Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье…
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа…
Послание Пушкина дошло до далеких «каторжных нор». Заключенный в тюрьму поэт Александр Одоевский ответил своему великому собрату вдохновенными словами:
Своей судьбой гордимся мы
И за затворами тюрьмы
В душе смеемся над царями.
Наш скорбный труд не пропадет:
Из искры возгорится пламя…
Эти строки стали революционным лозунгом. Недаром, когда семьдесят четыре года спустя в Лондоне вышла созданная В. И. Лениным газета «Искра», на первом ее листе стояли вещие слова: «Из искры возгорится пламя…»
Если кто-то преувеличивает, превращает мелкий факт в целое событие, французы иронически, но обобщенно заметят: «Этот человек делает гору из ничего». Англичане «подкинут» в поговорку немного конкретного материала: «Он делает гору из кротовой кучки», — скажут они.
У нас же в подобных случаях употребляют выражение: «Из мухи делать слона».
Родина этой крылатой фразы Греция. Перешла она к нам из сатирического произведения «Похвала мухе» Лукиана, который жил два тысячелетия назад. Но автором выражения был все же не этот древнегреческий сатирик. Лукиан лишь использовал современную ему пословицу, которая полностью нам не известна. Вот что он пишет в конце своей «Похвалы мухе»: «…я прерываю свое слово, хотя многое еще мог бы сказать, чтобы не подумал кто-нибудь, что я, по пословице, делаю из мухи слона».
В древней русской книге «Матица златая» (XV век) написано вот что: «Есть убо птица в велицей Индеи, нарицаемая Фюникс. Та убо птица единогнездница есть: не имееть ни подрýжия (самки) своего, ни чад (птенцов), но сама токмо в гнезде своем пребываеть… Егда же состарееться, возлетить на высоту и возимаеть (добывает) огня небесного и… зажигаеть гнездо свое, и ту (тут, в нем) и сама сгораеть. Но и пакы (снова) в пепле гнезда своего опять нараждаеться».
Сказка эта — очень древняя: ее знали уже в Египте. О чудо-птице писали и древние греки и римляне. Это была птица размером с орла, с пурпурным оперением. Ее предсмертно-торжествующее пение не оставляло равнодушным даже бога солнца. И что Фениксу было печалиться? Ведь смерть для него — процесс омоложения, возрождения.
Постепенно слова «фéникс» и «восстать из пепла» стали применяться ко всему, что временно приходит в упадок, отмирает, а потом как бы заново рождается: «Москва — город-феникс: она восстала из пепла в 1812 году…»
Можно ли найти истоки этой легенды? Да, в вечном обновлении природы, поражавшем воображение наших далеких предков. Ну, а есть ли в природе птица, с которой древние «писали» портрет райского Феникса? Оказывается, есть. И сходство полное. Это так называемая пурпурная цапля. Правда, она, в отличие от своего мифического брата, не бессмертна.
Теперь вы повсюду видите всем знакомые плакаты: «Храните деньги в сберкассе», «В сберкассе денег накопил и вещь хорошую купил» и так далее. К этому все привыкли. А ведь были времена, когда никаких сберкасс не было и простой человек не знал, где и как сберечь от покражи и войны свое, пусть небольшое, денежное достояние. Такие люди хранили деньги под землей, зарывали их, чтобы не бояться ни человека, ни стихии.
Когда крестьянин говорил барину, что у него нечем заплатить налог, пóдать, барин топал ногами и кричал: «Из-под земли достань да отдай!» Это было вполне понятно обоим.
Мы тоже порой приказываем: «Достань из-под земли», — но уже забыв о старом, буквальном, смысле этих слов. У нас они просто значат: «Достань во что бы то ни стало!»
В одном народном рассказе лукавый монах вознамерился полакомиться поросенком. А время было для этого совсем неподходящее — только что наступил пост.
Монах дерзко пренебрег строжайшим запретом церкви — «в пост мяса ни-ни»; однако он пошел на это лишь после того, как почтительно обратился к господу богу с молитвой об отпущении всех его грехов, прошлых и настоящих. А затем торжественно, будто заклиная, произнес: «Ну, порося, обратись в рыбу карася».
Эта шуточная фраза употребляется и ныне, когда обстоятельства вынуждают кого-либо выдать действительное за желаемое, пойти на сделку со своей совестью.
Знатный еврей Савл (Саул) был яростным противником первых христиан: говорят, что он даже принял участие в убийстве одного из них, Стефана. Но однажды, на пути в город Дамаск, рассказывает одна легенда, он услышал голос с неба, упрекавший его в его черных делах. Потрясенный Савл принял имя «Павел» (а слово «паулус» по-латыни значит «маленький», «ничтожный») и превратился в убежденного христианина и даже в одного из проповедников христианства.
