Королева поднялась, показав жестом, что одобряет предложение герцога Бургундского, и, опираясь на руку, которую ей предложил де Гравиль, вышла из залы.
Герцог Бургундский, казалось, уже совсем забыл о том, что произошло, словно это был сон; вместе с Жаном де Во он, смеясь, последовал за королевой; его кровоточащая рана на лбу будто и не причиняла ему боли. За ними вышли Шатлю, де Л’Ан и де Бар и последними — де Жиак и де Л’Иль-Адан. В дверях они столкнулись.
— А ваше желание? — смеясь, спросил де Жиак.
— Я удовлетворю его, — ответил де Л’Иль-Адан, — сегодняшний вечер идет в счет.
Они вышли.
Спустя некоторое время зала, где только что стоял смутный гул и которая искрилась и сверкала, погрузилась в темноту и безмолвие.
Если нам удалось дать читателю точное представление о характере Изабеллы Баварской, то он легко представит себе, что новость, принесенная Жаном Бургундским, лишившая королеву последних надежд, произвела на нее действие, обратное тому, которое эта же новость произвела на герцога; хладнокровный в бою, герцог, когда пришлось подводить итоги, впал в гнев, тот вылился в слова и вместе с ними иссяк. Не то Изабелла: она выслушала рассказ полная ненависти, но с рассчитанным хладнокровием истинного политика. Он добавил горечи, которою ее сердце уже было полно; оно молчаливо копило обиды, скрывая их, ожидая лишь подходящего момента, чтобы выплеснуть все разом, как вулкан, который в один прекрасный день извергается и выбрасывает наружу содержимое и то, что в разное время бросала в него рука человека.
Когда Изабелла вошла к себе, ее лицо было бледно, руки судорожно сжаты, зубы стиснуты. Она не могла сесть, ибо была слишком взволнована, но не могла и стоять — так ее била дрожь; тогда она конвульсивным движением ухватилась за одну из колонн у постели, уронила голову на руку, вцепившуюся в эту колонну, и позвала Шарлотту. В груди у нее горело, дыхание перехватывало.
Прошло несколько секунд. Ответа не последовало, в соседней комнате ничто не шелохнулось — никакого движения, свидетельствовавшего о том, что Изабеллу услышали.
— Шарлотта! — снова позвала она и топнула ногой; ее голос прозвучал глухо и невнятно: не то зов, не то звериный рык; трудно было представить себе, что всего лишь имя вырвалось из человеческих уст.
Спустя миг на пороге, дрожа от страха, появилась девушка. Она без труда различила в голосе своей госпожи знакомую ей гневную интонацию.
— Вы разве не слышали, что я вас зову? — сказала королева. — Вас надо всякий раз приглашать дважды.
— Прошу прощения, ваше величество, но я была… там… с…
— С кем?
— С молодым человеком, которого вы знаете, которого вы видели и которым вы, будучи так милостивы, интересовались.
— Да кто же это?
— Перине Леклерк.
— Леклерк! — воскликнула королева. — Откуда он взялся?
— Приехал из Парижа.
— Я хочу видеть его.
— Он тоже, ваше величество, хотел вас видеть и просил разрешения говорить с вами, но я не посмела…
— Говорят же тебе, пусть войдет. Немедленно! Сию секунду! Где он?
— Он там, — сказала девушка и, приподняв полог, крикнула: — Перине!
Едва войдя в комнату, Леклерк бросился к королеве: они оказались лицом к лицу.
Второй раз в жизни бедный торговец оружием стоял, как равный, перед гордой королевой Французской. Однажды, несмотря на различие положений, одни и те же чувства уже свели их друг с другом. Только в первый раз речь шла о любви, а теперь — о мщении.
— Перине! — сказала королева.
— Ваше величество! — отвечал тот, пристально глядя в глаза повелительнице.
— Я тебя не видела с тех самых пор, — продолжала королева.
— Так ведь и ни к чему. Вы сказали: если его живым перевезут в другую тюрьму, я должен следовать за ним до самых ее дверей; если тело погребут, я должен сопровождать его до самой могилы; но мертв ли он, живой ли, я должен вернуться к вам и сказать: "Он там". Королева, они предусмотрели все: что вы можете похитить и пленника, и труп, — они бросили его живого и искалеченного в Сену.
— Почему же ты, несчастный, не спас его и не отомстил за него?!
— Я был один, их — шестеро, двое мертвы. Я сделал, что мог. Теперь я надеюсь сделать больше.
— Увидим, — сказала королева.
— О, этот коннетабль! Ведь вы ненавидите его, не правда ли, ваше величество? И вы хотели бы овладеть Парижем. Так разве вы не пожалуете своей милостью человека, который предложит себя, чтобы взять Париж и отомстить коннетаблю?
Королева улыбнулась одной лишь ей присущей улыбкой.
— О! — сказала она. — Все, чего ни попросит этот человек… все, половину моей жизни, моей крови… Только где он?
— Он перед вами" ваше величество.
.— Вы?! Ты! — вскричала в удивлении Изабелла.
— Да, я.
— Но… каким образом?
— Я сын эшевена Леклерка; ночью отец кладет ключи от города под подушку. В один прекрасный вечер я иду к нему, обнимаю, сажусь за стол, потом прячусь в доме, а ночью… ночью вхожу в его комнату, беру ключи и открываю ворота.
