо?
– Говорю же тебе, не разеваю я, не разеваю!
– Александр Евгеньевич! – продолжала взывать Вера Рашидовна.
– Одну секундочку!..
Николаша ужом прополз мимо Рыбы-Молота и схоронился за стоящим у окна обогревателем.
– Меня здесь нет и не было, – сообщил он из-за белого, метр на метр щита. – И ты меня не видел.
– Как знаешь… Только глупости это все. Детский сад, штаны на лямках.
– На лямках или не на лямках – не твое дело, – ответствовал щит. – Посмотрим сейчас, как ты не покушаешься.
– Дурак!..
И в то же самое время двери кухни распахнулись и в нее влетела Вера Рашидовна.
– Кто это здесь дурак? – спросила она.
– Я. Я дурак, – тотчас нашелся Рыба. – Забыл положить лавровый лист…
– А пахнет божественно!
Сама Вера Рашидовна тоже пахла божественно. И выглядела ничуть не хуже, чем пахла: маленькое коктейльное платье из черного шелка, нитка жемчуга на шее, диадема в волосах. Дополняли картину обновленная прическа (крупные локоны, спадающие на плечи в художественном беспорядке), обновленный маникюр, обновленный макияж и сумочка-конверт, зажатая под мышкой.
У Рыбы слегка потемнело в глазах от такого зрелого (и даже перезрелого) великолепия.
– Да-а, – только и смог сказать он. – Садо-мазо Новый год!..
«Садо-мазо Новый Год» было любимым выражением армейского дружбана Рыбы-Молота – Коляна Косачёва. Оно употреблялось постоянно и выражало весь спектр возможных человеческих эмоций – от полного неодобрения до полного приятия, восхищения и восторга. Рыба и думать о нем забыл, но оно само напомнило о себе. И хорошо еще, что явилось в гордом одиночестве, без длиннющего нецензурного шлейфа, сопровождавшего любую тираду Коляна.
– Садо-мазо? – мгновенно отреагировала Вера Рашидовна.
– Это так, к слову пришлось, – насмерть перепугался Рыба. – Это просто такое выражение, без всякого смысла. Без того смысла, о котором вы подумали…
– А вы знаете, о чем я подумала?
– Нет. – Рыба поспешил откреститься от мыслей Веры Рашидовны, которые самым бесстыжим образом выпирали из ее декольте. Ведь для их реализации потребовалось бы задействовать весь ассортимент местного секс-шопа «Казанова». – Понятия не имею, о чем вы подумали.
– А мне почему-то кажется, что вы видите меня насквозь…
– Не вижу!
– И чувствуете малейшие нюансы в движении моей души…
– Не чувствую!
– И читаете меня, как открытую книгу…
– Я вообще не читаю. У меня времени на чтение нет!
– Какой вы все-таки интересный мужчина! – страстным голосом прошептала Вера Рашидовна и попыталась приблизиться к Рыбе-Молоту вплотную.
Рыба среагировал мгновенно и заслонился первым, что подвернулось под руки: блендером и орехоколкой.
– Ужин готов, – промычал он.
– Да-да, ужин… – Вера Рашидовна задумчиво поскребла пальцем по блендеру. – Ужин в честь моей испанской свадьбы был невыносимо скучен, хотя на нем присутствовали сто пятьдесят человек… Ужин в честь моей итальянской свадьбы был еще скучнее, хотя на нем присутствовали певец Пупо и певица Рафаэлла Карра.
– Пели чего-нибудь?
– Несколько песен дуэтом и не особенно выкладываясь. Престарелые халтурщики, мать их ети!
– Нужно было пригласить Адриано Челентано…
– А вам нравится Челентано?
– Мне нравится Ив Монтан. Песня «Ля бисиклетте». И Жак Брель. И еще… Жорж Брассенс, Жорж Брассенс, Жорж Брассенс.
– Это французы? – уточнила Вера Рашидовна.
– Вроде того.
– Берут дорого?
– За что?
– За выступление, разумеется.
– Боюсь, что нам их не достать…
– Ерунда. Достать можно кого угодно. Мне вон эксклюзивную Мадонну на корпоратив предлагали и Бой Джорджа, но они такие суммы заломили, заразы!.. Остров можно было бы купить в Тихом океане. А зачем мне остров? Остров у меня уже есть.
– В Тихом океане?
– Именно. В Тихом. Можно будет слетать на Новый год. Вы как?
– Ну до Нового года еще дожить надо… – уклонился Рыба от прямого ответа.
