«Разоблачу на пиру Олимпийцев браваду!
Будет участником этого сын мой родной!
И докажу, что достоин Тантал пантеона —
Хитростью я удивлю весь божественный мир
И потесню на Олимпе певца Аполлона,
Станет прощальным в чертогах Сипила мой пир!»
120
Боги Олимпа сошли неохотно к Танталу —
Не были с ним, как обычно, дружны и милы.
Долго ходили, грустя, по огромному залу
И не спешили возлечь за большие столы.
Распоряженья хозяин давал суетливо:
«Эй, музыканты, играйте для лучших гостей!
Вы не уступите Фебу! – сказал горделиво. —
Дивная музыка пищи прекрасной сытей!»
121
Пифос с вином в зал вкатили могучие слуги,
Кубки наполнил напитком сипильский тиран,
Лестную речь произнёс без заметной натуги,
Выпил один, поспешая исполнить свой план.
Музыка вновь заиграла, запела девица,
Взглядом провёл он по краю богатых столов,
Строго смотрели на смертного дивные лица,
Но не жалел хитрый царь для богов лестных слов:
122
«Это вино привезли для меня киприоты,
Именно там Афродита явилась на свет!
Ягоды эти – Деметры великой заботы,
В сих гесперидиях – Гелия радостный след!
Я принесу то, что сделал своими руками —
Так приготовить жаркое не сможет никто!»
Зевс в напряженье задвигал тотчас желваками —
Кажется, зря соблазнил он когда-то Плуто.
123
Вышел Тантал горделиво из тронного зала,
Крепкие двери мгновенно закрылись за ним,
Взгляд Громовержца стал сразу острее кинжала,
Так никогда не был Зевс сыновьями раним.
Ждали все боги Тантала, как парусник ветра,
Вот он принёс на подносе жаркого куски,
Первой взяла в рот кусочек богиня Деметра,
Больше никто не поднял к угощенью руки.
124
Выбежал сразу Гермес за огромные двери,
Зевс поднял руку с пылающим ярким огнём:
«Ты усомнился в провиденье нашем и вере? —
Блюдо подал, не сказав, что лежало на нём!»
«Грозный Зевес! – в зал ворвался Гермес быстроногий. —
Ты обозри, что скрывают Тантала слова!»
И посмотрели тотчас на посланника боги —
В правой руке находилась ребёнка глава…
125
Злобою вспыхнул Зевес, как две сотни вулканов,
Испепелил негодяя, вонзив сажу в пол:
«И никогда не узрят над убийцей курганов,
И не коснётся могилы ни дождь, ни Пактол!»
Дальше, по знаку великого бога Кронида,
Быстрый Гермес опрокинул жаркое в сосуд —
Рано летать малышу на просторах аида,
Будет он жив и обрадует матушку тут…
126
А из сосуда поднялся Пелоп убиенный,
Только в плече малыша не хватало куска.
Костью слоновой закрыл брешь Гефест вдохновенный,
Цветом заплата была, как пятно молока.
Долгий рассказ завершил Психопомп быстроногий:
«Требует страшное дело Тантала суда!
Да… На такое убийство способен немногий…
Знай Властелин, воля брата Зевеса тверда!
127
Он пожелал применить к нему кару такую,
Чтоб содрогнулся от страха возмездия мир!
И, чтоб, заранее зная породу людскую,
Боги всегда отвергали со смертными пир.
Слышать не хочет Зевес о неправедном сыне —
Детоубийца отцу дал жестокий урок:
Тех на земле, кто душою был склонен к гордыне,
Должен настигнуть своим наказанием рок!»
128
Скоро придумал Аид для Тантала мученья,
Чтобы стоял тот по горло в прозрачной воде,
А над убийцей повисли, качаясь, каменья,
Чтоб опасенье усилить в грядущей беде.
Вечно страдать будет гнусный преступник от жажды,
Влага уже не коснётся его лживых уст,
Ветви с плодами повиснут над ним не однажды,
Но до скончанья веков жадный рот будет пуст!
129
Вечны мученья для грань преступившего сына —
Зевс не желает прощенья убийце-лгуну!
Очень ужасна для глаза такая картина,
Но не дано искупить негодяю вину!
Первый обман Сизифа
130
Траур объявлен был Главком в Коринфе богатом —
Грозный властитель покинул сверкающий мир.
Отягощённый несчастьями внуков и златом
Дух старика улетел на последний свой пир.
Много могли бы поведать о нём царедворцы,
Но угнетал их пред властью правителя страх.
Много писали о славном царе мифотворцы,
Но лучше знает о нём бог, развеявший прах…
131
Тяжкие тучи повисли над дивной Элладой,
Сына Эола оплакивал мощный Борей,
Город Коринф был охвачен промозглой прохладой,
Ветер в печали срывал корабли с якорей…
Грозный Аид восседал на сверкающем троне,
Рядом с красавцем Кронидом сидела жена.
Воспоминанья свои он вещал Персефоне,
Слушала их вместе с нею земли тишина.
132
В зал Властелина вошёл Психопомп осторожно:
«Дядя, я царскую душу доставил сюда!»
