- Какое я имею право хотеть или не хотеть этого? Нет, я завтра лучше отцу напишу, или, еще лучше, позвоню. И все выясню. Пусть прямо скажет, чего он хочет!
- Не забудь его за деньги поблагодарить.
- Какие… Ах да, еще и деньги… - Лана помолчала. - А ты-то как к этим деньгам относишься?
- Хорошо отношусь. Он дед, его право внукам подарки делать. И дочери тоже.
- А мне как-то неловко…
- Ты просто отвыкла быть ребенком своего отца. Сама же рассказывала, как он вам с мамой праздники устраивать любил. То, что он сделал, вполне в его характере. Ты же не отказалась, когда он тебе машину подарил.
- А ты суммируй деньги, которые он на счета нам разложил.
- И суммировал, и в рубли перевел, приблизительно, конечно. Я же холодный прагматичный мужчина. Не то что ты - сентиментальная барышня.
- Это почему ж сентиментальная? - возмутилась Лана.
- Шутка… Доля правды в ней такая: ты обратила внимание на чувства. А я - на деньги.
- Ты скупой рыцарь…
- Почто бранитесь, сударыня? Твой отец - правильный мужик. Хоть и творческая личность.
«Он-то правильный мужик, - думал Олег. - А я? Хорохорюсь, вру жене, что все нормально, и меня радует подарок ее отца… Не радует, унижает. А ей я что могу сказать? Отдай деньги обратно? А взамен я тебе предлагаю свою квартиру в Жуковском. Квартира - и та по наследству досталась, не сам заработал. Да, я отличный муж… Просто гипер-супер-архи… Спрятался за широкой Пашкиной спиной, живу в его квартире, сделал игрушечную газету… Зато всю жизнь стою в гордой позе честного и неподкупного журналиста. Можно подумать, в «Новостях России» мне не с рекламных и спонсорских денег гонорары платили… Можно подумать, я как редактор «Объектива» заслужил больше уважения, чем любой другой купленный редактор…»
- Олежка, не крутись, спать мешаешь… - сонно пробормотала Лана, поворачиваясь на другой бок.
«Ну вот, еще и спать не даю кормящей матери!» - окончательно разозлился на себя Олег, потихоньку, стараясь не скрипнуть пружиной, сполз с кровати и на цыпочках отправился на кухню. По пути передумал, снял с крючка в прихожей ключи от половины Стечкиных и ушел туда. Стечкиным в двух комнатках тесно, живут в казенных апартаментах. И дом себе строят. А квартира пустая. Там хоть курить и скрипеть пружинами можно без опаски.
Олег поставил на плиту чайник, уселся к столу, закурил. Думу думал. Дума у него была невеселая. Кто он? В данную минуту он - бедный муж состоятельной жены и нищий отец богатых детей. Неужели все только потому, что он - журналист? Ведь когда учился, не стеснялся работать ради денег. И работы никакой, даже самой грязной, не чурался. А стал журналистом - и пожалуйста, выбирай: либо врать за деньги, либо правду говорить за бесплатно… А в этой истории с Царьковым и компанией - что он делал? Пыжился - и сбегал. Бросил семью и помчался в Москву, чтобы оттуда - а то, не дай бог, засекут враги - нажаловаться всесильному Пашке?
- Надо было противогаз надеть, - раздался вдруг голос Ланы.
Вспыхнул свет. Лана щурилась и махала перед лицом рукой в тщетной попытке разогнать дым.
- У тебя еще и чайник кипит уже незнамо сколько… - Она погасила газ, села напротив, устало облокотилась о стол, зевнула: - Ой, спать, спать спать…
- Ну и спала бы себе! - смущенно сказал Олег. Чувство вины смешалось с досадой: нигде покоя нет. - А у меня стариковская бессонница…
Дым лез Лане в глаза, и она их все терла и терла ладонями.
- Не ври… Ты тут страдаешь из-за папиного подарка. Нянчишь свой юношеский максимализм. Во время старческой бессонницы.
Он промолчал. Что тут скажешь? Лана, кажется, знала его лучше, чем он сам себя знал.
- Я сразу не поверила, что ты рад этим деньгам… Я про деньги даже как-то… ну, не заметила. Внимания не обратила, не запомнила. А ты сразу заметил и потом еще сказал…
- Вот-вот, давай психоанализом займемся! - Олег встал и начал шуровать в шкафчиках, ища заварку.
- Пойдем лучше к себе, я от этого дыма уже слезами изошла.
- Ты иди. Я еще сигаретку выкурю. Чаю дома попьем.
- Ты знаешь, в окне есть такая дырочка с дверцей,
форточкой называется… Ее можно открыть, лето на дворе… - иронически сказала Лана. - А чай я сама заварю.
Она снова зажгла под чайником газ, быстро отыскала баночку с заваркой и сделала чай «по-лентяйски» - прямо в кружках. Олег, открыв не форточку, а все окно, курил, глядя в августовскую бархатную ночь. Курил уже не потому, что хотелось, а чтобы не разговаривать еще хоть чуть-чуть. В голове бесконечно крутились слова, автора которых он сейчас не мог вспомнить: «И все же, как это ни странно, но как же страшно, как же страшно во всем друг друга понимать…»
Лана подошла и облокотилась на подоконник рядом с ним.
- Уже осенью пахнет, правда?
Олег, не отвечая, щелчком отправил окурок в полет, проследил глазами, как он, описав длинную дугу, упал на асфальт, брызнул мелкими искрами и погас. Опустил, увидел, что на подоконнике рядом с ним стоит кружка с дымящимся чаем, виноватым голосом сказал:
- Спасибо… А ты?
