Это не Гея рожает! – сказал Бриарей. —
18
Ты в новом царстве, тиран, заработался, видно —
Неинтересен стал Тартар и мир остальной?
Геей была рождена полудева Эхидна,
Что стала сыну земному Тифону женой!
Выглядят дети Эхидны огромными псами,
Воют они иногда, словно в гневе Борей!
Знаешь, Аид, мы детишек пугаемся сами —
Ужас наводят они даже здесь, у дверей!»
19
«Псы, говоришь, Бриарей, у Эхидны? Забавно!» —
Молвил с улыбкою бог, посмотрев на врата.
Щёлкнули громко замки, двери двинулись плавно,
И пред Аидом предстала Земли пустота.
В тьму погрузился Аид, не почувствовав тела,
И показалось ему, что вращается он!
Сжалась душа у тирана в комок до предела,
Билась лишь мысль в голове: «Где же страшный Тифон?
20
Как темнота с пустотою бывают ужасны!
Может ли жить в этом мраке земной великан?
Здесь все усилия воли и тела напрасны,
Холодно так, что застынет в сей бездне вулкан!»
Царь перестал напрягать утомлённые очи,
Понял, довериться надо суровой судьбе.
Вдруг прояснилось пространство клубящейся ночи,
И ощутил он прилив ликованья в себе.
21
Вскоре увидел Аид вход, мерцающий белым,
Светлые стены и крышу большого дворца.
И рассудил он, что страх расширяет пределы,
Чем не должна отличаться душа храбреца.
«Вот чем ужасен для всех этот Тартар бездонный! —
Страх необузданный пленника губит собой!
Вижу, Тифон у крыльца развалился, как сонный,
Рядом Эхидна сидит на траве голубой!»
22
Из-за дворца прибежали к родителям дети,
Рыкнули многоголовые на пришлеца.
Есть чудеса и во тьме, а не только при свете —
Каждый из них был крупнее большого тельца!
Но осадил их Аид проницательным взором,
Быстро прижали они к задним лапам хвосты,
Скрипнул зубами Тифон, как воротным запором:
«Кто-то пришёл… Повелитель, ужель это ты?»
23
Сильную спину сгибая огромной дугою,
Монстр в знак покорности низко склонился к ногам:
«Власть олимпийцев мне стала, Аид, дорогою —
После похода наверх подчиняюсь богам!»
«Власть, многоглавый – не месть, не война, не услада,
К коей стремятся веками земные сыны,
Не воспитанье супруги иль милого чада,
Власть – это мощный хребет даже слабой страны!»
24
«Грозный Кронид, мы с тобой совершенно согласны!» —
Богу промолвила спешно Тифона жена.
«Ах, до чего же черты у Эхидны прекрасны!» —
Думал Аид, видя ту, что Землёй рождена.
«К вам я пришёл не грозить наказаньем, Эхидна,
Не заслужили пока вы от бога плетей!
Помощь для царства у вас я найду, очевидно,
Если даруете мне одного из детей!
25
Буйные души стремятся в обитель тирана,
Словно для них я обязан творить чудеса.
Есть у меня пред дворцом небольшая охрана,
Но я считаю надёжным трёхглавого пса.
Если направите мне в услужение сына,
Станет он Главным Хранителем царских палат.
Для отторженья его есть такая причина —
Будет всегда он и сыт, и любим, и богат!»
26
«Кербер, мой мальчик! – послышался голос Тифона. —
Наш Властелин призывает на службу тебя!»
Зашевелил пёс хвостом с головою дракона
И подошёл по граниту, когтями скребя.
Лапы у Кербера были, как ноги титанов,
Грудь бы его уместила двух тучных быков,
Очи сияли, как жерла горящих вулканов,
Зубы сверкали рядами блестящих клинков.
27
Грозный Аид подавил резкий приступ испуга
И вопросил напоследок, как будто шутя:
«Вы подарили тирану надёжного друга,
Не подведёт ли меня дорогое дитя?»
Перед Аидом «щенок» распластался покорно
И показал он властителю каждую пасть,
Вырвался пламень из них, как из мощного горна,
Тем признавалась Кронида могучая власть…
Обитатели подземелья
28
Часто бродил царь по брегу реки Ахерона,
Мысли его отличались во всём глубиной:
«Длинным быть должен путь смертных до царского трона,
Души умерших не будут встречаться со мной!
Мёртвых поток в мир теней увеличился вдвое,
Мой чернокрылый Танат утомлён от смертей,
Здесь сотрясаются своды от стона и воя —
Новых людей создавать стал титан Прометей!
29
Добрый племянник Гермес помогает Танату —
Души подлунного мира приводит сюда.
Не обратиться ли мне к венценосному брату,
Чтоб справедливых людей мне прислал для суда?
Души умерших пусть судят они полновластно
И разбирают подробно деянья людей!
Их заключение будет всегда беспристрастно,
И не минует божественной кары злодей!»
