Женщина из полиции Евле приходила утром, когда дождь уже начал утихать, и по мере того, как он ослабевал, возбуждение среди девочек росло. К одиннадцати утра, когда дождь кончился, в “Котле” творилось уже черт знает что.
На Нову и Мерси смотрели как на героинь.
Луве закрыл окно и сел за рабочий стол.
Он чувствовал себя выжатым, как лимон.
Куда они подались? Что способны натворить? Женщина из полиции не слишком распространялась насчет того, в чем подозревают девочек. Кражи и нанесение увечий. Но о подробностях полиция умалчивала, и среди обитательниц интерната уже поползли слухи.
Например, что Нова и Мерси до полусмерти избили какого-то парня, угнали машину и не исключено, что похитили большую сумму денег.
В дверь постучали, и в кабинет вошла женщина лет пятидесяти – та, что уже допрашивала Луве. Женщина села на стул для посетителей; в руках у нее была записка, которую Луве обнаружил под “дворником” своей машины.
– Мы провели несколько графологических экспертиз, и с большой вероятностью можно сказать: сообщение вам оставила Нова. У вас не появилось мыслей насчет того, что она хотела сказать?
Едва Луве услышал, что Нову и Мерси объявили в розыск, как сразу понял, кто написал записку.
– Не появилось, – ответил он. – Может, она просто решила подать мне весточку?
– Дарю тебе утро, дарю тебе день? – Женщина что-то записала себе в блокнот, после чего подняла глаза на Луве. – Девочка что, влюблена в вас?
Луве удивился.
– Нет, вряд ли.
– Значит, у вас исключительно профессиональные отношения?
У Луве возникло чувство, словно его в чем-то обвиняют, но он понимал, что ему задают самые обычные, стандартные вопросы, и ответил:
– Да.
– И тем не менее девочки заехали к вам домой?
– По всей очевидности.
– Мы установили, что сегодня около шести утра они были в Упсале. Сняли деньги из банкомата или до, или после того, как заехали к вам. Вы говорили, что вышли из дома около семи?
– Да, без нескольких минут семь. Без пяти-без десяти семь.
– И из уголовной полиции вам позвонили, когда вы уже ехали на работу, чуть меньше, чем через час?
– Да. Я уже говорил: они хотели прислать сюда своего человека.
– Вы можете подтвердить, что всю ночь оставались у себя в квартире?
Луве не поверил своим ушам.
– Вы думаете, я им помог? И записку они оставили в знак благодарности?
– Отвечайте на вопрос.
– Нет… Я спал, один. Я сейчас ни с кем не живу.
– Хорошо, спасибо. – Женщина бегло просмотрела свои записи. – Можете добавить еще что-нибудь, что помогло бы полиции?
Луве поразмыслил.
– Вчера незадолго до терапевтической сессии с Новой связался через чат один человек, и Нова сказала, что уверена – именно он занимался ее обработкой пять лет назад.
Женщина вздрогнула.
– И кто это?
– Не знаю… Во всяком случае, она мне так сказала. Он называет себя Петер, или Повелитель кукол. Еще – Puppet Master, или Master of Puppets.
Женщина записала и поинтересовалась, о каком чате речь.
– Забыл спросить. Но насколько я понял, тот человек вчера удалил свой аккаунт. У вас есть мобильные телефоны девочек, там должен быть мессенджер.
– Значит, у здешних девочек есть круглосуточный доступ к телефонам и интернету?
– Да, за исключением, разумеется, времени сессий. Интернат – не тюрьма.
Женщина кивнула, и Луве показалось, что она закатила глаза.
– Кстати о телефонах, – сказала она. – Одна из воспитанниц сообщила, что ночью ее разбудил телефонный звонок. По ее словам, звонил телефон на посту дежурного, и ответил мужчина, который дежурил ночью.
– Вот как? Ну… Я уже говорил, что ночью меня здесь не было.
– Странно, что ваш служащий-почасовик, Эркан, утверждает, что сегодня ночью ни с кем не говорил по телефону. И ни вечером, ни ночью не заметил, чтобы кто-то убегал. Разве Эркан здесь не для того, чтобы следить, на месте девочки или нет? У вас не делают контрольных обходов?
– Нет, только в случае каких-то сбоев.
– Из записей следует, что Эркан работает здесь время от времени почти два года. Насколько хорошо вы его знаете?
Эркан дежурил обычно по ночам и чаще всего заступал на пост уже после того, как Луве уезжал домой. Дипломированный медбрат, хорошие рекомендации, девочки и персонал его обожают.
– По-моему, толковый парень, – сказал Луве. – Но Эркан пришел в интернат еще до моего появления здесь, и как человека я его знаю не очень хорошо. Мы видимся на рабочих собраниях, но не более того.
Женщина изучающе посмотрела на него.
– А что вы скажете о сбежавших девочках? Может быть, полиции следует что-нибудь учитывать во время возможного задержания?
Луве задумался. Делиться с полицией подробностями терапии пока не обязательно, не сказано еще ничего такого, что могло бы отменить врачебную тайну. Луве решил быть немногословным.
– Обращайтесь с ними бережно, – попросил он.
Женщина кивнула, но, похоже, его совет не вызвал у нее особого интереса.