«Он стал из Савла Павлом» говорят при виде неожиданной перемены взглядов человека; это значит: изменился до противоположности, стал совершенно другим.
Слово «легион» в Древнем Риме означало крупное воинское соединение в разное время разной величины — то вроде нашего полка (3–4 тысячи воинов), то близкое к нашим бригадам и даже дивизиям (до 10 тысяч человек). Постепенно это слово стало значить в народе просто «очень много», «множество». Одна из библейских притч — а к ней и восходит стоящее в заголовке крылатое выражение — рассказывает об одном безумном (по представлению древних, человек становился безумным, когда в него вселялся бес), который на обращенный к нему вопрос, как его, беса, зовут, ответил: «Имя мне — легион», то есть: «Во мне живет не один бес, а множество».
Теперь у нас выражение это и означает неисчислимое множество.
Пятна на Солнце действительно имеются: это хорошо знает современная астрономия. Эти пятна — воронки чудовищных вихрей, в глубине которых видна менее ярко сияющая внутренность светила.
Крупнейшие «пятна» столь огромны, что их можно видеть простым глазом (несколько пятен мог отлично видеть каждый из вас летом 1957 года). Видели их и наши древние предки, но объяснить не могли.
Однако пятна эти так поражали их воображение, что родилась пословица, стоящая в заголовке этой статьи. Мы употребляем ее и сегодня, когда хотим сказать, что на свете нет ничего, лишенного недостатков, никакого полного совершенства.
Справедлива эта мысль или нет — другое дело.
А вот вам исконно русское народное выражение, очень схожее по смыслу с предыдущим. «Прорухой» в некоторых частях нашей страны называют всякий промах, ошибку, и эти слова говорят о том же: даже у самого опытного и умелого человека могут быть недосмотры или промахи. Значит, снова «и на солнце есть пятна».
Еще одна древняя сказка. Жил-был в Иудее очень хороший и очень счастливый человек, которого звали Иов. Бог был очень доволен его поведением. Но как-то Сатана (то есть черт) заспорил с богом: по его мнению, стоило лишить Иова богатства и счастья, как он станет злым и утратит веру в бога. Чтобы доказать, что Сатана неправ, бог позволил ему разорить Иова, наслать на него страшную болезнь — проказу, умертвить его детей, изгнать из родного города. Ничто не сломило веры Иова в справедливость бога, и Иов, как бывает в сказках, был вознагражден: бог под конец несказанно обогатил его, дал ему новых детей и полное счастье.
«Многострадальным Иовом» называют человека, мужественно переносящего всевозможные невзгоды, удары судьбы.
Стоит заметить: имя «Иов» по-древнееврейски значит «преследуемый». Вот и понятно, откуда родилось предание о его страданиях.
Забастовка — прекращение работы на хозяина, борьба против эксплуатации. Очень давно рабочие всех буржуазных стран пользуются этим верным оружием. Но вот в 1904 году итальянские железнодорожники применили новый способ в такой борьбе. Они теперь не прерывали работы окончательно, но бастовали, работая несравненно медленней и небрежней, чем обычно: хозяевам было труднее подавить такую «холодную стачку».
Новый способ переняли и в других странах; он получил название «итальянской забастовки».
А затем в переносном значении эти слова начали означать вообще всякую небрежную, медленную работу. «Что ты мне тут итальянскую забастовку устраиваешь!» — с негодованием говорит иная мать нерадивому сыну.
Гай Юлий Цезарь, один из талантливейших военачальников Древнего Рима, под конец своей жизни стал полновластным диктатором. Было ясно, что он намерен превратить Римскую республику в монархию.
Республиканцы устроили против него заговор, в который вступил даже любимец и друг Цезаря, Юний Брут. В 44 году до нашей эры диктатор был убит — заколот кинжалом. Увидев среди своих убийц и Брута, раненый Цезарь с упреком воскликнул: «И ты, Брут!»
Правда, не вполне ясно, так ли было дело, но так его изобразил сто с лишним лет спустя греческий писатель Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» выдающихся греческих и римских деятелей, а еще позднее — и английский драматург Шекспир в знаменитой пьесе «Юлий Цезарь». С его легкой руки, предсмертные слова Цезаря превратились в поговорку, выражающую удивление перед внезапной изменой друга. А ведь на самом деле не Брут, а Цезарь был изменником родины, врагом республики и преступником против государства. Этого не следует забывать.