В Наркомате обороны собралось нам до 50 командиров. Сбор происходил в июне 1939 года. Собраны были лучшие боевые летчики. 11 Героев Советского Союза. Возглавлял все это «сборище» заместитель начальника Военно-Воздушных сил РККА комкор Яков Смушкевич. Я знал многих, а о Смушкевиче легенды ходили задолго до 1939 года. Еще в испанскую эпопею рассказывали по авиасоединениям о генерале Дугласе. Рейхсмаршал авиации Герман Геринг посулил наградные в миллион марок тому летчику, который собьёт генерала Дугласа.
Считают, что он сыграл решающую роль в разгроме итальянских ВВС в марте 1937 года под Гвадалахарой. За что и стал героем Советского Союза.
Комкор и провел с нами «вводную» беседу. Меня он поразил своей какой-то открытостью. Всегда улыбался и о случаях неприятных, с которых начался этот военный инцидент, рассказывал все время со смешками.
А было от чего волноваться. По информации Смушкевича, наши ВВС терпели серьезное поражение. Во-первых, матчасть самолетов. Все самолеты начала кампании И-15 Поликарпова уже давно были морально устаревшими.
Во-вторых, все машины, за исключением новых СБ (скоростные бомбардировщики) были сильно изношены, многие неисправны. Климат, в котором очутилась военная техника, ничего хорошего самолетам не обещал. Например, от длительного хранения под открытым небом перкалевая обшивка сгнивала. В то же время Смушкевич отметил японский истребитель «Накадзима» Ки-27 — основной противник наших летчиков в период боев.
— Кстати, — отмечал Яков Владимирович, Ки-27 является по мнению многих авиаспециалистов самым маневренным истребителем в мире. Кроме этого, самолет отличается высокой устойчивостью и легкостью пилотирования.
— Товарищ Мехлис введет вас в курс ситуации о готовности наших сухопутных сил. Что же касается военно-воздушных — к настоящему моменту они находятся в весьма плачевном состоянии. Я установил, что боевой и летной подготовкой занимались только около 40 % пилотов. Остальные — болели (смех в зале). Многие летчики пишут рапорта с просьбами о переводе в Союз. Дисциплина в частях — на самом низком уровне. Летчики вообще не владеют тактикой группового боя. И навыки стрельбы оставляют желать лучшего.
— И запомните. Да, сейчас наша техника немного слабее японской. Но есть правило на все времена: «Лучший истребитель — это самолет, в кабине которого сидит лучший пилот». Уверен, что все пилоты наших ВВС — лучшие. И неба Монголии мы японцам не отдадим.
Итак, завтра сбор на Центральном аэродроме. Летим на «Дугласах» ДС-3. Мне поручено возглавить нашу авиагруппу.
— Передаю слова товарищу Мехлису.
Мехлис:
— Товарищи командиры. Хочу проинформировать вас о состоянии дисциплины и воинского духа сухопутных частей РККА, участвующих в этом конфликте. Что бросается в глаза. Нежелание вести боевые действия. Боязнь и трусость отдельных бойцов. Да что там — бойцов. Например, полк ныне расформированный, а командование предано суду, так вот, солдаты полка в первый же день боя пытались перестрелять своих командиров. Им это, конечно, не удалось, но сам факт! Наблюдается переход в плен, свыше 30 человек. Дезертирства нет, куда дезертировать, кругом степь да пустыня. Но случаи самострела еще достаточно часты.
Я понимаю, вам придется налаживать летную и боевую подготовку ВВС. И я прошу вас, элиту, можно сказать, нашей Красной Армии, показать пример бесстрашия, мужества и преданности делу нашей партии и государства. И товарищу Сталину лично. Мы же, например, политуправление, окажем вам необходимую помощь. Небо над Монголией должно быть советским.
Утром мы на трех «Дугласах» ДС-3 вылетели по назначению. Я только успел послать Наде телеграмму: «Уехал отдыхать на все лето». Журавель — жена военного, поймет.
А мы летим. Вот Свердловск, Омск, Красноярск, Иркутск, Чита. 2 июня мы приземлились на авиабазе уже в Монголии.
Я, как уже достаточно опытный истребитель, да еще с опытом Вифупаст, хочу сразу отметить, что без Смушкевича ничего бы не получилось. Веселый. С разными приколами, он очень быстро наладил боевую учебу, перетащил почти всю авиацию ближе к линии фронта. Нам были сразу даны новые эскадрильи. Все изношенные машины выводились из штатного расписания. В середине июня мы впервые начали боевые действия. Несмотря на наш профессионализм, мы потеряли в этих первых боях много машин. Даже простому летчику видно, почему.
И-15 бис — уже давно устаревшие бипланы. И большое их количество, брошенное нами в бой, приводило только к одному — значительным потерям техники и, что особенно важно, живой силы, то есть — пилотов.
Я сразу же увидел, еще во время боя — наши эскадрильи действуют разрозненно, несогласованно. И, пожалуй, главное. Отсутствие радиосвязи.
Безусловно, японский Ки-27 был гораздо лучше технически вооружен.
Этот истребитель оьладает высокой скоростью, лучшей высотностью и феноменальной маневренностью. Не даром он был признан самым маневренным истребителем в мире.
Ну, а мы учили ребят и учились сами. Школа была серьезная. Или ты его — или он тебя.