– А какие у вас отношения с Фрейей Линдхольм?
– Никаких. Я ее никогда не видел, она сбежала до того, как я приступил к работе… Вы думаете, исчезновение Фрейи имеет какое-то отношение к побегу Новы и Мерси?
– Мы пытаемся это выяснить.
И женщина из полиции подчеркнула что-то у себя в блокноте.
Фрейя, подумал он, когда женщина ушла.
Нова и Мерси. Теперь их здесь нет.
На столе перед ним лежали записи, сделанные во время последней сессии с Мерси. В них значилось: Самос. Берег смерти.
И Алиса тоже.
Ее здесь нет.
На документе, лежавшем перед Луве, Свен-Улоф Понтен своей подписью удостоверял, что терапия его дочери завершена.
Луве откинулся на спинку кресла и увидел, что окно не особенно отчистилось. Вдоль переплета и на отливе остались кроваво-красные пятна.
Поговорить бы сейчас с кем-нибудь. Луве захотелось взять телефон и кому-нибудь позвонить. Поговорить обо всем. И еще ему хотелось, чтобы сегодня вечером кто-нибудь ждал его дома. Они выпили бы вина, сидя на диване, и продолжили разговор.
Какое грустное слово – “бы”.
Но винить приходится только самого себя, потому что он сам выбрал свое одиночество.
Хотя одному человеку Луве мог бы позвонить. Она бы обрадовалась, может, даже захотела бы поговорить, а может, и встретиться.
Но к такому шагу он еще не готов.
Да, это называется “флаффер”“Ведьмин котел”
По этой дороге он еще не ездил, по старому шоссе Е-4 между Мармой и Скутшером. За окном простирались поля, луга и рощи, которые летом наверняка выглядели, как на картинке, но при нынешней погоде превратились в нечто печально-унылое.
Ингмар Бергман напал на Колина Нютле, подумал Кевин и свернул на шоссе номер 76.
Через пару минут он был уже возле интерната – низенького здания желтого кирпича, с плоской крышей; оно напомнило Кевину детский сад или начальную школу где-нибудь в пригороде Стокгольма. Кевин припарковался возле полицейской машины.
Женщина из полиции Евле встретила его у поста дежурного, и они сели в столовой.
Женщина как раз закончила допрашивать заведующего.
– На мои вопросы он отвечал немного уклончиво, – заметила она, – и с некоторой враждебностью. Понимаете, о чем я?
– Вероятно, из-за врачебной тайны?
– Отчасти да. Но это весьма расплывчатое понятие. Если бы он хотел помочь нам, то рассказал бы все, что ему известно об этих двух девицах.
Женщина налила кофе в обе чашки и стала объяснять, как обстоят дела. Двое ее коллег по очереди допрашивали девочек и персонал интерната.
– Ночного дежурного зовут Эркан Джихан Дениз. Поговорите с ним, вам может быть интересно. Когда мы явились его допрашивать, он первым делом предложил нам какие-то турецкие конфеты.
– Турецкие?
– Да, выставил тарелку с какими-то сладостями. Как будто мы пришли к нему кофе пить.
На столе лежали копии документов Новы и Мерси, и коллега из полиции Евле рассказала о девочках такое, что у Кевина исчезли последние сомнения. Да, именно этих девочек они с Лассе ищут уже почти месяц.
Только две пропавшие без следа девочки стали тремя.
– Мы еще не отследили телефон, с которого Фрейя Линдхольм выходила в Фейсбук, – сказала женщина. – Похоже, сим-карта зашифрована или повреждена. У вас в угрозыске знают Фрейю?
– Нет. Во всяком случае по имени.
– Насколько я поняла, она девица с большими проблемами.
Родители умерли, когда она была совсем маленькой, родных не оказалось, и она сменила несколько приемных семей, прежде чем оказаться здесь. С тринадцати лет занимается проституцией, наркоманка со стажем. Я поговорила с терапевтом, которая ее лечила. Она утверждает, что Фрейя даже появлялась в порнороликах.
– Появлялась? То есть – снималась?
– Ну… – На шее у женщины проступили красные пятна. – Не знаю, как сказать. Да, это называется “флаффер”. Вы знаете, что такое флаффер?
– Да.
Флаффер – это две тощие голые ножки, которые пару секунд помаячили на заднем плане.
Обязанность флаффера – поддерживать эрекцию актеров.
Вот она, третья девочка, подумал Кевин.
Небесное мореПромышленная зона Вестберги
– Ее здесь нет, – повторила Мерси и встряхнула Нову за плечи. – Нет здесь Фрейи. Пойми.
Прочитав статус Фрейи на Фейсбуке, Нова вбила себе в голову, что Фрейя где-то здесь, в подвале. Не слушая Мерси, она протиснулась мимо и зашагала по коридору. Мерси сдалась. Она стояла в подвальных запахах земли и плесени и смотрела, как Нова колотит кулаками в дверь, освещаемая красной лампочкой. Несмотря на холод, голые руки Новы блестели от пота.
Люблю тебя, подумала Мерси. У тебя так хорошо получается не думать.
Девушка за дверью не решилась продолжать эфир. Секунд через десять-пятнадцать лампочка погасла, и дверь открылась.
Худенькая блондинка робко спросила по-английски, чего они хотят.