Не убегай от любви, дочь могучей реки!
Разве не вызвал я в сердце твоём интереса,
Ах, почему мы сердцами с тобой далеки?»
166
«Ты посмотри на себя, на лицо и копыта!
Смерть мне грозит от ужасных орлиных когтей!
В раненом сердце твоём злоба зверя сокрыта,
Я не хочу от тебя ни любви, ни страстей!»
Дафна бежала вдоль русла быстрее газели,
Берег высокий мешал ей спуститься к воде,
Силы прелестницы были уже на пределе,
Но не желала она покориться беде.
167
«Милая Дафна, скорей обернись на мгновенье!
Боги твердят, что на свете нет краше меня!
Разве тебя испугало любовное рвенье?
Что ж ты бежишь, как испуганный зверь от огня?
В образ прекрасный влюбился я с первого взгляда,
Мне он внезапно явил образец красоты!
Стан твой изящен и тело для мужа – услада,
Страстно люблю я твои неземные черты!»
168
Дева от этих воззваний пугалась сильнее,
Быстро бежала, желая попасть в водоём.
Громко крича, призывала на помощь Пенея,
И умоляла отца о спасенье своём:
«Добрый отец, отбери этот образ немилый —
Мне причиняет страданья моя красота!
Я соглашусь оказаться старушкой унылой
Или прожить одиноко в обличье куста!»
169
К водам реки не давали спуститься обвалы,
Берег её в этом месте был крут и высок.
«Не подходи близко, чудище, брошусь на скалы,
Лучше разбиться самой!» – прозвенел голосок.
«Дафна, не прыгай с утёса на твердь с валунами!
Остановись, я с тобой!» – закричал Аполлон.
Но появился родитель её над волнами,
И замерла пенеида под жалобный стон…
170
К поднятым к небу рукам протянул Феб десницу,
Но вместо пальцев у Дафны возникла листва,
В деревце быстро Пеней превращал чаровницу,
В ужасе был Аполлон от его волшебства!
В корни и ствол превращались красивые ноги,
Лик пенеиды исчез под зелёной корой,
И зашумела листва с чувством горькой тревоги:
«Вдоволь Эрот насладился нечестной игрой…»
171
К листьям блестящим Зевсид прикоснулся рукою:
«Ты разожгла в юном сердце любовный вулкан!
Деревцем вечнозелёным взрастёшь над рекою,
Лавром[13] его будут звать люди будущих стран!»
Видя стрелу у корней, он жалел о гордыне,
Скорбь Аполлона о деве была велика:
«Древом священным тебя нареку я отныне,
И талисманом моим станешь ты на века».
172
Словно в ответ зашумела чудесная крона:
«Чтобы ты не был теперь без меня одинок,
Нежно ветвей наломай без большого урона,
Сделай на память о Дафне красивый венок!»
Марсий
173
Нравилась Зевсу кифара в руках Аполлона,
Но вызывала лишь зависть у грозной сестры,
Та говорила: «Мне плохо от громкого звона,
Я устаю очень быстро от струнной игры!»
Был снисходительным Феб Лучезарный к Палладе:
«Ты же – богиня войны и её ремесла!
Музыка – это искусство, к великой досаде,
А не звенящая в точном полёте стрела!»
174
«Ты победителей славишь в чудесных пеанах,
Значит, война в Ойкумене искусства важней!
Вспомни, мой брат Светлокудрый, о грозных титанах!
Музыкой смог бы отправить в них груду камней?»
«Разве должны мы гордиться полями сражений,
Пролитой кровью в долинах, морях и горах?
Выразить можно немало тебе возражений —
Жизнью людей не должны править злоба и страх!»
175
«Зависть и власть, Аполлон, стали силой ужасной,
Что побуждает титанов и смертных к войне!
Не остановишь её даже песней прекрасной,
Сам не бываешь порою от битв в стороне!»
«Музыкой можно разжечь охладевшее сердце
И вдохновить равнодушного к славным делам,
Быстро смирить всё сжигающий гнев Громовержца,
Иль воспарить к небосклону, подобно орлам!
176
Строгой мелодией ты победишь непокорных
Или отречься заставишь царя от венца!
В музыке страстной есть множество нот благотворных —
Труса легко превращает она в храбреца!
Звуки кифары моей – это сердцу услада
И упражнения добрые нежным рукам!
Свой инструмент сотворить не желаешь, Паллада?
Иль уделяешь внимание ткацким станкам?»
177
«Сделаю я, Мусагет, инструмент необычный,
Но убивать я не стану невинных коров!
Голос придам ему нежный и громкий, и зычный,
Песни его всем понятными будут без слов!»
Феб молчаливо покинул дворец пантеона,
Брату вослед улыбнулась ехидно сестра:
«Музыка Девы Афины сразит Аполлона,
И покорит олимпийцев другая игра!»
178
Несколько дней пролетело от памятной встречи,
Вновь Кифаред оказался в покоях сестры,
Но не услышал Зевсид там приветственной речи —
Зал заполняли прекрасные звуки игры.
