Пациентов с онкологией можно условно разделить на две группы. Одни борются с болезнью, а другие нет. Общественное мнение целиком на стороне первых. Бороться до последнего, хвататься за любой шанс – это правильно. Капитулировать перед болезнью – неправильно, хоть это и личное дело каждого человека.
Когда речь идет о том, что целиком и полностью касается других людей, с такими критериями как «правильно» и «неправильно» лучше не спешить. Ситуации бывают разными. Если шансы за излечение составляют 70–80 %, то разумно будет лечиться, бороться, добиваться перемирия. Но что будет разумно при четвертой стадии рака, когда злокачественные клетки распространились по всему организму и болезнь приняла необратимый характер? Четвертая стадия исключает возможность заключения перемирия с болезнью (всякий, кто берется утверждать обратное, противоречит истине). Конец близок. Лечение может отсрочить его ненамного… Не стану рассуждать о том, что бы лично я выбрал в такой ситуации, потому что не знаю, каким был бы мой выбор. Лучше передам слова одного родственника, двоюродного брата моей матери, который был невропатологом (у нас в роду куда ни взгляни – повсюду врачи). Боли в области желудка он долго списывал на хронический гастрит, а общее недомогание объяснял переутомлением. К тому моменту, когда он, наконец, собрался обследоваться, рак желудка перешел в четвертую стадию. Мой дядя наотрез отказался лечиться. Родственники удивлялись, уговаривали его изменить свое решение, «не сдаваться», «не падать духом» и т. п. Он же на все уговоры отвечал так:
– Перспективы свои я прекрасно представляю. От восьми месяцев до года, не более того. Химиотерапия может дать мне пару лишних месяцев, но я придерживаюсь принципа «лучше меньше, да лучше». Лучше я подольше поживу в своем обычном режиме, полноценной жизнью, чем проведу остаток жизни на больничной койке, отравленный «химией». Ничего, кроме обезболивающих, мне не требуется. Так я решил.
Я не могу сказать, что он был неправ. Да, утопающий, как говорится, и за соломинку хватается, но если понимаешь, что соломинка тебе не поможет, то стоит ли за нее хвататься? Но это личный выбор каждого, посторонние советы и оценки здесь ни к чему.
Перехожу к рассказу о радостной встрече. Их в моей практике было всего четыре, а хотелось бы больше. Ко мне пришла пациентка гинекологического отделения, которую госпитализировали с подозрением на рак матки. Исследовав образец опухоли, я пришел к выводу, что это доброкачественный полип, а не рак. Случай был сложным как с клинической точки зрения, так и с гистологической. И рос полип не так, как полагается расти полипу, причем рос очень интенсивно, и некоторые клетки выглядели не так, как им положено было выглядеть. Не буду грузить вас медицинскими подробностями, просто скажу, что мне пришлось хорошенько подумать, чтобы дать заключение. Это же очень ответственная экспертиза. Ошибка может стоить человеку жизни. А пациентке было тридцать четыре года, по нынешним меркам – это молодость.
По специальности она была косметологом, а туда обычно приходят из дерматологии, поэтому на содержательный обмен мнениями я не особо и рассчитывал. Подготовился к беседе так, словно мне предстояло читать научно-популярную лекцию о дифференциальной диагностике рака эндометрия[27] перед немедицинской аудиторией. (Вот хотел бы я посмотреть на немедицинскую аудиторию, которой будет интересна подобная лекция.) Но, к великому моему удивлению, коллега-косметолог оказалась весьма сведущей в нашей специальности. Мне ничего не пришлось ей объяснять. Я только показывал и комментировал. Закончив демонстрацию образцов, я сделал ей комплимент – сказал, что она замечательно разбирается в патологической анатомии и спросил, какой вуз она оканчивала.
– Я училась в Саратове, – ответила коллега. – На втором курсе вышла замуж, на третьем ушла в отпуск по беременности, так что патанатомию, можно сказать, толком и не изучала. Но сейчас жизнь заставила восполнить пробелы. Должна же я четко представлять свои перспективы.
Про ее перспективы я готов был рассказывать бесконечно. Очень приятно объяснять человеку, почему именно у него все хорошо. Лечащий врач просто сказала: «Поздравляю, у вас полип!», а я разобрал ее препараты как для учебника. И сказал, что, если у нее остались вопросы или сомнения, она может забрать свои препараты и проконсультироваться где-то на стороне. Она ответила, что после общения со мной все сомнения исчезли. Короче говоря – будем жить.
С одним из врачей нашего отделения у меня вышел спор по поводу таких встреч с пациентами. Этот врач сказал, что он воспринимает все дополнительные вопросы по поводу своих заключений как оскорбление, как сомнение в его профессионализме.
– Я бы на твоем месте ответил, что к заключению мне добавить нечего, – сказал он. – Если есть вопросы, то забирайте ваши «стеклышки» и показывайте их в другом учреждении. Что я им – мальчишка? Почему я должен объяснять свое решение? У меня для таких объяснений есть заведующий отделением.
