В этом же году «партия» обрушилась на журнал «Звезда и Ленинград».
И, конечно, следующий шаг-безродные космополиты.
А к Зелику лично пришла беда. Огромная. Такая, что через несколько месяцев после заболевания его любимой Рахили Зелика в поселке Мамонтовка узнавали с трудом.
Врач «кремлевки», к которой была прикреплена семья Зелика, сказал честно. Болезнь его супруги неизлечима, ее мало знают. Уход и забота — единственное, что скрасит последние годы жизни. С тем Зелик от врача и уехал.
Через несколько дней «Эмка» остановилась у домика Зелика. Военный Зелику был знаком. Он иногда через него передавал срочные материалы для товарища Сталина. Был этот человек начальником охраны Иосифа Виссарионовича — Николай Власик.
Зелик предложил чаю и решил сразу отказаться от анализа международного капитала. Уж давно ничем не занимается. Шьет. Да и жена тяжело больна. Не до исследований.
Генерал-майор сказал, что про жену знает. Ему из Кремлевки доложили. А дело у него вот какое.
— Не буду темнить и крутить, не в моих это правилах, Залман Нахумович. Надо для товарища Сталина сделать несколько кителей и брюк к ним. Два кителя — демисезонных и один — летний. Но! Все кителя — фельдмаршальские. Вот, передаю фотографии. Привезу завтра материал и всю фурнитуру. Есть же одна особенность, помимо особой секретности. Ну, в тебе и товарищ Сталин, и я уверены. То, что ты до сих пор свою ругань с Лениным не рассказал никому, это дорогого стоит. Поэтому с секретностью все ясно. Но вот с размерами кителей и брюк придется повозиться.
Товарищ Сталин саму идею пошива одобрил. Но напрочь отказался от измерения. Я понимаю, Зелик, твои возражения, но сделать ничего не могу. Если уж упрется, то намертво. — Власик тяжело вздохнул.
— Поэтому я предлагаю: замерь меня, запиши вот в этот блокнот. Я уговорю товарища Сталина и проведу измерения по твоей схеме. А дальше уже твоя работа.
— Но, товарищ Власик. Это почти невозможно. Есть много нюансов: сутулость, например. Кривизна ног. Шея. Воту товарища Сталина одна рука повреждена. И еще что появится, я знаю?
— Зелик, давай не будем спорить, приступай, все запиши, и будем работать. Нет таких крепостей…
— Да знаю, знаю. Но вот один пример.
В Москве, в Кремле в 1919 году Ленин меня увидел на конференции, отозвал и так зло говорит: из-за вашего паршивого гульфика у меня все время головные боли. Надя уже там, в ширинке, все распорола, и стало полегче, но неудобство осталось. Был бы на моем месте Троцкий или этот Джугашвили, вам бы, голубчик, точно несдобровать. Скажите спасибо моей большевистской выдержке.
Вот, товарищ Власик, где гульфик, а где голова. Я это рассказываю, товарищ Власик, впервые. Это был 1919 год. А теперь 1947. Я боюсь, ежели с гульфиком или с чем еще будет неудачно, я выговором не отделаюсь.
Зелик с Власиком посмеялись. Затем Власик попросил рассказать всю это историю с костюмом для Ильича. И долго смеялся.
— Обязательно расскажу товарищу Сталину. Ну, я уехал, не волнуйся, все будет хорошо.
Однако Зелик волновался. Есть в постройке мундира, и особенно брюк масса мелких нюансов. И вовсе не гульфик, хотя и это важно.
Но нужно учесть все. И сутулость, и шею, и живот. А ноги. А руки.
Зелик начинал заводиться и нервничать. Размер обшлага. Каким ему быть? А припуск на швы. Это ведь зависит так же от сукна. А раскрой воротника. Ведь нужно видеть все самому и только самому.
А то — Власик. Как он может все это предусмотреть и дать точные размеры. Тоже мне! Секреты какие. У Ленина, вождя, можно сказать, революции, объемы причинного места измерить можно. А у генсекретаря партии — полный секрет. Ну не чушь ли!
Он в волнении перешел на идиш. Не ну мишугинер[44] ли наш вождь. В общем, кнакер он анон[45].
Прошло несколько дней. И материал, и вся фурнитура были привезены. Была так же доставлена медсестра, которая обеспечивала уход за Рахилью и дом привела в порядок. Лия в Московском университете на Моховой грызла математику на физматематическом факультете. Тоже специальность для девушки! — думал Зелик.
Он выпивал крепкий чай и вновь исчезал в своей пристройке.
Кстати, Власик по просьбе Зелика прислал до десятка фотографий вождя на природе, в семье, на переговорах и различных заседаниях. Так был сшит первый летний китель. Эх, как бы хотел Зелик быть на примерке.
Власик поздним вечером китель увез. А приехал через несколько дней с бутылкой «Хванчкары».
— Ну ты, Зелик, и молодец. Товарищ Сталин надел — китель как влитой. Даже прочел мне лекцию по национальному вопросу. Он же был одно время наркомом национальностей.
Он мне и развил мысль о том, что черта оседлости для евреев была полезна и нужно снова над этим вопросом подумать.
