Слышно было, что английский ему не родной. Наверное, японец.
Мерси опустила глаза и показала ему экран.
– Nice, – сказал звонивший. – Are you home alone?[51]
– Yes.[52]
– And what you have been doing today?[53]
По голосу было ясно, что он мастурбирует.
– Just been playing with my toys[54]. – Мерси склонила голову на бок и закатила глаза.
Он просто голос. Она даже не запомнит ни его, ни то, что он попросит ее сделать.
Мыслями Мерси вернулась в Гамбург.
Ей приходилось помогать отцу, и побираться было недостаточно.
Надо всего лишь притворяться.
Мерси задрала розовое платьице и продемонстрировала звонившему трусы в красных сердечках.
Он всего лишь голос.
Зло обитает в провинцииУти
Себастьян жил в студенческой квартире на Вальхаллавэген уже больше двадцати лет.
Кевин там никогда не бывал и, хотя много раз проезжал мимо его дома, никогда не обращал на него внимания. Градостроители, словно стыдясь этой бетонной коробки, расположили ее – осколок времен, когда Швеция имела репутацию западноевропейской ГДР – так, чтобы не было видно с эспланады.
Кевин вышел из лифта в темный коридор и направился к двери в самом его конце, к пожелтевшему матовому стеклу. На месте дверного звонка красовалась дыра с обрезанными проводами. Кевин постучал. В двери был глазок, и Кевин предположил, что Себастьян сейчас рассматривает его, Кевина, и раздумывает, открывать или нет. Возле глазка наклейка со словом СЭКАИ.
Кевин достал из сумки ноутбук, чтобы Себастьян его увидел, и через несколько секунд замок щелкнул. Дверь открылась – сантиметров на десять, Себастьян не снял цепочку.
– Чего тебе?
Черная щель между дверью и стеной.
Кевин показал ему ноутбук.
– Вот, включить не могу. Подумал – может, ты поможешь. Это папин. Я его нашел в доме на Стуран.
Послышался вздох, щель между дверью и стеной стала уже, и звякнула цепочка – Себастьян снял ее.
– У вас в угрозыске что, таким не занимаются? – спросил он, открывая дверь и глядя Кевину в плечо.
– Не совсем.
Себастьян – Джон Гудман, утративший осанистость – был одет в джинсы и белую майку. Он сутулился. Может, у него неладно со спиной? Голова торчит как будто из грудной клетки.
Когда Кевин вошел и Себастьян закрыл за ним дверь, Кевин увидел, что с внутренней стороны двери, у глазка, тоже имеется наклейка – со словом УТИ. Себастьян запер дверь, и стало темно, если не считать мерцавшего в комнате компьютерного экрана.
Сухой, металлический запах: пыль, электричество, озон и сигаретный дым. Такой же запах стоял в угрозыске – в архиве и Салоне.
Себастьян ушел в комнату; Кевин задержался в прихожей. Отсюда было видно всю квартиру. Налево – кухонька с маленьким холодильником, разделочный стол завален газетами и DVD-дисками, направо – туалет без двери; Кевин успел заметить ворох одежды на унитазе, еще несколько связок газет и неопознаваемый спуток каких-то проводов.
Штабели картонных коробок, бумажных пакетов, стопки книг, комиксов, дисков с фильмами и видеоиграми, вороха грязной одежды доходили до пояса, а то и чуть не до потолка.
Кевин увидел множество компьютерных деталей, несколько мониторов, клавиатур и старых жестких дисков, ящик с виниловыми пластинками, старый проигрыватель, пишущую машинку и коробки, куда были ссыпаны модели военных кораблей и танков. С потолка свисала модель “юнкерса”, на стене помещались самурайский меч и реплика израильского “узи”. Комната производила впечатление не убираемого много лет чердака, места, куда человек сгружает то, с чем ему не хватает духу расстаться.
Были здесь еще киноафиши, в основном представлявшие японскую мангу, но Кевин заметил и несколько постеров с хентаи, рисованной порнографией.
Значит, они оба интересуются кино, хотя в случае Себастьяна речь исключительно о фильмах рисованных и японских.
В комнате была расчищена дорожка, ведущая к компьютеру, перед которым лежал матрас; Кевину она напомнила проход в церковном зале, ведущий к алтарю. Компьютер стоял перед единственным в этой комнате окном с опущенными жалюзи; на подоконнике выстроились безделушки – фарфоровые куколки и чучело сокола.
Чтобы освободить место, Себастьян сдвинул пару ящиков. Принес табуретку, поставил. Себастьян и смотрел на Кевина, и не смотрел. Когда он усаживался на матрас, взгляд был направлен на что-то еще.
– Я, конечно, могу помочь тебе с компьютером, но все-таки: почему ты пришел ко мне? С чего Вера так встревожилась?
С того, что ее сын больше не называет ее мамой, подумал Кевин, но что ответить – не сообразил.
Они две птицы, которые разлетелись в разные стороны.
– Извини. Не знаю, что сказать, – признался Кевин. – Мы так давно не виделись, а на похоронах поговорить не успели. Да, Вера просила меня заехать к тебе, но я и сам собирался. Несколько раз.