- Пью.
Они пили чай и смотрели в окно, где было темно и тихо, деревья казались таинственными, а под фонарем кружились мошки и ночные мотыльки.
- Олег… - нарушила молчание Лана и тронула мужа за плечо. - Помнишь наш разговор о том, что я долго не выйду на работу?
- Помню, конечно.
- Я ведь тоже перемучилась всеми ужасными мыслями, упрекала себя в собственном несовершенстве, в том, что живу неправильно, что я плохая мать…
Олег поперхнулся от неожиданности.
- Ты отличная мать! Спокойная, жизнерадостная, понимающая… Ни разу не кричала на мальчишек, не называла их дураками, оболтусами, недоумками и так далее… Многие матери хоть раз да сорвутся. А ты - никогда. Мальчишки тебя обожают. И главное, доверяют тебе целиком и полностью.
- Ты правда так думаешь?
- А как я еще должен думать? - удивился Олег. - Как есть - так и думаю. Лань, что с тобой? Откуда у тебя такие… странные мысли? Вроде бы у тебя никогда не было склонности к самобичеванию.
- Это не склонность, - пробормотала Лана. - Это факты. Если посмотреть объективно. Я считаю, что они меня любят совершенно незаслуженно. Тошка вообще вырос как крапива под забором и Тимку потом воспитывал.
- Ну что же ты врешь-то, а? - возмутился Олег. - Тошку мама твоя пестовала, как принца крови, а с Тимкой ты и сама ворковала, да еще и Платон!…- Олег вдруг замолчал, взял жену за плечи и внимательно вгляделся в ее лицо. - Ты к чему ведешь? Ты хочешь мне внушить мысль, что я напрасно страдаю? Да?
Лана кивнула и улыбнулась.
- Знаешь, Лана, ты мне становишься не по плечу… - помолчав, сказал Олег, выпустил ее из рук, отвернулся к окну и снова закурил. - Ты прямо… колдунья какая-то…
Лана вдруг молча развернулась и выбежала из кухни Стечкиных через общую с их квартирой дверь. И когда эта дверь открылась, Олег услышал едва доносящийся Катюшкин плач. Он выбросил окурок, закрыл окно и пошел вслед за женой.
После нежилого духа прокуренной им же кухни Стечкиных запах собственного жилья показался ему небывало прекрасным, особенно в спальне. Уютным оранжевым светом горел ночничок, и Ланка сидела, держа у груди их маленькую дочь. Это было… это было счастье. Все остальное было не важным. Мелочью все остальное было.
- Олежка, а давай мы на наши деньги откроем маленькое издательство, а? Я бы с удовольствием сейчас этим занялась, - шепотом сказала она как ни в чем не бывало.
- Сейчас? А Катька? А газета? - прошептал он, садясь с ней рядом и заглядывая в личико дочери.
- А при газете и откроем… Будет издательский дом, - мечтательно сказала Лана и вдруг смешливо фыркнула: - Звучит-то как, а?
- Звучит… круто, - согласился Олег. - Ну, посмотрим… Посчитать надо, будет ли толк.
- Вот и просчитай. Ты же у нас холодный прагматичный мужчина. С умными людьми посоветуйся. С Пашкой, например.
Олег вспомнил, что Павел говорил о чем-то таком…
- А это не он тебе такую мысль подсказал?
- Не-ет…- удивилась Лана. - Я сама об этом подумала. Многие так делают, чтобы газету поддержать… И свой капитал приумножим.
- Ах, капитал! - тихонько засмеялся Олег, осторожно обнимая жену. - Вот зачем ты про издательство заговорила…
А может, так и сделать? Может, это и есть их шанс? Дело-то интересное…
Эпилог
Ох, и горячее время настало, когда Павел приступил к своим обязанностям губернатора! И для него самого. И для всех, кто был за него. И для тех, кто был против него.
Пулей пролетели полгода. Был арестован в Италии Царьков, который жил там с семьей как Вильям Кинг, гражданин Соединенных Штатов Америки.
Еще тремя месяцами раньше в Египте задержали Приходько. Конфискованных у Царькова средств хватило на выплату солидной неустойки строительной фирме «Наш дом», и она тут же начала раздавать долги тем, кто купил, но не получил квартиры при старом хозяине. Люди из частного сектора, которых Царьков вселил в ветхое жилье, справили новоселье в новеньких пятиэтажках на своей родной улице.
Квартиру свою Павел - обе ее части - хотел было подарить Камневым, но они заартачились и купили ее у него.
- Если вам деньги некуда девать, перечислите их на ремонт Дома малютки, - попытался увернуться от сделки Павел.
- Уже перечислили, - призналась Лана. - У меня давно душа об этом Доме болела. Еще с тех пор, как писала об одном мальчике, который… ладно, не буду, а то сейчас реветь начну.
- Ну, тогда я и эти деньги туда же перечислю, - решил Павел. - Охо-хо, и хозяйство же мне предшественничек оставил! На бумаге тишь и благолепие, а разбираться стал… - Он помотал головой и болезненно поморщился. - Все коррупцией разъедено. Война у меня с местным чиновничеством, как в сорок первом году. А Васильев ко мне на службу идти наотрез отказался. Он теперь начальник убойного отдела. Фанат сыска! Спасибо, хоть «Объектив» на страже - мой лучший разведчик. Ланочка, а ты в газету когда вернешься?