– Но посудите сами – если вы так быстро поправляетесь, я вам больше не нужна!
– Нет, вы мне нужны!
На следующий день Бетти, надев подошедшие ей по размеру чужие галифе, поехала с ним на конную прогулку к холму.
С некоторым удивлением она подумала, что перестала воспринимать его как пациента – роль лидера теперь играл именно он. В тот день вместо того, чтобы подставлять ей руку для прощупывания пульса, он сам расправлял упряжь на ее лошади, и с этой переменой у нее появилось чувство, что она ведет себя вероломно по отношению к Говарду – или, лучше сказать, это было ощущение, что она должна была бы чувствовать себя предательницей. Говард был молод, свеж и исполнен надежд, как и она; а этот человек был усталым, измотанным и повидал в жизни тысячу вещей, о которых она и понятия не имела. И все же факт оставался фактом – для нее он больше не был просто пациентом. Оказавшись в тот момент без своего белого халата, как рыцарь без доспехов, она задумалась – разве имеет она право даже думать о том, чтобы указывать ему, что ему делать?
– …в 1862-м, – говорил он, – дедушку ранили у Хановер-Кортхаус, и родным пришлось за ним ехать…
– Мы ведь, кажется, договаривались не говорить о войне?
– Но я сейчас рассказываю об этом холме! Итак, в полночь они отправились в путь, завязав лошадям копыта тряпками и получив приказ не произносить по дороге ни слова. Десятилетние дети всегда все понимают буквально. Когда плохо закрепленная подпруга на седле маминой лошади расстегнулась, мама съехала под лошадь вместе с седлом и десять минут так и провисела под лошадиным брюхом вверх ногами – боялась сказать хоть слово; к счастью, кто-то обернулся и заметил…
Бетти едва слушала, думая о том, что еще никогда не сидела на лошади, не считая одного раза на смирной фермерской лошадке в детстве, – и как же легко это оказалось, когда за дело взялся Бен Драгонет! По дороге домой она позволила себе сказать то, чего никогда не сказала бы, будь на ней сейчас ее белый халат.
– Какой вы хороший! – сказала она; у нее в ушах тут же зазвучал возмущенный голос Говарда, но она не стала его слушать. – Вы – лучший! Таких, как вы, я еще никогда не встречала!
Глядя прямо перед собой, он произнес:
– Это потому, что я в вас влюбился! – И дальше они поехали в молчании; затем он вновь нарушил тишину: – Простите меня за то, что я вам сейчас сказал! Я знаю, что вам и так тут со мной нелегко.
– Но я вовсе не обиделась, – уверенным тоном ответила она. – Вы сделали мне очень приятный комплимент!
– Это все бессонница, – продолжал он. – Из-за нее появляется привычка разговаривать вслух с самим собой, даже не замечая, есть ли кто-нибудь рядом…
«И что дальше? – подумала она. – Нет, это невозможно! Неужели я влюбилась в этого человека, в эту развалину? Разве я готова отказаться от всего, что у меня есть?»
И все же, глядя на него краешком глаза, ей пришлось напрячь все свои силы, чтобы устоять перед искушением немедленно оказаться к нему как можно ближе.
С запада шли грозовые тучи, и лошади перешли на рысь. Когда они выехали на прямую аллею к дому, вовсю моросил дождь и гремел гром.
Бетти заметила, что Бен Драгонет высоко поднял голову и стал куда-то всматриваться; затем пришпорил свою лошадь и выехал футов на двадцать вперед, остановился, развернулся, поскакал назад и подхватил ее лошадь за уздечку. За какие-то две минуты его лицо полностью изменилось – исчезли все признаки спокойствия последних пяти дней, снова показались морщинки.
– Послушайте! – Его голос звучал непривычно и испуганно. – Мне нужно будет кое с кем встретиться. Это очень важно! От этого может многое измениться; но вы должны оставаться здесь, что бы ни случилось!
Сразу две пары дрожащих рук на узде заставили лошадь Бетти гарцевать.
– Лучше вам идти одному, – сказала Бетти.
– Тогда спешьтесь, пожалуйста; позвольте, я сам отведу вашу лошадь домой. – Его глаза выражали настоящую мольбу. – Вы ведь меня не оставите?
С плохим предчувствием она покачала головой. Затем, под усилившимся дождем, перелезла с лошади на забор, а он поехал к дому, ведя за собой на уздечке ее лошадь. Через мгновение из-за кустарника перед крыльцом показались две головы – мужская, это был Бен Драгонет, и женская; головы скрылись с крыльца за прямоугольником входной двери.
Задумчиво она пошла к дому пешком и вошла во флигель через отдельную дверь.
В ее комнате находилась девочка лет девяти. Девочка была хорошо одета; она просто ходила и осматривалась, маленькая девочка с печальными глазами и красивым смуглым румянцем.
– Привет! – сказала Бетти. – В гости зашла?
– Да, – спокойно ответил ребенок. – Джейн сказала, что эта комната была моей, когда я была маленькая, и я, кажется, даже помню…
Бетти затаила дыхание.
– Ты здесь давно не была? – спросила она.
– Да нет, не то чтобы очень…
– А как же тебя зовут, милая?
– Амалия Юстас Бедфорд Драгонет! – машинально ответила девочка. – Это дом моего папы!
Бетти пошла в ванную и включила воду.
