Но сначала она хотела увидеть мельницу.
Это было впечатляющее сооружение, и Чесс не скрыла от мужа своего восхищения. Нэйт и Джим упивались ее похвалами.
Фундамент был сложен из серых и коричневых каменных глыб, Высокое, четырехугольное здание было выстроено из свежеоструганных досок, напиленных из стволов крупных сосен, которые срубили в роще за мельницей. По бокам больших квадратных окон были навешаны ставни, а дверь выходила на каменное крыльцо с несколькими широкими ступенями. Рядом высилось громадное мельничное колесо, погруженное своей нижней частью в ручей. Под напором бегущей воды оно вращалось с величавой, основательной неторопливостью, при этом с его ковшеобразных лопастей стекали сверкающие на солнце радужные струи.
— В нем сорок восемь с половиной футов высоты, — объявил Нэйтен, — и его можно будет подсоединить к жерновам, как только они у меня появятся.
— Ну, за этим-то дело не станет, — добавил. Джим. — Эта чертова сушь стоит уже целых три недели, и если простоит еще одну, то один ручеек тут неподалеку как пить дать пересохнет к чертям собачьим. Тогда этот несчастный, Богом убитый сукин сын, тамошний мельник, разорится вчистую. И чтоб меня черт побрал, если Нэйт не заполучит его жернова почти что задаром.
Но чтобы приволочь эти чертовы камни сюда, ему придется соорудить салазки, потому что во всем мире не сыскать такой прочной повозки или таких крепких колес, которые не рассыпались бы к свиньям под такой дьявольской тяжестью.
Чесс покачала головой в знак восхищения. Она была восхищена несколькими вещами сразу: ораторским искусством Джима, который умудрялся вставлять бранное слово в каждую фразу, деловой хваткой Нэйтена, добротным, сбитым из толстых досок мостом, который они перекинули через ручей, чтобы по нему проезжали повозки с зерном. И существующими пока лишь в воображении огромными салазками с погруженным на них гигантским гранитным жерновом.
— Вы оба заслужили самый вкусный ужин, который я только способна приготовить. Кто из вас подстрелит дичь к столу? Второму тоже найдется дело: он принесет ведро воды из ручья и разведет в очаге огонь.
На следующий день они отправились в Дерхэм за покупками. Чесс морщилась от запаха табака, которым был пропитан город, но была очарована его опрятными, ладными домиками, каждый из которых стоял на небольшом участке земли, обнесенном аккуратно побеленным штакетником. А вот большие особняки с коваными чугунными оградами, напротив, не произвели на нее впечатления. Рядом с Хэрфилдсом любой из них показался бы маленьким и жалким. Когда в полдень раздался оглушающий рев «быка», Чесс закрыла уши руками. Но когда рев прекратился, она захлопала в ладоши. Дерхэм ей очень понравился. Этот город был совсем не похож на Ричмонд, собственно, это был не город, а городок, во всяком случае — пока. Но пыльная, немощеная проезжая часть его улиц была заполнена повозками и колясками, а дощатые тротуары — запружены народом.
Приятнее всего было то, что в здешнем универсальном магазине имелось все необходимое для дома, а хозяин оказался человеком любезным, услужливым и готовым помочь. Чесс отобрала то, что было ей нужно в первую очередь, а за остальным обещала приехать позже. При этом она назвала хозяину свое имя.
Она очень осторожно уложила в повозку свои немногочисленные покупки. Каждая из них была для нее величайшей драгоценностью, ведь они были нужны для обустройства ее дома, дома, где она будет хозяйкой. Отправляя письмо деду, Чесс не преминула представиться также и служащим местной почты и взяла с них обещание очень аккуратно обращаться со всей корреспонденцией, поступающей на имя мистера или миссис Ричардсон.
— Теперь мы здесь постоянные жители, Нэйтен, — сказала она, когда они вышли из здания почты. — Нам остается только завести корову, кур и петуха. Когда мы приедем домой, я посею семена, которые мы сегодня купили.
Домой. Какое прекрасное слово.
— У нас будет своя собственная кукуруза, которую мы будем молоть на своей собственной мельнице. И я буду печь тебе такой вкусный кукурузный хлеб, какого ты еще никогда не пробовал.
— К тому времени я успею жутко проголодаться, Чесс. Надеюсь, ты все-таки купила немного муки, чтобы перебиться до той поры, когда у нас появится собственная?
На мельницу они вернулись без Джима Монро. Кэйт в осторожных выражениях объяснил, что Джиму приглянулась в Дерхэме одна девушка, которая тоже прониклась к нему дружеской симпатией. При этом он не упомянул, что эта «девушка» работает официанткой в одном из городских салунов — то есть не салунов, а баров.
Джим явился только через три дня. Чесс налила ему чашку кофе и добавила туда крепкого домашнего пива — прощального подарка Ливви Олдербрук. Пока он пил его, она проглотила свой собственный напиток из молока, яиц и сахара.
Проходил день за днем, а небо по-прежнему было безоблачно, и солнце палило вовсю. На рассвете Нэйт ходил к соседней мельнице и тайком примечал уровень воды в ручье, на берегу которого она стояла.
— Со вчерашнего дня он здорово упал, — говорил он, возвращаясь, и на лице его появлялась хищная улыбка. Проверяя их собственный ручей и удостоверяясь, что он все так же глубок и темен, он всякий раз довольно ухмылялся.