Постепенно наши ребята привыкли держать строй, бороться за высоту, выручать товарища. И мы задавили «нехороших» самураев. Небо стало нашим. Особенно к сентябрю, когда в Москве шли переговоры о прекращении военных действий.
Что нас действительно поразило, это отношение японских летчиков к пленению. Все японские летчики, попадавшие в плен, либо стрелялись, либо впоследствии совершали ритуальные харакири.
В сентябре все было закончено. И мы вместе со Смушкевичем улетели в Москву. Я получил свой орден «Боевого Красного Знамени». Очень даже неплохо. А Яков Смушкевич вторично стал Героем Советского Союза.
Недавно нашел старую вырезку из газеты и решил привести ее в моих воспоминаниях.
Почему они погибли?!? Нет ответа.
Яков Смушкевич поблагодарил нас за службу, и мы разъехались по гарнизонам. Живые и нетерпеливые. Конечно, прежде всего увидеть самых родных и близких. Родителей, жен, девушек.
У меня — жена. Вот и мчусь к ней. Благо, до Липецка от Москвы не так далеко. И уверен — нас ждут.
Глава XФинляндия. Война 1939–1940 гг
Ты даже не знаешь, как маленькая беда может спасти тебя от большой беды.
Глубокой осенью пришел фельдсвязью пакет из Наркомата Обороны — прибыть к 20 ноября 1939 года к заместителю Наркома ВВС командарму Смушкевичу, Наркомат Обороны. Москва.
У меня отлегло от сердца. Смушкевич вроде бы не арестовывает. Хотя кто теперь знает.
Передал шифры связи и планы работы заму, ключи от квартиры Наде и отбыл в Москву. Но куража не было. Даже не было интереса летного — ведь не просто так вызывают.
Оказалось, все просто. Случилась война с Финляндией. Как говорили в нашем местечке, «Здравствуйте, только этого нам не хватало».
Ситуация была ясна, но до поры, до времени. А вот когда я проездом попал в Петрозаводск, пришло время удивляться. Тому, как развалилась наша Рабоче-Крестьянская. Расхристанные солдаты, не отдающие приветствий, пьяные командиры на улице, в театре, кино. В ресторане пьют водку вместе командиры и красноармейцы.
Из Петрозаводска в часть прилетел в крайне удрученном состоянии. Получил звено ТБ-3 с приказом — работать по ДОТам[26] только ночью. Но оказалось: нет ни карт расположения противника, ни аэродромов и данных, какими силами располагает ВВС Финляндии. Я смотрел на летчиков — у всех были потухшие глаза. С таким взглядом летать нельзя, — думал я, идя в первый боевой вылет.
Оказался прав. Уже отбомбившись, не очень понимая зимой, удачно ли, мы почувствовали удар по корпусу и машина начала медленно снижаться.
— Командир, хвост, — крикнул стрелок-радист и больше уже ничего не сказал. Был убит.
Мне же стегануло ногу чуть выше подъема. Я понял — вероятно отлетался.
Еще счастье, что приземлились на брюхо, снеся несколько больших деревьев. И хорошо, что отбомбились, иначе бы летели по лесам Карелии наши ноги-руки и иные части тела в измельченном виде.
Кроме стрелка-радиста, который погиб сразу, и моей ноги, все были целы, хотя немного биты. Стали мы ориентироваться, куда идти. Но — прежде нужно было вытащить и похоронить нашего товарища. Да не разжигать днем костра и выдолбить землю, очистив ее от снега. А температура к утру — под минус 30°, не слабо. Мы хоть и в унтах, и в летном, но зима есть зима. Особенно финская. Которая, кусая руки, нос, щеки, тихонько шептала — я вас не звала. Убирайтесь-ка, непрошенные дорогие гости.
Мне вырубили достаточно удобные костыли-подпорки. Решили двигаться к границе, впереди двое торят дорогу, в мы, побитые и помятые — бредем следом. Но на «костылях» я долго не выдержал. Пришлось устраивать мне санки из елок. Хорошо, ребята волокли, не бросили.
Шли весь день, хотя темнеет здесь быстро. К третьему дню стало совсем плохо. Замерзали. Есть нечего. И ежели бы не хуторок финский — сгинуть нам всем в красивейших местах финской Карелии. Каждый для себя решил — пойдем к хуторку и сдадимся финнам на милость, так сказать, победителя. Мы все, почти весь экипаж — офицеры и я, Запрудный — подполковник. Убить не должны.
Вот с такими, прямо скажем, малодушными для сталинских соколов мыслями мы подошли к хутору. Судя по дымку из трубы и накатанной тропе — хуторок был жилой. Шли мы уже здорово пошатываясь. С язвами от мороза, заросшие. В общем, цвет советской авиации.
Меня волокли на двух срубленных елках и думал я, что сказать финнам. Здравствуйте, мол, финские крестьяне. Помогите нам, спасите нас, а мы расскажем популярно, что нужно для вступления в колхоз. Чтобы у финского народа было светлое будущее.
Но финские крестьяне помогать нам, видно, не торопились. Мы сидели в снегу у крыльца, правда, тихонько постучав в дверь. Вышли два финна, разговаривали почему-то по-русски, но с акцентом. И говорили о нас, как о предметах совершенно неодушевленных.