– Но так и не заехал?
– Я иногда вспоминал о тебе. Думал, какой ты теперь.
Себастьян устало взглянул на него.
– Я такой же, каким был в двадцать лет. Провинциал, который перебрался в Стокгольм, чтобы учиться.
Как и отец Кевина, Вера и ее муж были уроженцами маленького городка в Онгерманланде. Себастьян вырос там и перебрался в Стокгольм, а примерно через пару лет в столицу переехали и его родители. По официальной версии Вера переехала потому, что отец Кевина нашел ей место в стокгольмской полиции, но все это были пустые разговоры: Вера вполне могла сама найти себе место.
– Я скучаю по тем летним месяцам в Онгерманланде, – сказал Кевин. – Мы снимали там домик…
– Скучаешь по Онгерманланду? – Себастьян усмехнулся. – Ты представления не имеешь… – Он достал сигареты, одну сунул в рот, другую протянул Кевину. – Давай я посмотрю, что с компьютером.
Кевин взял сигарету и положил ноут на матрас.
– О чем я не имею представления? – спросил он, пока Себастьян подключал ноутбук к розетке и поднимал крышку.
Себастьян включил компьютер, и теперь его внимание было направлено на экран.
– Как люди выживают в какой-нибудь дыре? – спросил он, быстро щелкая клавишами. – Героин, алкоголь, нездоровая любовь к моментальным лотереям. И устремления у них попроще. Они мечтают построить новую веранду, устроить зимний сад, провести отпуск на Самуе. – Голос был равнодушным, но Себастьян явно презирал то, о чем говорил. – Мне пришлось уехать оттуда. Иначе я бы сдох.
Кевин закурил. Себастьян потянулся за пластмассовой банкой, достал из нее флешку, вставил в ноутбук. Экран он развернул к себе, и Кевин не видел, что он делает. Наверное, устанавливает какую-нибудь программу.
– Когда поезд уходит, остаются дураки. – Себастьян сунул незажженную сигарету в рот. – Больные, ленивые или вялые. Строят баню, покупают новую машину, а потом насилуют подружку или дочь. Зависают на порносайтах, создают себе искусственную реальность, которую питают сетевыми приложениями к вечерним газетам. Изнасилования происходят в провинции. Зло обитает в провинции. При виде такого ботана, как я, у всяких психопатов и любителей кататься на снегоходах просто руки чесались.
Надо же, подумал Кевин. Он ожидал увидеть Себастьяна молчаливым и осторожным – именно такой Себастьян открыл ему дверь.
– Мне хотелось творческую работу, – продолжал Себастьян – он наконец зажег сигарету. – Я любил рисовать. Может, помнишь?
Кевин кивнул. В детстве на него производили впечатление и картины Себастьяна, и его комиксы.
– Найти такую работу в провинциальной дыре не так-то легко. – Себастьян вытащил флешку. – Я одно время занимался в местном центре живописи, свел знакомство с тамошними художниками постарше и быстро понял, что бо́льшая часть так называемых творческих людей – бездельники, каких поискать. Все рассказывают, что они создадут и что создали, но, если посмотреть их работы за последние несколько лет… да вменяемый человек такое за неделю сделает. Иногда я понимаю, почему биржевики презирают художников. Они по шестнадцать часов в день горбатятся, как можно разумнее размещают и инвестируют большие суммы, прилагают всю свою фантазию и творческие способности, чтобы получить максимальную прибыль, – а эти чудики только пьянствуют и жалуются, что у них нет вдохновения. – Он убрал флешку в банку и подключил ноутбук к собственному компьютеру. – Нет, художники и писатели – бездельники, каких свет не видел. Я думаю, они поэтому и стали художниками и писателями. Есть у тебя какая-нибудь идея – и хватит, а отчета с тебя никто не спросит. Ну их к черту.
Кевин предположил, что Себастьян говорит о своих рассыпавшихся в прах мечтах стать художником и о собственных недостатках.
– А ты что? Перестал рисовать?
– Да. Не захотел становиться, как они.
И переехал сюда, подумал Кевин. Выучился на программиста, кончил курс креативного программирования. Работы не нашел или не захотел искать.
– Ты где-нибудь работал после университета?
Себастьян фыркнул и затушил сигарету в блюдце с объедками.
– Работал маляром на стройке. Таскался целыми днями со шлифовальным диском на длинной палке и зачищал стены. Тяжело было, пылища адская, и когда я в половине пятого приходил домой, мне хотелось только лечь на диван и уснуть. Сил не хватало даже принять душ, смыть с себя пыль. Около девяти вечера я просыпался, жевал что-нибудь перед телевизором, а около одиннадцати опять засыпал. В шесть утра вставал – мышцы болят, во рту привкус пыли. Ни черта это все не имело общего с тем, чего мне хотелось. Нет, нельзя откладывать мечты на потом.
Поэтому ты сидишь здесь, подумал Кевин. Реализуешь себя, осуществляешь свои мечты.
Себастьян встал и перегнулся через компьютер. Диалоговое окно сообщило, что компьютеры подключены друг к другу.