- Поздравляю, Санька! Уже гуляешь! Ты молодчина, - обрадовалась Лана. - Добрый день, Екатерина Кирилловна.
Саша с матерью поздоровались с Ланой - и стали знакомиться с Платоном, долго и старательно. Потом, когда уже невозможно стало длить эту церемонию, Екатерина Кирилловна спросила у Ланы об Олеге.
- Они с Тимкой сейчас в Москву едут. А меня Платон на свежий воздух вывел, говорит, плохо выгляжу.
- Не удивительно, столько потрясений перенесли за последнее время, - сочувственно сказала Екатерина Кирилловна. - Лана, я уже Сашеньке рассказала, вам вкратце повторю… По городу ходит масса догадок, слухов и сплетен.
Лана прикусила губу, а Платон, сжав кулаки и покраснев, пробормотал под нос ругательство. Правда, по-английски.
- Мама! - укоризненно сказал Саша.
- Тошка! - возмущенно воскликнула Лана.
- Ох, я и впрямь не вовремя, при ребенке… - спохватилась Екатерина Кирилловна.
- Я не ребенок, я уже паспорт получил! - заявил Платон.
- Платон, поводи меня, я сам еще боюсь ходить, а маме меня водить тяжеловато, - попытался спасти положение Саша.
- Вам должны были дать коляску! - грубовато ответил Платон, но взял Матросова под руку и повел прочь от напряженно молчащих женщин.
- Как неловко получилось… Вот глупая! - обругала себя Екатерина Кирилловна.
- Ну что вы, не переживайте, - вежливо сказала Лана, но в душе согласилась: да уж, умного мало. Не вообще, а в данной ситуации…
- Но раз уж мальчики нас оставили, я вам расскажу. Не потому, что люблю сплетничать, поверьте! Просто такое положение дел требует какого-то выхода. Какого-то поступка с вашей стороны. Я имею в виду газету.
- Вы хотите сказать, что мы должны описать все наши злоключения? - растерялась Лана.
- Ну… Ведь название газеты - «Объектив», и вы всегда его оправдывали. А сейчас - весь город гудит, а вы три выпуска отмалчивались, ни слова на интересующую всех тему, а потом и вовсе на каникулы ушли!… Весь город говорит…
Лана не верила в такие вещи. Весь город говорит! Триста тысяч человек? Им что, нечего обсуждать, кроме того, что случилось с ее семьей?
- Екатерина Кирилловна, я поняла: вы советуете как-то… рассказать читателям всю эту историю. Послезавтра на планерке мы это обсудим… - Лана поморщилась, отвернулась и с неловкостью сказала: - Не обижайтесь, но мне невмоготу слушать еще и сплетни. То, что весь город говорит. И так тяжко…
Сашина мама, а по совместительству доктор исторических наук и директор краеведческого музея, покраснела, опустила глаза и пробормотала:
- Я совершенно не собиралась передавать сплетни. Просто мне небезразлична репутация газеты, в которой работает мой сын. Наша общая репутация небезразлична.
Лане стало стыдно. Ей пришлось пережить такое, о чем не хочется вспоминать. А Саше Матросову что, меньше пережить пришлось? А его маме? И она не только мама пострадавшего сотрудника газеты, она и сама может считаться членом коллектива, потому что за эти годы столько для газеты написала… Она тоже свой человек, и ей тоже сейчас тяжко.
Екатерина Кирилловна постояла молча, напряженно выпрямив спину, повернулась и пошла в ту сторону, куда Платон увел ее сына. Лана догнала ее через два шага, уцепилась за локоть и жалобно сказала:
- Простите меня! Простите поскорее! Или я сгорю от стыда!
По дороге домой долго молчали. Лана все еще ругала себя за свое поведение с Сашиной мамой, хотя они помирились и даже всплакнули, обнявшись.
- Ты на Екатерину Кирилловну не сердись, она ведь пережила не меньше нашего, - вдруг нарушил молчание Платон.
Между прочим, сцены, разыгравшейся между женщинами, они с Сашей не видели. Телепат у нее растет, что ли?
- Лишь бы она на меня не сердилась, Тошка, - со вздохом сказала Лана. - Я иногда бываю… несносной.
- Да ладно, чего ты! Вы же хорошо попрощались, я видел. Она на тебя не злится, - утешил Платон. - Ну, и что про нас плетут в городе?
- Ты, Тош, историю любопытной Варвары помнишь?
- Я фольклором не интересуюсь, - надменно заявил Платон.
- Не интересуется он… А я вот вспомнила не вовремя, - вздохнула Лана. - Не потому не вовремя, что ничего не узнала, а потому, что обидела хорошего человека, который не просто поболтать хотел, а душой болеет за нас. Да и за себя тоже. Она ведь наш постоянный автор. И какой!
- Мам, не расстраивайся, тебе нельзя. Don’t worry! Be happy! - пропел он своим скрипучим подростковым голосом. - Ну и хорошо, что ничего не узнала, а то мучилась бы от несправедливости.
Они уже подходили к своему дому, когда позвонил Олег и сообщил о благополучном прибытии к старшим Стечкиным.
- Завтра с утра поедем навестить Влада, а потом - к теще, а то уже сколько она внука не видела, - доложил он.
- Домой вас, я так понимаю, послезавтра ждать?
- Нет, завтра поедем. Не могу же я первый рабочий день прогулять.
- Отлично, маме привет от нас…
- А как же! Ну, ведите себя хорошо…
- Все, теперь уборка неизбежна, - закончив разговор, сказала Лана Платону.