– Я в принципе…
– И я в принципе. А что касается этих французов… Их не достать, потому что они вроде как умерли.
– Все пятеро?
– Почему пятеро? Жорж Брассенс, Жорж Брассенс, Жорж Брассенс – это один человек.
– Ха-ха! А я думала – трое! Как в адвокатских конторах: «Ривкинд, Ривкинд и Ривкинд». Или «Усков, Усков и Усков».
– Есть и такие?
– Есть всякие. Но те французы… Они ведь не единственные? Кто-то еще остался? Не помер?
– Наверняка.
– Я учту это на будущее.
– На какое будущее? – удивился Рыба.
– Ну какое у нас может быть будущее? Светлое, разумеется…
От окна, где стоял белый обогреватель, донеслось уже знакомое Рыбе методичное гулкое постукивание: не иначе как бедный Николаша бился головой о металл.
– А насчет садо-мазо… Я, конечно, не являюсь его сторонницей и никогда не практиковала… А вы?
– Я? Тоже не практиковал.
– Но в порядке эксперимента…
Стук за обогревателем усилился.
– Что это там такое? – Вера Рашидовна наконец оставила в покое блендер и перевела взгляд на окно.
– Понятия не имею. Может быть, коммунальные службы трубы прочищают… Или какая-нибудь птица в окно стучит. Дятел.
– Что-то я не вижу там никакого дятла. Да и дятлы здесь не водятся.
– Да бог с ними – и с дятлом, и с окном. Ужинать, немедленно ужинать! – воззвал Рыба-Молот. – Иначе все остынет и будет уже не таким вкусным…
– Вы правы, дорогой мой. А после ужина… После ужина вас ожидает сюрприз.
Сюрприз! Только этого недоставало! Чутье подсказывало Рыбе, что от сюрпризов находящейся под воздействием духов Веры Рашидовны ничего хорошего ждать не приходится.
– Э-э… И какого рода сюрприз?
– Приятный. А больше я ничего вам не скажу.
– Ну, хотя бы намекните…
– Если намекну – сюрприза не получится. Сами все увидите. Вам понравится – обещаю…
Глава четвертая
в которой Рыба-Молот приобщается к культурным ценностям, спасает от верной смерти обхамившего его официанта, принимает участие в немецком атлетическом порно с комментариями специалистов, теряет мочку левого уха и бежит из Салехарда
…Сюрприз Веры Рашидовны был гнусноват и отдавал людоедством – если посмотреть на него с точки зрения порядочного и великодушного человека (каким, безусловно, являлся Рыба-Молот). Сюрприз был явлен по окончании ужина, затянувшегося глубоко за полночь.
Ужинали в гостиной, оформленной в широко распространенном на средиземноморском побережье стиле «рустика»: рельефные стены из камня, покрытые венецианской штукатуркой; несметное количество ниш разного размера и конфигурации; керамические, металлические, деревянные вазы и блюда. На этом стиль «рустика» заканчивался, и начинался стиль «дурно понятая эклектика»: шкура антилопы на стене, две шкуры зебры на полу, чучело крокодила, чучело северного оленя. Скульптура бога Аполлона с лицом Николаши, скульптура богини Деметры с лицом Веры Рашидовны. Африканские маски. Посмертная маска композитора Бетховена. А то, что Рыба поначалу принял за низкий и широкий, но несомненно действующий аквариум с тучей гуппи, барбусов и вуалехвостов, оказалось обеденным столом.
– Здорово, да? – Вера Рашидовна стрельнула хорошо отретушированными глазами в сторону гуппи и вуалехвостов.
– Я просто поражен!
– Я сама это придумала. Сидишь себе, обедаешь или ужинаешь – а прямо под тобой живые существа. Снуют туда-сюда, туда-сюда…
– И как же вся эта система функционирует? – Рыба не на шутку заинтересовался столом-аквариумом, стоявшим на массивных бронзовых ножках в виде львиных голов.
– Не знаю. Знала бы – была бы изобретателем Поповым!..
Если школьная память не изменяла Рыбе, Попов изобрел электрическую лампочку, а совсем не аквариум. И при чем тогда здесь Попов?
– …А так – приходит человек раз в три дня, который все про это знает. Чистит, убирает, меняет воду…
Нет, изобретатель Попов изобрел радио, а совсем не лампочку! Точно, радио!..
Успокоившись насчет Попова и с трудом оторвавшись от созерцания аквариума, Рыба-Молот переключился на картины.