Я на это ответил, что в таких важных вопросах, когда речь идет буквально о жизни и смерти, сомнения неизбежно присутствуют, и к этому надо относиться с пониманием. Беседа с коллегой-пациентом занимает не более 20 минут, это не так уж и много, и происходят такие встречи не так уж и часто. Мне не жаль этого времени. И лучше уж я потрачу 20 минут на общение с человеком, чем он будет консультироваться где-то еще, тратить свое и чужое время, а также свои деньги.
К согласию мы так и не пришли, каждый остался при своем мнении. Должен сказать, что тема сомнений имеет большое значение в отношениях врачей и пациентов. Человеку свойственно не только ошибаться, но и сомневаться, поэтому ничего из ряда вон выходящего или оскорбительного в сомнениях нет. Вопрос в том, какое это сомнение, в чем оно заключается и в какой форме выражается. На вопрос: «А почему вы решили, что у меня именно такой диагноз?» я готов ответить без каких-либо обид. Но вот когда однажды родственники умершего пациента спросили меня, действительно ли я делал вскрытие, я ответил им резко, едва удержавшись на грани приличий, потому что этот вопрос реально меня оскорбил. Кто дал им право подозревать меня во лжи? Если я заполнил протокол вскрытия, значит я его делал. Но это уже другое – прямая и явная бестактность, обвинение во лжи, завуалированное под вопрос.
Corruptio optimi pessima
– Ты непременно должен рассказать читателям что-то поучительное! – говорила мне жена после прочтения очередной части моих записок.
– Чтобы читатели подумали «поучайте лучше ваших паучат», – отшучивался я.
Но капля, как известно, камень точит. Так уж и быть – расскажу один поучительный случай.
«Corruptio optimi pessima» переводится с латыни как «порча наилучшего хуже всего». Что у нас есть наилучшего? Наше здоровье. Нет ничего хуже, чем его портить.
Нет, я не стану распространяться о вредных привычках, так что не спешите пролистывать эту главу. Рассказ будет совсем о другом.
Тридцатилетнего мужчину, актера одного известного театра, скорая помощь привезла в нашу больницу прямо со спектакля. Он в последние дни чувствовал себя не очень хорошо, но к врачам не обращался. Решил, что это авитаминоз (дело было в марте), и стал пить какие-то поливитамины.
Про авитаминоз хочется сказать отдельно. Все знают, что к концу зимы в организме существенно уменьшается количество витаминов, отчего появляются такие симптомы, как быстрая утомляемость, раздражительность и всякое другое, вплоть до ухудшения памяти. Чтобы не доводить организм «до ручки», зимой надо пить витамины. Да и летом их тоже можно пить, если со здоровьем что-то не так. Витаминные комплексы – самые популярные лекарственные препараты. Уверен, что у всех читателей в домашней аптеке найдется что-то витаминное.
Так вот, забудьте про «авитаминоз» раз и навсегда. Авитаминоз – это заболевание, вызванное хронической нехваткой каких-либо витаминов. За-бо-ле-ва-ни-е! Диагноз авитаминоза ставит врач. И не «с первого взгляда», а после обследования. Что же касается «сезонных авитаминозов», то современному россиянину, ведущему нормальный образ жизни и нормально питающемуся, авитаминозы не грозят даже зимой. Разве вы зимой не едите яблоки? А сухофрукты? А соленые огурцы или маринованные помидоры? А квашеную капусту? Кабачковую икру тоже не уважаете? Тогда, может, баклажанная вам по душе? У нас предостаточно солений и замороженных растительных продуктов. О каком зимнем авитаминозе может идти речь?
Это было не обещанное поучительное, а только разминка.
Во время спектакля артисту (буду называть его так) стало особенно плохо. Появились выраженная одышка и неприятные ощущения за грудиной. Он из последних сил доиграл свою роль до конца, а за кулисами свалился. Врач скорой помощи поставил диагноз острого инфаркта миокарда. Под вопросом, потому что на кардиограмме характерных для инфаркта изменений не было. Но эти изменения могу появляться не сразу, а спустя час-другой после закупорки кровеносного сосуда. Умные врачи полагаются на свой разум и свой опыт, а не на кардиограмму.
Можете представить себе состояние молодого спортивного мужчины, которому вдруг говорят: «Возможно, что у вас инфаркт»? К тому же он не офисный работник, а артист, работа которого подразумевает интенсивные физические нагрузки. Тут как ни бодрись, а в депрессию впадешь.
В кардиологической реанимации быстро выяснили, что у артиста не инфаркт, а миокардит – воспаление сердечной мышцы. Молодцы, что сразу же разобрались, ведь диагностика миокардита – дело сложное, часто его принимают за другие заболевания сердца.
В данном случае воспаление было вызвано вирусом. Артист, разумеется, очень обрадовался. Инфаркта все боятся. У каждого найдется несколько родственников или знакомых, умерших от инфаркта. А миокардит таких страшных ассоциаций обычно не вызывает.
Заведующий кардиологическим отделением, в которое артиста перевели из реанимации, дважды жаловался на него на пятиминутке. Артист не мог и не хотел понимать необходимости строгого соблюдения постельного режима. Он считал все предупреждения обычной врачебной перестраховкой.