Решила начать с кухни Стечкиных, но запах еды, простоявшей целый день на столе, вызвал уже привычную реакцию. Платон, увидев ее страдальческое лицо, отобрал у нее тарелки.
- Мам, если тебя так тянет на уборку, иди у нас в квартире чистоту наводи. К дяде Паше завтра все равно его домработница придет, не знаешь, что ли?
- Знаю, но кухню хотя бы надо убрать…
- Ага! И будешь каждые пять минут унитаз пугать… Иди, я сам. И ужин я тебе приготовлю. Иди уже! Телик посмотри или почитай.
- Ну, хорошо… А ты ничего у нас парнишка растешь, заботливый! - Лана хотела потрепать сына по голове, но он увернулся. - Пубертатный период, - вздохнула она и хотела уже уйти, но остановилась, нерешительно глядя на Платона, который сновал по кухне, деловито собирая со стола остатки утреннего пиршества. - Тош, Тимка как-то не очень хочет сестренку… А ты?
Платон замер с посудой в руках, помолчал…
- Ну у тебя и вопросики, ма… Откуда я знаю? - Он осторожно поставил обратно на стол башню из чайных чашек, повернулся лицом к Лане и нерешительно сказал: - Вот если честно, я пока ничего не знаю. Мне только тебя жалко.
- Знаешь, Тошка, что в тебе неизменно с самого младенчества - так это твоя правдивость, - со вздохом сказала Лана.
- Не понял, ты меня хвалишь или ругаешь? - с подозрением спросил Платон.
- Хвалю, конечно, - опять вздохнула Лана и пошла в «кабинет-гостиную», прихватив из вазы большое зеленое яблоко.
На их половине Олег с Тимкой крупномасштабных сборов не устраивали, квартира выглядела вполне пристойно. Лана включила телевизор, взяла «пыльную» салфетку, начала протирать мебель. Трели своего мобильника она услышала не сразу, да пока еще отыскала его - опоздала ответить. Даже не посмотрев, кто это звонил, она нажала кнопку последнего непринятого вызова.
- Светочка, ты? Звоню-звоню, не отвечаешь… - услышала она голос капитана Васильева.
- Эдуард Петрович, как я рада вас слышать!
- Ты на меня уже не сердишься за мое недоверие?
- Да что вы, я такой виноватой себя чувствую. Ведь это из-за моих фырканий вы попали в беду.
- Да брось ты - в беду! Я уже дома, со мной все нормально. А Олег отбыл в Москву, я в курсе. Ты себя как чувствуешь?
- Все в норме, Эдуард Петрович.
- Хорошо… Ты Олегу передай: как приедет - пусть сразу мне позвонит.
- Хорошо…
- Ну, будь здорова!
- И вы тоже…
Ох, какой камень с плеч! Капитан дома и на нее не сердится! Что-то ей в последнее время часто приходится просить прощения. Надо в себе повнимательнее разобраться: может, она что-то делает не так?
В дверном проеме возникла Тошкина фигура. Каратист. Ходит, как кошка, бесшумно…
- Мам, картошку я сварил. Тебе ее чем полить - вареньем или зубной пастой?
- Маслом оливковым, остроумный ты наш. И в холодильнике, кажется, еще кислая капуста оставалась…
- Ух ты, прогресс - от зубной пасты отказалась, маслица попросила!
- Ну-ну, не преувеличивай степень моего безобразного поведения. Масло я и раньше ела. А вот тортика мне что-то впервые за отчетный период захотелось. Осталось там что-нибудь вроде бисквита в шоколаде и с вишнями?
Глава 19
Утром Павел, неоднократно поминая тлей всех цветов радуги, облачился в костюм от какого-то там Хьюго, повязал скромный галстук, который стоил приблизительно как отечественный автомобиль. «Офисная» одежда была для него мучением, при любой возможности он натягивал свитер и джинсы. Но такие «возможности» выдавались все реже. Ноблес оближ, тля зеленая! В крапинку, в полосочку…
Олег с Тимкой поехали следом за автомобилем Павла, но, съехав с МКАД, джип и «форд» прощально бибикнули друг другу и направились каждый в свою сторону.
К институту Склифосовского подъехали не скоро: настоялись в московских пробках.
Тимка измаялся, иззевался и искрутился, насколько позволял ремень безопасности. Олег не раз пожалел, что связал себя автомобилем: на метро в пять раз быстрее было бы… Но тем не менее наконец все же прибыли на место. Добродушная гардеробщица долго подбирала Тимке белый халат, «чтобы мальчонка совсем не утонул». Ее труды увенчались относительным успехом: гардеробщица исхитрилась подвязать полы халата Тимке на пузе. Олег тоже накинул робу, оба натянули бахилы - и пошли.
Они уже подходили к палате, где лежал Влад, когда из ее дверей выскочил человек и понесся им навстречу. Олег понял, кто это, только когда человек, яростно бросив: «Пррриветствую!» - промчался мимо. Это был Байкин.
Из-за двери, как и в первое посещение, Олег услышал быстрый девичий говорок, постучал, и снова, как тогда, Стася крикнула: «Войдите!» Но от прежней Стаей только голос и остался. Она была одета в докторскую робу, волосы спрятаны под шапочку. На лице никакого макияжа.
- Ой, Олег Дмитриевич! Это ваш сын? - Она накинулась на Тимку, затормошила его, стала что-то быстро говорить. Тимка, за последнюю декаду поднабравшийся опыта общения с девицами нескольких возрастных групп, не очень-то и смутился таким натиском, солидно отвечал на вопросы Стаей, даже свои задавал. А Олег тем временем поздоровался с Владом, порасспрашивал о здоровье и подошел к заинтересовавшей его встрече у порога палаты.