30
Царь, обойдя все владенья, взглянул на Харона:
«Издалека мощь потомка Эреба видна,
Жаль, не избавится он никогда от полона —
Волей судьбы стал слугою реки и челна…
Жизнь на земле для людей – превосходная школа,
Судит пристрастно о ней перевозчик с веслом
И не допустит на чёлн никого без обола —
Первым встречается здесь он с обманом и злом.
31
Если умершему в рот не вложили монету,
Значит, неправильно жил тот на вечной земле
Или напрасно бродил он по белому свету,
Был нелюбимым родными, подвергшись хуле.
Души таких не дождутся вниманья Харона —
Будут со стоном летать по прибрежным лугам,
И не достичь им владений великого Крона,
Нет им пути к Елисейским святым берегам!
32
А переплывшие в лодке потомка Эреба,
Будут подвергнуты в мире подземном суду.
Только невинной душе снова явится небо —
В чрево забросят её, как зерно в борозду».
Думая, царь углубился в глухие владенья,
Остановился на миг у Стигийских болот,
Шум нарастающий тотчас прервал рассужденья,
Знал повелитель, чей здесь находился оплот:
33
Из темноты появилась со сворой Геката,
Змеи и факелы были у девы в руках.
Гибелью путнику встреча с богиней чревата,
Псы уносили его, зажимая в клыках.
Дальше неслась за Трёхтелой свирепая стая
Чёрных, как смоль на поленьях, стигийских собак,
Только на милость богини ночной уповая,
Можно остаться живым – по-другому никак…
34
«Мир под Луной восхищён златовласой Кипридой,
Нет, говорят, на земле равной ей в красоте.
Но полагаю, никто несравним с титанидой,
Что показалась волшебной в густой темноте!
Дивно прекрасны три лика и тела богини,
И не узреть чаровницу никак со спины,
Выглядит дева на зависть самой Мнемосине —
Прелести эти её дочерям не даны…»
35
А во дворце ожидали правителя вести,
Мигом улыбка слетела у бога с лица,
Ждали его три богини проклятья и мести:
«В мир отпусти нас, там девы убили отца!»
Вспыхнули злом Алекто, Тисифона, Мегера,
Гнев – их удел, беспощадны они и страшны,
Двигала девами в правду и мщение вера,
Жаждою кары Эриннии были полны!
36
Тот, кто свершил в нарушенье законов деянье
И обагрил руки кровью друзей и родных,
Тот получает от «Гневных» всегда наказанье —
Кара бывает страшнее мучений иных!
Так привлекал царь на службу оккультные силы,
Чтобы дать катарсис душам до блеска камней:
«Смертных тела принимают огонь и могилы,
Только для «пси́хэ» «лекарства» нужны посильней…»
Данаиды
37
Утро ли было, иль солнце свернуло к закату,
Шёл по широким владеньям своим властелин,
Встретил Эринний, трёхтелую деву Гекату,
Кербер взглянул на царя чернью спелых маслин.
К псу подошёл он, погладил шерстистую спину,
И вопросил, чуть касаясь могучих телес:
«Что ты внимательно зришь на речную стремнину?»
Кербер ответил: «Душ много ведёт к нам Гермес!»
38
Царь обратился к посланцу Олимпа с вопросом:
«Где, Психопомп быстроногий, собрал столько душ?»
Слышалось в хоре вопящем и многоголосом:
«Был ненавистным для каждой навязанный муж!»
«Сами расскажут, Аид! Там нелёгкое дело!» —
Молвил Гермес, оставляя здесь призрачных дев.
И бестелесные взвыли уже оголтело,
Правила мира теней громким криком презрев:
39
«Смилуйся грозный Аид, нет за нами злодейства,
Мы выполняли суровый отцовский приказ!
Пусть и ответит родитель за все лиходейства,
В коих теперь обвинили неправедно нас!»
«Так расскажите немедля, прекрасные тени,
Что сотворили такого на дивной земле?
Как вы причастны к кончине людей иль измене? —
Кровь проступает у каждой на дивном челе!
40
Алою жидкостью залиты нежные длани,
Зрю я: у каждой был спрятан в одежды кинжал!
Пусть и колеблются ваши виденья в тумане,
Ясно одно: вы в живое вонзали металл!»
Кербер суровый на дев зарычал недовольно,
Чуя неправду сестёр бестелесных нутром:
«Может быть, речь у меня, властелин, и крамольна,
Только отмечены тени преступным тавром…»
41
«Тёмный Властитель, услышь наш рассказ покаянный:
Нас родилось у правителя ровно полста.
Верил родитель, гордыней своей обуянный,
Царство его укрепит дочерей красота…»
«Не говорите, девицы, об этом все сразу!
Пусть мне правдиво поведает кто-то одна!
Буду внимателен я к небольшому рассказу,
Если останется дева предельна честна!»
42
«Всё откровенно поведай царю, Клеодора!» —
Крикнула громко одна из рыдающих из дев.
«Пусть говорит обо всём без девичьего вздора!» —
Вымолвил грозный властитель, на камень присев.
И потекла ручейком речь души бестелесной,
Вдумчиво слушал Аид этот долгий рассказ,
Жизнь на земле показалась царю интересной —