Наконец в середине июля он решил, что пришло время действовать. Утром он отправился с визитом на соседнюю мельницу.
— Джим, запрягай мулов в салазки! — крикнул он, возвратившись.
Чтобы перевезти жернова, пришлось сделать две ездки и подрядить в помощь двух человек. Диаметр каждого жернова был более четырех футов, а толщина — четырнадцать дюймов. Когда их установили на место, очертания предметов уже были размыты вечерними сумерками.
— Чесс, плесни ребятам «подсластителя» старой Ливви, — сказал Нэйт со сдавленным смешком. — Это придаст им сил, чтобы дотащиться домой. А мне надо сделать сегодня еще одну ездку, на этот раз на повозке. Я купил у этого горе-мельника не только жернова, но и бочонки для муки. Мы станем продавать их тем клиентам, которые забудут взять свои собственные.
Он вернулся домой, когда уже почти стемнело. Вместе с бочонками в кузове повозки стоял большой красивый сосновый стол на крепких точеных ножках.
Чесс вытянула руки во всю длину, положила их на его гладкую столешницу, потом наклонилась и поцеловала ее.
— Больше у нас в супе не будет щепок. Какое счастье!
На следующее утро она вымыла волосы, выгладила белую блузку, выстиранную накануне, и принарядилась для работы на их новой мельнице.
— Имей в виду, что скоро ты будешь вся в муке, — предупредил ее Нэйт.
— Это пустяки. Мне хочется быть нарядной в день, когда мы начинаем наше дело. Нэйтен, пожалуйста, повтори мне еще раз, как мы будем работать.
— Значит, так. К мельнице подъезжает фермер с мешками зерна. Джим помогает ему сгрузить их. Я подхожу к большому окну на втором этаже и спускаю вниз веревку с крюком на конце. Джим обвязывает мешок с зерном, цепляет к нему крюк, и я поднимаю его наверх с помощью ворота. Когда все мешки подняты, Джим заходит внутрь мельницы, нажимает на рычаг, приводит в действие зубчатую передачу, и жернова начинают вращаться, а я тем временем сыплю в них зерно по загрузочному желобу. Когда помол закончен, Джим останавливает жернова, и ты совком насыпаешь муку в бочонок клиента или в тот, который мы ему продали.
А потом нам остается только взвесить муку и получить с фермера деньги. Очень просто.
— Да, просто, — согласилась Чесс.
Когда она переходила через мост, ведущий на мельницу, ноги сами несли ее вперед. Когда в конце дня она возвращалась домой, они были словно налиты свинцом. Никто так и не приехал к ним молоть зерно. Сначала Чесс, Нэйт и Джим стояли перед дверью, поджидая клиентов. Потом запустили механизм, вращающий жернова, чтобы испытать его. Потом вымыли и жернова и пол, и без того чистые. Потом еще раз испытали механизм. Нэйтен чуть-чуть подрегулировал его, сказав, что это улучшит сцепление. Затем они испытали все снова.
«Мне кажется, в сегодняшнем дне было сто часов», — подумала Чесс.
После ужина Джим сказал, что хочет сходить в Дерхэм. До темноты еще несколько часов, а ему охота размять ноги. Он обещал вернуться к рассвету, в аккурат к началу работы.
— Как ты думаешь, он в самом деле вернется вовремя? — спросила Чесс Нэйта. — В прошлый раз его не было три дня.
Нэйт был уверен, что Джим сделает, как обещал.
— Джим хороший парень, — сказал он.
Затем он вытащил из укромного уголка ящик с моделью сигаретной машины, поставил его на стол и развернул миткаль, которым он был обернут.
Чесс принялась мыть грязные тарелки, оставшиеся после ужина.
«Это несправедливо, несправедливо! — мысленно повторяла она, вне себя от возмущения. — Он столько работал, и вот все идет из рук вон плохо без всякой его вины. Наверное, он сейчас совсем пал духом».
Вымыв и убрав посуду, она подошла к своему чемодану. Он заменял ей комод, которого у нее не было. Она достала оттуда газетную вырезку со статьей о прошлогоднем триумфе Нэйтена, когда он привез на аукцион лимонные рубашки. Дешевая бумага уже начала желтеть.
— Смотри, что я нашла, когда прибирала свои вещи, — сказала она и, пройдя через всю комнату, протянула вырезку Нэйтену.
Он поднял взгляд от модели. Увидев, что она держит в руке, он расхохотался.
— Ты что, намекаешь, что тебе хочется бросить мельницу и опять растить табак? В эту пору на нем бывает особенно много гусениц.
Ответом ему было брезгливое выражение, исказившее ее лицо.
— Я сказал это в шутку. Не беспокойся, Чесс. Один день еще ни о чем не говорит, кроме как о том, что иной раз я веду себя как отпетый дурак. Когда мы с Джимом только здесь поселились, я объездил всех окрестных фермеров, рассказал им о мельнице и они обещали, что будут ею пользоваться. Не понимаю, как я мог вообразить, что на этом можно успокоиться. Если хочешь чего-нибудь добиться, надо постоянно напоминать людям, кто ты такой и что им предлагаешь. Ты должен буквально впихивать это им в глотки.