«Я рассужу, мой племянник, её непреложно,
Только поведай мне, много ль принёс он вреда?»
«Здесь вам известный беглец из подземного царства,
В жизни был мудр, изворотлив и слишком спесив,
Он никогда не чурался ни лжи, ни коварства —
Это сын бога Эола, бесчестный Сизиф!»
133
«Ах, это лгун, что пленил смертоносца Таната? —
Можно наказывать было его без суда!
К нам, в подземелье, спустился Сизиф поздновато,
Только прощенья не вымолит он без труда!»
«Но, справедливый Аид, я большим интересом
Слушать согласна о смертном властителе сказ!
Дай перекинуться словом с весёлым Гермесом!» —
Так Персефона рекла, не сводя с мужа глаз.
134
Муж в знак согласья с супругой сомкнул вмиг ресницы,
Так он яснее провидел плохие дела,
Не занимал он судами вниманье царицы —
Больше, чем власть, ей земля под луною мила.
Ловкий Гермес знал о людях достаточно много —
С лёгкостью мысли земные ловил на лету,
И не могли обмануть эти смертные бога —
Был Быстроногий с рожденья подобным плуту.
135
Повествование начал Посланник с Эола —
Знал он историю мира не хуже Клио —
Как тот трудился, желая добиться престола,
И по заслугам достиг Ветровластец всего!
Остров безлюдный и тихий найдя в океане,
Мудрый Эол там построил и город, и порт,
Были в кровавых мозолях могучие длани,
Но за творенья свои несказанно он горд.
136
Повелевать там Эол научился ветрами,
Свой островок избавлять от ненужных дождей,
Не увлекался могучий правитель пирами,
Крепким порядком привлёк он на остров людей.
Вот от кого был рождён коринфянин известный,
Город построивший сам на большом пустыре.
Там и прославился он, как правитель нечестный,
Только Коринф укрепился при этом царе.
137
Но у людей всё не так, как у нас, Персефона,
Жизни земной неизбежно приходит конец…
Вот и Сизифа прижала к аиду корона,
Старшему сыну отдать предстояло венец.
Царь приготовился к встрече с угрюмым Танатом:
Жарилось мясо быков на огромных кострах,
Пахло в дворцовых покоях вином и мускатом,
И не испытывал царь ни тревогу, ни страх.
138
Скоро Танат прилетел дуновеньем холодным,
Чёрные крылья сложил он и выставил меч.
«Скоро ты будешь от тягот навеки свободным,
И не пугайся клинка! – начал тихую речь. —
Прядь серебристых волос я отрежу не больно,
Это обязан я сделать сейчас, властелин!
И ощутишь ты без тела, как дышится вольно,
Сам полетишь, как и я, по просторам долин!»
139
«Мы зарождаемся долго – три четверти года,
А умираем порою в мгновенье одно!
Пусть подождут хоть немного простор и свобода,
Я предлагаю тебе дорогое вино!
Выпей со мной напоследок, Танат справедливый! —
Бог посмотрел на Сизифа, крылами шурша. —
Верю, что буду я скоро навеки счастливый,
Кубок с тобою испить пожелала душа!»
140
«Знаешь ли, я не имею морального права
Ни пировать, ни беседовать даже с тобой!
Ваши прекрасные вина для бога – отрава,
Так что смирись, властелин, с неизбежной судьбой!»
«Не понимаю, Танат, я богов суеверных,
Не проявляющих к смертным живой интерес!
Наше вино не относят к разряду прескверных
Ни Посейдон-Колебатель земли, ни Зевес!
141
Слабость свою предо мной проявляешь, сын Мрака,
Мне даже стыдно тебе доверять седину!
Лучше б сражался ты в поле с колосьями злака,
Коль прикоснуться боишься устами к вину!»
И призадумался бог над словами тирана:
«Разве весёлый Дионис с вином – это миф?
Да и на смерти людей нет особого плана,
Выпью вина – мне приятен весёлый Сизиф!»
142
Меч отложив, принял кубок в усталую руку:
«Что ж, наливай мне Диониса сладкий нектар!
Может, развеет вино многолетнюю скуку,
Вспомню, что я и душою, и телом не стар!»
«Как не хотел, Персефона, царь зреть подземелье!
Я, сделав так, покраснел бы сей миг, как гранат —
Он незаметно влил в кубок снотворное зелье,
Выпив немного, заснул утомлённый Танат!»
143
Быстро сковал властелин чернокрылого бога:
«Больше не будешь летать над землёю, как шмель,
И угрожать смертным людям строкой эпилога!
Правильно ты говорил, что опасен наш хмель!»
Спрятал властитель пленённого бога в темнице,
Меч смертоносный засунул под каменный трон,
С гордой улыбкой вошёл он к печальной царице:
«Не принимает меня непреклонный Харон!»
144
Не пожелал властелин от Таната «свободы»
И проводил жизнь свою в бесконечных пирах.
Без погребений летели счастливые годы,
Смерти не стало, исчез унизительный страх…
«Помнишь, великий Аид, обратил ты вниманье,
Как у реки отдыхал беззаботно Харон?