Шарлотта тихо вскрикнула, Перине сделал вид, что не слышал, королева также пропустила ее возглас мимо ушей.
Подумав, она молвила:
— Ну что ж, пускай.
— Я сделаю, как сказал, — повторил Леклерк.
— Но, — робко проговорила Шарлотта, — вдруг, когда вы будете брать ключи, ваш отец проснется?
От этого предположения у Леклерка волосы зашевелились на голове, а на лбу выступил пот. Но он положил руку на рукоять кинжала и произнес:
— Я усыплю его.
Шарлотта снова вскрикнула и упала в кресло.
— Да, — сказал Леклерк, не обращая внимания на свою возлюбленную" которая почти лишилась чувств, — да, я могу стать предателем и отцеубийцей, но я буду отомщен.
— Что они сделали тебе? — спросила Изабелла, приблизившись к нему; она взяла Леклерка за руку и взглянула на него так, как смотрит женщина, когда ею владеет жажда мести, как бы жестока она ни была и чего бы ни стоила.
— Пусть это останется моей тайной, ваше величество. Знайте лишь, что я сдержу свое слово, но и вы сдержите свое.
— Прекрасно, я слушаю тебя. Ты ведь любишь Шарлотту?
Перине с горькой усмешкой покачал головой.
— Тогда золото? Ты его получишь.
— Нет, — отвечал Перине.
— Может быть, звание, почести? Как только мы возьмем Париж, я назначу тебя комендантом, ты станешь графом.
— Нет, не то, — прошептал Леклерк.
— Так что же? — спросила королева.
— Ведь вы регентша Франции?
— Да.
— Вы вольны карать, вольны миловать?
— Да.
— И у вас есть печать, а тот, кто владеет грамотой с королевской печатью, облечен королевской властью, не так ли?
— Так.
— Я хотел бы иметь такую грамоту, чтобы она отдала в мои руки жизнь, которой я распоряжусь по своему усмотрению, не спрашивая ни у кого на то соизволения, и чтобы даже палач не оспаривал ее у меня.
Королева побледнела:
— Надеюсь, это не касается ни дофина Карла, ни короля?
— Нет.
— Пергамент мне и королевскую печать! — с живостью воскликнула королева.
Леклерк взял со стола то и другое и протянул королеве. Та написала: "Мы, Изабелла Баварская, Божьей милостью регентша Франции, коей вверено по природе занятости его величества короля управление королевством, уступаем торговцу оружием на мосту Пти-Пон Перине Леклерку наше право на жизнь и на смерть…"
— Имя? — спросила Изабелла.
— Графа Арманьякского, коннетабля королевства Французского, парижского градоначальника, — сказал Леклерк.
— Ах! — воскликнула королева, роняя перо. — Скажи, по крайней мере, ты просишь у меня его жизнь, чтобы убить его?
— Да.
— Ив час его смерти ты скажешь ему, что я забираю у него его Париж, его столицу, взамен моего возлюбленного, которого он отнял у меня? Долг платежом красен; надеюсь, ты скажешь ему?
— Хорошо, я скажу.
— Поклянись спасением своей души.
— Клянусь.
Королева снова взяла перо и продолжала:
— "Уступаем наше право на жизнь и на смерть графа Арманьякского, коннетабля королевства Французского, парижского градоначальника, отказываясь навсегда от нашего права на жизнь вышеозначенной персоны".
Она подписалась и скрепила подпись печатью.
— Возьми, — сказала она, протягивая лист.
— Благодарю, — отвечал Леклерк, забирая его.
— Это ужасно! — вскричала Шарлотта.
Девушка была очень бледна, это невинное создание словно присутствовало при заключении сделки двух исчадий ада.
— Теперь, — продолжал Леклерк, — мне нужен энергичный человек, с которым я мог бы договориться и у которого были бы желание и воля, а из благородных он или из простых — мне все равно.
— Позови лакея, Шарлотта.
— Скажите сеньору Вилье де Л’Иль-Адану, что я жду его, и немедленно, — приказала королева вошедшему лакею.
Лакей поклонился и вышел.
Де Л’Иль-Адан, верный данному им обету, спал, не раздеваясь.
Через пять минут он уже стоял перед королевой, готовый исполнить ее волю.
Изабелла подошла к рыцарю и, не ответив на его почтительное приветствие, сказала:
— Мессир де Вилье, этот юноша вручает мне ключи от Парижа, мне нужен мужественный, энергичный человек, которому я могла бы доверить их, — я подумала о вас.
Л’Иль-Адан вздрогнул; его глаза сверкнули; он повернулся к Леклерку и протянул было ему руку, но тут увидел его одежду: совершенно определенно, что тот, кого он хотел приветствовать как равного, был гораздо ниже его по происхождению. Рука де Л’Иль-Адана опустилась, а лицо приняло обычное высокомерное выражение.
Ни одно из этих движений не ускользнуло от Леклерка; он стоял, скрестив руки на груди, и не шелохнулся — ни когда Л’Иль-Адан протянул ему руку, ни когда убрал ее.
— Поберегите вашу руку, чтобы разить врага, мессир де Л’Иль-Адан, — смеясь, сказал Леклерк, — хотя и у меня есть право коснуться ее, ибо так же, как и вы, я мщу за моего короля и мою родину. Поберегите вашу руку, сеньор де Вилье, хотя нас и породнит предательство.