– Хирурги отговорили меня от проведения вскрытия, – ответила моя собеседница. – Они сказали, что там и так все ясно – организм, ослабленный онкологией, не перенес операции. Диагноз сомнений не вызывает, они только позавчера во время операции видели все своими глазами, так зачем же делать вскрытие. Тем более что сейчас в период отпусков в морге мало врачей и нагрузка у них большая.
Какая трогательная забота о коллегах! Это был сарказм, обусловленный вот чем. Дело в том, что согласно общепринятым правилам, нормам медицинской этики, лечащий врач никогда не должен отговаривать родственников умершего пациента от проведения вскрытия. Наоборот, он должен всячески объяснять необходимость и пользу посмертного исследования тела. Если же врач отговаривает от вскрытия, то это очень тревожный сигнал. Это означает, что он хочет что-то скрыть. Почему это он не хочет, чтобы вскрытие состоялось? Явно ему есть, что скрывать! Ну а если уж хирург, пациент которого умер спустя сутки после операции, уговаривает забрать тело без вскрытия, то в этом случае вскрытие нужно провести обязательно.
Я не стал спрашивать, кто именно из хирургов рекомендовал отказаться от вскрытия, а просто объяснил, что в данной ситуации его непременно нужно произвести. Мало ли что там видели хирурги во время операции? Операция – это одно, а полное исследование тела – совсем другое. Женщина согласилась с моими доводами. Она не пошла к главному врачу, а отправилась в хирургическое отделение и устроила там скандал. Такой вот человек – заводится с пол-оборота и обязательно на кого-то свои эмоции должна выплеснуть. Я не говорил ей о том, что лечащим (или оперировавшим) врачам нельзя отговаривать родственников умершего пациента от проведения вскрытия и уж тем более не давал подробных комментариев на эту тему. Но она сама связала одно с другим и обвинила хирургов в том, что они пытаются скрыть свои грехи. Заодно и похвалила патологоанатома, который «открыл ей глаза».
Одним из двух врачей, оперировавших отца этой женщины, был мой друг Виталий. После скандала в хирургии он явился в наше отделение и набросился на меня с обвинениями. Я, дескать, настраиваю родственников против своих коллег. Я не думаю о репутации родной больницы. Мне плевать на нашу дружбу и все такое.
Я попытался объяснить ему, что никого не настраивал против коллег, а просто посоветовал сделать вскрытие, потому что видел, что у дочери пациента имелись какие-то сомнения. Больше я ничего на эту тему дочери пациента не сказал, а вот Виталию сказал. Сказал, что не надо валить с больной головы на здоровую и делать меня виноватым без вины. Он мне в ответ заявил, что раз уж я настоял на вскрытии (так и сказал – «ты настоял»), то должен сам его произвести и «не выносить при этом сора из избы». Перевожу для тех, кто не понял: «если увидишь последствия хирургической ошибки, то не отражай их в протоколе». Меня такое наглое требование (а пусть даже и исходящее от друга) вывело из себя. Я в резкой форме отказал. Мы поссорились. Виталий распустил по больнице слух о том, какой я нехороший, «подставляю» коллег, «предаю друзей» и т. д. С учетом всего произошедшего я попросил исполняющего обязанности заведующего отделением сделать это вскрытие. Если уж возникает какой-то конфликт, тем более – с коллегами, то лучше, как у нас говорят, «передать нож другому». Но вышло так, что вскрытие проводили в патологоанатомическом отделении другой больницы. После скандала в отделении дочь пациента позвонила на горячую линию департамента здравоохранения, наговорила всякого, и там решили, что будет лучше сделать вскрытие «на нейтральной территории». Правильное решение, я с ним был полностью согласен.
Вскрытие не выявило никаких хирургических дефектов. Все было правильно отрезано и правильно сшито. Сыграли свою роль возраст (65 лет) и онкологическое заболевание, которое сильно ослабило организм. Все сомнения отпали. Всегда лучше знать правду, чем строить предположения.
А вот нашей дружбе с Виталием пришел конец. Он не смог простить мне «предательства», а я ему того, что он мне наговорил и чего от меня требовал.
Не считайте меня ханжой или бездушным человеком, но у любого человека есть принципы, которыми нельзя поступаться. И работу надо выбирать с учетом своих принципов. Если стал патологоанатомом, то всегда стремись к установлению истины. Стремись, невзирая ни на какие обстоятельства. Возможно, что мои слова покажутся вам выспренними, но я пишу то, что думаю.
Кстати говоря, там, где врачи начинают покрывать друг друга, там, где неверно понимают принципы корпоративной солидарности, медицина очень скоро приходит в упадок. Мог бы навскидку назвать несколько столичных больниц, репутация которых сильно пострадала по этой причине, но не буду. Дам им шанс все исправить.
О пользе бюрократии
Всем известно (а врачам так лучше всех), что наша медицина – самая забюрократизированная медицина в мире. Правда, если сравнить с той же китайской, то сравнение будет в нашу пользу. Но все равно бумажек у нас много, и мы постоянно сетуем на обилие писанины и различных журналов.