— Евреи местечек, — говорил товарищ Сталин, — работают, чтобы прокормить свою семью. Они за десятки и сотни лет совершенствовали мастерство, будь то портные, сапожники, кожевники, кузнецы, зубнюки, ушнюки и другие. Вот и смотри, Власик. Наш Залман меня не видел, размеров не снимал. А китель — как влитой. Вот что такое мастерство. Вот за что евреев и не любят.
— Как же так, товарищ Сталин?
— А вот так, — отвечает Сталин. — Миром правит что. Не напрягайся, не отгадаешь. Миром правит зависть. И только она. Ну и как не завидовать Зелику, который буквально из воздуха соорудил этот китель. Смотри, нигде не давит, не жмет. Удобен и даже меня, старого, можно сказать, человека, делает стройным. Хоть сейчас за девками, а!
— Поэтому, Зелик, за твое мастерство. Бутылку сам послал и еще вот эту коробку. Новое американское лекарство для твоей Рахили. Не чудодейственное, но поддерживает. Ладно, не расслабляйся. Еще два кителя фельдмаршала, и ты свободен. Как, за две недели управишься?
И не напоминаю — даже мысли должны молчать.
Но за две недели Зелик не уложился. Случилось трагическое, плавно переходящее в комичное происшествие. Да закончилось оно неоднозначно. Вот подумайте, уважаемый читатель, кто в предвоенные и послевоенные годы из чиновников и вообще госаппарата был для народа самым опасным и самым ненавидимым. НКВД? Да, страшно, но как-то даже и можно перетерпеть. Уже привыкли. Секретарь парткома? Конечно, в большинстве своем — говно. Но наше, коллективное. Можно и огрызнуться. Теща? Да вот и нет. На вечер с ней наливочки примешь, так она еще милее жены становится. Дворник? He-а. Он держит сорванцов двора под контролем и почти всегда предупреждает, когда и у кого будут обыск и арест. Так что, ежели что есть ценное — спрячьте.
Теперь открываем секрет. Самым ненавидимым и на самом деле противным членом советского административного и человеческого общества был — фининспектор. В простонародье — «фин». Его боялись и ненавидели вообще все, а мелкие кустари-одиночки в особенности. Ибо, конечно, все работали без патентов. И налогов никаких не платили. От этого, честно говоря, государство особенно и не беднело, продавая цинк, медь, бриллианты и платину. Но напоминать все время, постоянно напоминать, кто в доме хозяин ох, как было нужно нашему государству рабочих и крестьян. Ибо и рабочие, и особенно крестьяне, стремились сделать так, чтобы в их государстве они и были главными.
На-ка вот, извините, выкуси. Главными тут будут не они. А совершенно иные люди. С портфелями, гладко говорящие и доказывающие, что все вокруг — для блага и радости трудящего человека.
А фининспектор — для порядка. Но мы далеко заходим.
В общем, народ «финов», так их называли, боялся. Он, инспектор, накладывает штраф. Закрывает пошивочную точку. Отбирает патент, если он есть. И запросто передает дело в суд. Вот тебе и частное предпринимательство в советском свободном государстве, где все построено на дружбе народов. А партия — наш рулевой.
И еще «фин» всегда появляется неожиданно и застает предпринимателя врасплох. Это — чтобы предприниматель ничего предпринять не мог в вопросах сокрытия от налогов продукции и тому подобное.
Все вышесказанное напрямую касалось Зелика. Ибо он шил. А патента не было. Раз нет патента, то есть фининспектор. Который уже давно, кстати, за деятельностью «старого большевика» Мамонтовки наблюдал.
Инспектор появился этак часов в 10 вечера. И с ним еще двое. Стажеры.
После всех отвратительных формальностей началось изъятие: машинки «Зингер» и всего, что сопутствует пошиву. Были обнаружены в отдельном шкафу мундиры золотого шитья и прочее, что тянуло уже не только на штраф. И еще обнаружились фотографии товарища Сталина в домашней обстановке, на банкетах и иных мероприятиях. А это уже не фининспектор. Это уже подготовка к теракту.
Один стажер бросился звонить куда надо, а фин с другим стажером стали около Зелика и не давали ему звонить куда бы то ни было ни в коем случае. Просто — смех и грех. Правда, смеха-то не было. Как только районное НКВД пушкинского повета[46] услыхало про фотографии товарища Сталина, эмка, полная бодрых с перепоя ребят с личным оружием прибыла на дачу по адресу: Советская, 20.
Над Зеликом нависло. А объяснить-то он ничего не мог. Секрет-с.
В районном НКВД еще даже не приступали к допросу. Начальник мысленно сверлил на погон еще одну звёздочку, чтобы из майоров стать подполковником. А ребята примеряли недошитый китель и гляделись в зеркало. Китель шел каждому и парней просто красил. Они ничего не понимали, кроме того, что космополит шьет прекрасные кителя и готовит покушение на главу государства.
Однако к 11 часам утра все разъяснилось. Начальнику райотдела не пришлось привинчивать новую звездочку. Он неожиданно из майоров стал капитаном. Да с неполным служебным соответствием.
Ребята из отдела споро вносили на дачу конфискованные коробки и основу производства — машинку «Зингер». Фотографии Власик забрал в первую очередь, а на прощание собрал все управление и сказал очень коротко: