Только лицо у него было тучи темней…»
Злодеяние Данаид
69
Словно застывший сидел грозный царь, вспоминая
Жизнь, проведённую в страсти, боях и пирах,
Но угнетало подспудно сознанье Даная
То предсказанье, в душе поселившее страх:
«По головам не шагал я к ливийскому трону,
В частых боях не губил понапрасну людей,
Жил я и правил страною всегда по закону,
Не обирал свой народ, как купец-иудей.
70
Странно, что предок далёкий – Зевес Олимпийский
Не бережёт от несчастий потомков своих…
Мне предсказал очень ясно оракул дельфийский,
То, что опасен мне дочери каждой жених.
Будто бы зять мне покажет дорогу к Аиду
И под язык убиенного сунет обол.
Жаль, не узнать мне, кто смерть принесёт апатриду,
И по кровавой дорожке взойдёт на престол.
71
Но не бывать никогда, я уверен, такому,
Чтобы погиб безрассудно невинный Зевсид!
Дев приобщу после свадьбы я к «делу» мужскому,
Там и увидим, кто будет коварно убит!»
Царь улыбнулся, ещё раз обдумав идею,
Мысленно он набросал ужасающий план,
Переодевшись слугой, поспешил к иудею,
Слившись за дверью дворцовой с толпой горожан…»
72
Амфикомо́на затем продолжала вещанье,
Как у пастушки, была речь царевны проста:
«Вечером царь наш любимый давал обещанье,
Что всю семью от позора спасёт красота:
«Станьте на свадьбе прекрасней самой Афродиты —
От красоты неземной слепнут даже орлы!
Волосы пышные, с ярким румянцем ланиты,
Стройные шеи и плечи пусть будут белы!
73
Вы на пиру улыбайтесь, хоть вам неприятно,
Сделают дело своё ваша ласка и хмель,
Пусть взвеселяются ваши супруги изрядно —
Их упокоит навечно в алькове постель!
Ближе к финалу весёлого брачного пира,
После того, как усталость подступит к глазам,
Смолкнут певцы, и утихнет звенящая лира,
Всем вам вручу от супружества острый «бальзам».
74
Нежные руки узнают его назначенье,
Спрячьте «лекарство» надёжно в своих волосах.
Верю, что будет успешным от брака «леченье»,
Помните, девы, чьи жизни теперь на весах!»
Вновь продолжала ужасный рассказ Данаида:
«Мы поступали, как нам повелел наш отец:
Каждая дева была красотой, как Киприда,
От дифирамбов мужей сотрясался дворец!
75
Наши улыбки там сделали важное дело,
И предвкушенье услады манило мужей —
Двинулись с нами они по палатам несмело,
Только с собою несли мы полсотни ножей…
Зал опустел, словно русла речные в пустыне,
Гости хмельные уже разошлись из дворца,
И наказали мужей ненавистных «рабыни» —
Спящим супругам вонзили кинжалы в сердца!
76
Слушал Данай с наслажденьем предсмертные стоны
И восхищался на троне высоком собой:
«Звонкой рекой обозначатся скоро навло́ны,
Надо уметь иногда спорить с грозной судьбой!
Повеселились юнцы, не изведав граната,
И в подземелье уходят без жён и без свит!
Слышу, как хлопают чёрные крылья Таната,
Примет к утру Эгиптидов суровый аид.
77
Головы юных мужей отвезу в колеснице
К Лерне и брошу там в пропасть на самое дно,
И не узнает никто о деянье в столице,
Ибо такое свершить я задумал давно.
А безголовые трупы зарыть за стеною
Смогут к утру Данаиды уже без меня.
Исчезновение братьев не свяжут со мною —
Буду я Аргосом править, законы храня…»
78
Ночь опустилась на город, даруя прохладу,
Царь в нетерпенье оставил насиженный трон,
Медленным шагом неслышно вошёл в анфиладу,
Слушая шёпот красавиц с различных сторон.
Призрачный свет проникал во дворец осторожно,
Замер внезапно властитель пред дверью одной,
Стало Данаю тогда непривычно тревожно,
Что Гипермнестры альков встретил вдруг тишиной.
79
Дверь приоткрыв, царь увидел её одинокой:
«Где, Данаида, твой «ласковый» муж Эгиптид?
Или в окно улетел он трусливо сорокой
Вместо того, чтоб спуститься, как братья, в аид?»
«Я пожалела его – он был ласков со мною,
И отпустила с советом: сокрыться скорей!»
«Скверная дочь! Надо их закопать за стеною,
А не на волю пускать, как простых сизарей!
80
Это не свадьба была, а позорная кража
Самых достойных в Ливийской пустыне девиц! —
Крикнул со злостью Данай. – Эй, дворцовая стража,
Бросьте преступницу эту в одну из темниц!»
«Стража сковала сестру, – продолжала Адита. —
Царь не привык говорить чужакам лишних слов.
Скоро к темнице ушла вся дворцовая свита,
Мы же повозку наполнили кучей голов.
81
Хитрый Данай показал, где есть дверь потайная:
«Это спасительный выход на случай войны!
Знаю, не станет преградой стена крепостная,
Там закопаете мёртвых при свете луны!»
Трупы таская, мы все проклинали сестрицу:
«Как Гипермнестра смогла не послушать царя?
Добр был отец, посадив негодяйку в темницу,
Жизнь сохранил ей властитель, считаем мы, зря!»
82
Эос узрила, взойдя, что отмыты альковы,
Убрана лишняя пища с вином со стола,
И улыбались друг другу прекрасные вдовы,
Не выявляя примет совершённого зла.
Царь, восседая на троне, замыслил деянье,
Явно желая продать дочерей красоту,
Только одно омрачало его ликованье:
Беглый Линкей находился в Тиринфском порту…
83
Думал тиран: «Всё идёт в нашей жизни прекрасно —
Дали смертельный отпор мы ужасным врагам…
Только Линкея в Тиринфе искать мне опасно,
И возвращаться нельзя нам к родным берегам!»
Спрыгнул властитель вдруг на пол с высокого трона:
«Эврика! – крикнул, кружась у зелёных колонн. —
Игры сейчас объявлю в честь царя-Крониона,
Вместо ненужных теперь никому похорон!
84
Съедутся в Аргос тотчас молодые атлеты,
Дев предложу победителям вместо наград!
За красотой побегут все быстрее кометы —
Каждый из них пожелает с царевной услад!»
Царь объяснил дочерям в откровенной беседе,
Что победитель забега уедет с женой,
Станут с Данаем тогда дружелюбны соседи
И не пойдут никогда на тирана войной».
85
«Хитрый отец всё продумал, – сказала Агава. —
Все состязанья прошли, как хотел наш тиран.
Хоть и достались героям царевны и слава,
Но не исполнен был главный родительский план.
Царь перед свадьбой старейшин позвал на собранье,
Чтоб провести над преступницей праведный суд,
Где проявлял изворотливость, хитрость, старанье —
Речи текли, как вино из сосуда в сосуд:
86
«Эта девица, жена Эгиптида Линкея,
Дерзко нарушила волю тирана-отца:
Не погубила лжемужа в стенах гинекея,
А помогла негодяю бежать из дворца!
Скверный поступок опасен для нашей столицы —
Подлый беглец может мстить горожанам, друзья!
Нет оправдательных слов для презренной девицы,
И оставлять негодяйку в живых нам нельзя!
87
Вынужден буду во всём согласиться я с вами,
Если смертельный объявите ей приговор!»
Но покачали старейшины вдруг головами:
Дева в оковах – не гордость отца, а позор.
«Требую казни! – Воскликнул властитель сердито. —
Вовремя кара настигнуть девицу должна…»
Только внезапно спустилась с небес Афродита:
«Нет, не доказана девушки этой вина!
88
Вижу, не ведал властитель о чувствах прекрасных
И не слыхал о созвучном биенье сердец!
Значит, прожил много лет он в исканьях напрасных,
Хоть и родил пять десятков прелестниц отец».
«Я, Афродита, правитель огромного царства,
И пятикратно на девах ливийских женат.
Слышал про чувства такие, но ложь и коварство
Дочери должен пресечь чернокрылый Танат!
89
Я для неё – и отец, и властитель небесный,
Слово моё для девицы – бесспорный закон!
И аргумент о любви на суде неуместный,
Дева виновна, и ей наказанье – навлон!»
«Знаешь, тиран, что любовь выше царского трона,
Что перед нею и боги Олимпа слабы?
Освободи Гипермнестру скорей из полона,
Дочерь твоя не погибнет по воле судьбы!»
90
Пал пред великой богиней Данай на колени
«О, Афродита, услышь ты моленье царя:
Пусть судят старцы её без твоих повелений
Чтоб не оправдывать эту изменницу зря!»
Только собранье старейшин – отнюдь не палестра,
И бесполезно на нём поучать стариков.
Ими оправдана сразу была Гипермнестра:
Освободить предписали её от оков!
Наказание Данаид
91
«Да, натворили вы, женщины, бед в Арголиде…
Кто же, скажите, сумел вас отправить сюда?» —
Девы увидели вдруг перемены в Аиде —
Стало лицо холоднее альпийского льда.
«Царь нас собрал, – продолжала рассказ Гиппорета. —
И пояснил: наступила пора дележей:
«Выберет каждая дочь из полсотни атлета,
Завтра вы все обретёте законных мужей!»
92
До темноты он вещал нам о завтрашних планах:
«Стать грандиозною общая свадьба должна!
Аргос утонет и в розах, и в белых тюльпанах,
А приглашённые гости – в потоках вина!»
Дальше мы все разошлись по уютным палатам
И от усталости впали в глубокие сны,
Где повстречались во тьме с чернокрылым Танатом…
Грозный Аид, мы погибли в ту ночь без вины!»
93
К Керберу царь подошёл и погладил по холке:
«Эти девицы душой пострашнее зверей —
Не совершают такого шакалы и волки!
Нет, не должно на земле быть таких матерей!
Не было прежде на свете ужасней эксцесса —
Нервы у тех негодяек – Гефестов металл!»