Вот сколько журналов, по-вашему мнению, ведется в патологоанатомическом отделении? Журнал – это документ, в котором что-то регистрируется.
2?
3?
5?
8?
10?
А 15 не хотите? Начиная с самого важного «Журнала выдачи бланков "Врачебного свидетельства о смерти"», который берегут, как зеницу ока, и заканчивая «Журналом учета поступления и расхода спирта». Да – спирта, который мы используем в своей работе. Норма расхода спирта на один объект биопсии составляет 20 грамм, а на одно вскрытие с гистологической обработкой взятых кусочков биоматериала полагается 230 грамм.
«Ого! – подумали сейчас многие из читателей. – На вскрытие 230 грамм! Получается, что четыре вскрытия – это почти литр спирта!»
В народном сознании мензурка со спиртом является неотъемлемым атрибутом медика, примерно таким же, как указка в руке педагога. Не знаю, как где обстоят дела, и за всех не поручусь, но в нашем отделении спирт употребляют по делу, а не внутрь. К тому же в медицине в качестве заменителя этилового спирта часто используется изопропиловый спирт, который можно применять и для обезвоживания тканей, и в качестве антисептика, и много где еще. По своим свойствам изопропиловый спирт очень схож с этиловым спиртом, но пить его не стоит, поскольку он гораздо токсичнее.
Оборот спирта довольно строго контролируется – отдельный журнал есть для этой цели. Нормы строго рассчитаны по принципу «ничего личного». Допустим, выпили вы сто или двести грамм спирта. А как станете готовить микропрепараты? Пойдете к старшей медсестре, скажете, что случайно разбили пузырек, и попросите еще немного спиртику? Бесполезная затея.
На этом тему спирта позвольте считать закрытой, тем более что я хочу сказать о другом. Пятнадцать журналов – это довольно много. «Голова у меня кругом идет от этих журналов», – говорит наш заведующий после каждой проверки. Голова действительно идет кругом, но…
Но попалась мне как-то на сетевых просторах новость из США. Некий Рики Ли Хьюит, 65 лет, был прооперирован в одной из клиник штата Айова по поводу рака предстательной железы. Железу удалили и отправили на гистологическое исследование, которое показало… что никакого рака там нет и в помине. А вот в заключении, которое дала одна из больничных патологоанатомов при гистологическом исследовании материала, взятого при биопсии до операции, было сказано о раке. Собственно, на основании этого заключения был выставлен онкологический диагноз и предложена операция. Пациент подал в суд на уролога, который посоветовал ему удалить предстательную железу и произвел операцию, а также на патологоанатома, которая дала ошибочное заключение. Почему произошла ошибка? Произошла путаница со штрих-кодами, присвоенными двум биопсиям. Патологоанатом валила все на сканер штрих-кодов, дескать это в нем произошел сбой, но суд пришел к выводу, что в ошибке виновата она и только она. Во-первых, она нарушила пункт правил, который предписывает сканировать штрих-коды поодиночке, а, во-вторых, не сличила данные на направлении на исследование и на предметных стеклах. Человеческий фактор.
Присяжные присудили истцу 12 250 000 долларов, из которых согласно американским традициям, не менее 30 % получат адвокаты. Сумма внушительная, но и ущерб здоровью от необоснованного удаления предстательной железы тоже был велик – последствиями операции стали эректильная дисфункция и недержание мочи.
Система сканирования штрих-кодов, безусловно, удобная, она облегчает жизнь и ускоряет рабочие процессы. Поступивший в лабораторию материал маркируется штрих-кодом, копия которого наклеивается на бланк направления, а затем отправляется врачу. Быстро, удобно, эффективно. Поймите меня правильно – я не иронизирую, я восхищаюсь.
У нас все гораздо сложнее. Материал, поступивший для исследования, заносится специально выделенным для этого сотрудником в «Журнал регистрации исследования биопсийного и операционного материала». Этот журнал хранится постоянно, то есть вечно. А, к примеру, «Журнал регистрации проведения занятий по технике безопасности и противопожарной безопасности» хранится всего 3 года.
В «Журнал регистрации исследования биопсийного и операционного материала» первым делом записываются данные пациента (ФИО и возраст), название учреждения, направившего материал, и дата доставки материала. Каждый материал идет под своим порядковым номером. После «обработки» материала в журнале записывают количество кусочков, взятых для исследования, присвоенные им номера и перечень методик исследования. Затем указываются дата изготовления готовых срезов и дата выдачи заключения. Обратите внимание вот на что. Всякий раз при внесении дополнительных данных сверяется все, касающееся этого порядкового номера. Во избежание ошибок. Перед тем как выдать заключение, сотрудник (кто-то из лаборантов) проверяет все от начала до конца, сверяет везде фамилию и номера. Этим никогда не пренебрегают, потому что все понимают, насколько велика цена ошибки.