– А где ты живешь, когда уезжаешь отсюда? – спросила она, пытаясь выиграть время, чтобы собраться с мыслями.
– Мы живем в гостиницах; мы очень любим гостиницы, – неуверенно ответила Амалия, и добавила: – Когда мы жили здесь, у меня был пони!
– А с кем же ты живешь в гостиницах?
– С гувернанткой, а иногда с мамой.
– Понятно.
– С папой – никогда; у папы с мамой несходство характеров.
– Несходство чего?
– Несходство характеров! Именно так. Поэтому мы живем в гостиницах.
«Эй! – тут же мысленно одернула себя Бетти. – Я, кажется, начала страдать излишним любопытством. Надо как-то повежливей выпроводить отсюда ребенка».
А вслух сказала:
– Милая моя, мне сейчас нужно принять ванну; видишь, я вся промокла. Давай ты посидишь на веранде – посмотришь на сад, вспомнишь, как ты там играла?
Амалия ушла, и Бетти какое-то время молча стояла, так и не сняв галифе. Что все это значит? Почему она не задумывалась о том, что Бен Драгонет женат – или был когда-то женат? Она почувствовала себя обманутой и озлобленной – и вдруг в ужасе осознала, что ревнует!
Снова надев халат, расстроенная и сбитая с толку, Бетти пошла в библиотеку, сняла с полки пыльный том Полларда – «Войну штатов» – и села читать.
На улице вовсю шла гроза; время от времени невдалеке от земли сверкали молнии, и телефон возмущенно позвякивал – гораздо тише, чем обычно.
Слух Бетти в перерывах между ударами грома обострился – может, от того, что гром грохотал почти без перерыва, а может, потому, что ее стул случайно оказался именно в том самом месте, где благодаря причудливой акустике дома слышимость была лучше всего – и до нее стали доноситься голоса; говорили где-то недалеко.
Сначала послышался женский смех – негромкий, но настоящий; в нем слышалось ничем не сдерживаемое веселье. Затем донесся голос Драгонета, захлебывающийся в неразборчивых словах; в перерыве между двумя раскатами грома женщина очень ясно, звучно и разборчиво произнесла:
– …с того самого дня, как мы с тобой взяли штурмом те неприступные ворота!
Она была южанкой; Бетти даже смогла определить, что акцент был виргинским. Но вовсе не поэтому она внезапно встала и переставила стул по другую сторону от стола; в этом голосе слышалась злость – голос звучал гортанно и свирепо, так, словно слова срывались с губ этой женщины убийственно и четко. Бетти вновь услышала голос Бена Драгонета; он говорил взволнованно, совсем как в ту, первую после ее приезда, ночь. В итоге она совсем ушла из библиотеки и вернулась к себе в спальню.
Не успела она присесть, как в дверях показалась Джейн:
– Вам звонят из Вашингтона, мисс Уивер. Вы подойдете к телефону?
– Из Вашингтона? Ну да, конечно подойду!
– Не боитесь говорить по телефону во время грозы? Нет? Что ж… Телефон стоит в библиотеке!
Бетти вернулась в библиотеку и взяла трубку.
– Бетти! Это Говард! Я в Вашингтоне.
– Что?
– Это Говард, ты меня слышишь? Дорогая, скажи мне, что ты, черт возьми, забыла в этой Виргинии? Из того, что мне рассказал доктор Гаррисон, я понял, что ты взяла психиатрического больного?
– Нет-нет, это не так! А я думала, ты в Нью-Йорке…
– Я хотел сделать тебе сюрприз и обнаружил, что ты уехала работать почти что на Южный полюс! Я хочу с тобой увидеться.
– Но почему ты меня не предупредил, Говард? Так жалко, что ты приехал, а меня нет! Я напоследок решила взять еще одного пациента. Я же думала, что ты…
– Алло! Алло… – Соединение разорвалось, затем восстановилось. – Я слегка тревожусь… – И вновь пауза. – …ненадолго, пока ты в отъезде…
Телефон умолк; в трубке осталось только негромкое жужжание и попискивание. Бетти постучала по трубке, но это не помогло; разговор окончился. Ей почему-то стало досадно от того, что он внезапно оказался в Вашингтоне.
Но едва она вернулась к себе, как в комнату стремительно ворвалась Джейн – по всей видимости, она поджидала ее за дверью – и чуть не на коленях обратилась к ней с мольбами и проклятиями:
– Ах, господи, мисс Уивер! Это исчадие ада опять здесь! Ему нужно немедленно помочь! Что угодно, только избавьтесь от нее!
– Я вас не понимаю!
– Вы знаете, что такое ведьма? Знаете ли вы, что такое демон? Так вот, это все – она! И когда твердь земная раскроется и ад извергнет души проклятых – вот что сейчас перед вами! Разве вы не можете что-нибудь сделать? Вы же так много знаете, вы почти как доктор!
Слегка испуганная Бетти взяла себя в руки, встряхнула женщину за плечи и отошла от нее на шаг:
– А теперь рассказывайте все по порядку!
– Это его кузина, его бывшая жена! Она опять вернулась! Это она там с ним! И она опять сведет его с ума, как и всегда! Я слышала, как они вместе смеются – смеются ужасно, точно так, как смеялись в детстве, когда она впервые получила над ним власть! Вы только послушайте! Слышите? Они смеются так, словно ненавидят друг друга!