Замер на месте мгновенно властитель Парнаса,
Но не заметил Афину за рядом колонн.
«Эта мелодия – явно не песнь волопаса —
Воинов гимн!» – вслух невольно сказал Аполлон.
179
Быстро покинул чертог кифаред удивлённый:
«Я догадался, кто автор чудесной игры!
Изобрести инструмент мог Гермес одарённый…
Тайна останется тайной его до поры!»
Не догадался Зевсид, что богиня Паллада
Сделала флейту сама из ствола тростника!
В музыке дивной звучали и грусть, и бравада,
В пропасть бросала она и несла в облака.
180
В памяти долго звучала мелодия эта,
Феб попытался на струнах исполнить её,
Только напрасным был творческий труд Мусагета —
На сладкозвучной кифаре игралось своё…
На упражненья Бомбилея тратила сутки,
Чтоб удивить на Олимпе пристрастных богинь,
Не выпускала из рук вдохновляющей дудки,
С ритмами гимнов взлетая в небесную синь.
181
Дивной игрой услаждала Паллада долины —
Хищные звери смиренно шли стаями к ней,
Быстро густою травой зарастали руины,
И замирал непокорный бурливый Пеней.
С флейтой Афина пришла в гинекей пантеона,
Где с упоеньем исполнила гимны войны,
Гера с Кипридой смеялись над Девой до стона:
«Щёки раздулись, и уши твои не видны!»
182
В глянцевый щит поглядела Афина поспешно:
Воздух во рту придавал округлённость щекам!
Зевсорождённая Дева смотрелась потешно:
«Ужас! Подобны ланиты мои курдюкам!
Бросила флейту, сказав: «Это звук очерета!
Пусть же наказан жестоко судьбой будет тот,
Кто эту флейту поднимет, как дар Мусагета,
И заиграет на ней без понятия нот!»
183
Плавно летела чудесная флейта над лесом
И приземлилась на берег широкой реки.
А подружиться могла бы с великим Аресом[14] —
Гимны её были воина духу близки!
Несколько дней пролежала она, унывая,
Грустно звучали напевы по воле ветров,
В такт им скрипела ветвями сосна вековая,
Предоставляя опальной игрушке свой кров.
184
Громкая флейта хулила поющую лиру:
«Разве под нежные звуки пойдёт кто-то в бой?»
Вымолвив это, попала под ноги сатиру,
И обнадёжилась новой счастливой судьбой.
Быстро сатир наклонился к загадочной дудке,
Понял не сразу, что это божественный труд,
Долго вертел да и дунул в неё ради шутки:
«Дивно поёт этот с дюжиной дырочек прут!»
185
Флейта пропела мгновенно: «Играй, Марсий, смело!
Я по капризу девицы рассталась с дворцом,
Ты упражняйся, чтоб я заиграла умело,
Станешь под дивные гимны мои храбрецом!»
Снова он дунул в отверстие дудки Паллады:
В громкой мелодии флейты звучали слова!
Не ожидал получить он от песни услады,
И от восторга вскружилась его голова.
186
Двинулись к Марсию с пастбища овцы, бараны,
Стаями птицы слетелись на берег крутой,
С гор величаво спустились в долину орланы,
Чтобы услышать отчётливо глас золотой.
Бойко сатир заиграл, не владея талантом,
И улетать стали птицы одна за другой —
Были они недовольны таким музыкантом,
Чей инструмент был ему «неумелым слугой».
187
Только скотина почуяла силу игрушки:
Овцы и козы скакали, как лани в горах,
Весело стали плясать пастухи и пастушки,
Словно менады на шумных и пьяных пирах.
Несколько дней продолжались на поле гулянья,
Жарилось мясо, лилось молодое вино,
Разум терялся пейзанами от возлиянья,
Так не плясало селенье фригийцев давно.
188
Весть о сатире в два дня разнеслась по округе,
Слухи о дивной игрушке дошли до царя,
Марсия быстро в столицу доставили слуги:
«Знать бы хотел, что тебя люди хвалят не зря!
Марсий, сыграй, удиви мастерством настоящим,
Так, чтобы я танцевал здесь, оставив свой трон!»
Зал был наполнен мотивом весьма немудрящим.
Молвил тиран: «Жаль, не слышит тебя Аполлон…»
189
«Мне Аполлон – неудачный пример подражанья!
Песни его о высокой любви – не указ!
Слушать его у народа нет сил и желанья,
Пусть Кифаред утомляет игрою Парнас!
Скоро к дворцу прибегут и коровы, и кони,
Я для народа простого отныне – кумир!
Яркий талант покажу я и при Аполлоне!
Но Мусагет не придёт!» – засмеялся сатир.
190
«Ты с Аполлоном устроить бы мог состязанье —
Не устрашит Лучезарного вызов любой!
Тем и утешишь души музыкальной терзанье!
Но посмеётся иль сжалится Феб над тобой?»
«Царь, сомневаешься в полной победе сатира?
Завтра увидишь её красоту, властелин!
Выглядеть будет несчастной пред флейтою лира,
Пусть состязанье пройдёт на просторах долин!»
191