— Явись завтра вечером в судебную залу, послушник Жозэ, мы поручим тебе найти бежавших и дадим тебе необходимую для этого власть, — сказал седой Антонио.
Звуки органа затихли во время разговора. Когда же он окончился и Жозэ удалился, орган опять заиграл. Прислуживающие братья стали снова подливать вино в стаканы патеров.
Патер Маттео подошел к разгоряченному Мерино.
— Не говорил ли ты, что красивая дочь старого гранда находится в эту ночь в наших стенах? — спросил он дрожащим голосом.
— В комнатах, к которым ведет средний коридор, находится много красивых женщин, — отвечал Мерино шепотом, — и молодая донна Долорес, желающая постричься в монахини, также между ними. Я хочу пойти к ней, чтобы узнать, предпочитает ли она нас светским мужчинам. Если ты хочешь заглянуть в остальные комнаты, так пойдем со мной.
Старый Антонио остался в зале, а Маттео и Мерино пошли в средний коридор, ведший в маленькие отдельные комнаты, в которых находились прекрасные жертвы.
За ними вышли из залы и другие инквизиторы…
В эту ночь они дозволяли себе полную свободу, и воздержанная до сих пор страсть всех этих еще молодых людей до такой степени возбудилась и воспламенилась, что им не было никакой преграды.
В последней комнате среднего коридора, так же как и во всех остальных покоях этой таинственной части дома, не было окон. Она была освещена розоватым отблеском красивых ламп. Вся комната была покрыта коврами и на мягком диване сидела прекрасная дочь дона Генрикуэца дель Арере.
Страшный Мерино употребил во зло ее доверие. Хотя бедной донне прислуживали с должным почтением и вниманием, однако же ее не выпускали из стен Санта Мадре. Все мольбы ее о свободе были напрасны — ей не позволяли вернуться к отцу.
Донне Долорес еще не было шестнадцати лет. Ее прелестные, тонкие черты и нежные, прекрасные формы дышали невинностью.
Длинные темные волосы падали в беспорядке на ее плечи, покрытые белым тюлем. Нежный румянец исчез с ее лица с тех пор, как она последовала за сладострастным Мерино с полной уверенностью, что он исполнит свое обещание и вручит ей священный талисман.
Прекрасные глаза ее, оттененные длинными черными ресницами, проливали обильные слезы. Она дрожала от страха и тосковала по отцу.
Долорес знала, что дон Генрикуэц дель Арере любит ее, что он ее ищет, мучимый страхом и неизвестностью. Эта мысль терзала ее более всего. Она никак не могла понять, почему ее так долго держат в этой комнате, из которой нет возможности спастись. Она не могла заснуть и сидела на диване, закрыв свое прелестное лицо руками.
Вдруг услыхала она приближающиеся тихие шаги. Ее оживил луч надежды — лицо ее прояснилось и она вскочила, простирая свои маленькие белые руки к двери, откуда она ожидала желанной свободы. Ключ в замке тихо повернулся. Между тем она посмотрела на лампу, розовый свет которой делался все слабее и слабее. Долорес чувствовала, как сердце ее билось от страха и надежды — дверь тихо отворилась. Вошедший, шаги которого заглушались ковром, затворил за собой дверь и обратился к своей прекрасной пленнице.
Долорес с надеждой всматривалась в лицо вошедшего, ожидая от него спасения. Она простерла к нему руки, чтобы поблагодарить его и сияющими от радости глазами старалась она его узнать и услыхать желанную весть.
Вдруг у нее вырвался крик испуга. Долорес узнала того самого Мерино, который привел ее в темницу. Она увидела глаза его, исполненные сладострастия, и отшатнулась — внутренний голос шепнул ей: «Спасайся от приближающегося к тебе дьявола-искусителя!»
Она хотела скрыться от него, но как найти убежище в этой маленькой комнатке без окон? Долорес с испугом оглянулась и в отчаянии схватилась за голову. При этом движении ее роскошные волосы распустились, а шаль упала, обнажив ее прекрасные плечи. Она не заметила этого, потому что отгадала намерение монаха и, страшно побледнев, старалась спастись от него.
Мерино же тотчас догнал ее и страстным движением охватил ее руками.
— Отчего ты от меня бежишь, сестра Долорес? — проговорил он, и его горячее дыхание коснулось уже щек ее.
— Оставьте меня, вы бесчестный человек! — кричала испуганная девушка и с силой оттолкнула от себя монаха.
— Ты здесь потому, что хочешь постричься и отказаться от света, — возразил Мерино, стараясь подвести ее к дивану.
— Отойдите от меня, отворите дверь — я ничего другого не хочу, как воротиться к отцу моему, дону Генрикуэцу дель Арере.
— Ты не можешь более отказаться от желания, которое ты мне уже раз передала и которое уже известно почтенным патерам. Ты уже погибла как для отца твоего, так и для мира — ты принадлежишь стенам монастыря!
— Прочь от меня, негодяй. Отвори дверь или Долорес задушит тебя!
— От таких рук должно быть приятно умереть! Умереть на твоей груди — значит перейти в мир вечного блаженства, — проговорил Мерино с ужасным выражением и дрожащим от волнения голосом, приближаясь с Долорес все ближе к дивану.
Ковер заглушал шум борьбы. Несчастная девушка со сверхъестественной силой защищалась от объятий Мерино, страсть которого была доведена до крайней степени и придавала ему ужасную силу. Руки его касались прекрасного тела девушки, и желания его были еще более возбуждены этой борьбой.
Долорес чувствовала, что ей скоро нельзя будет более противиться усилиям Мерино, она чувствовала, что силы ее оставляют и что ноги ее дрожат.
Никого не было вблизи, никто не мог прийти к ней на помощь, никто не мог ее освободить от объятий сладострастного монаха, который видел себя, наконец, близким к желанной цели.
Ведь это была ночь святого Франциско, которая приносила свободу и наслаждение в стены Санта Мадре. Фанатик Мерино достал себе для этой ночи такую чудную жертву, что ему завидовали все остальные инквизиторы.
Но Мерино хотел поделиться с братьями и намеревался предоставить им свою жертву после того, как сам вполне насладится ею.
После подобного мучения жертва отправлялась, обыкновенно, в какой-нибудь отдаленный монастырь в Пиренеях или Сьерры-де-Ока, где она должна была постричься в монахини — молиться и страдать. Да будет проклято Санта Мадре!
Руки прекрасной Долорес ослабли, волнующаяся грудь ее прикасалась к груди Мерино. Быстрое, прерывающееся дыхание ее не позволило ей кричать и звать на помощь.
Мерино подвел ее к дивану.
Колени Долорес подкосились — преступная рука ужасного монаха коснулась уже ее талии.
В эту минуту у страждущей девушки вырвался ужасный крик.
Мерино улыбнулся — он был уверен, что крик этот ему не помешает.
Вдруг сильная рука ударила в дверь комнаты. Дрожащий и пылающий от волнения монах приподнялся, проклятие сорвалось с губ его. Он удивлялся и не мог понять, какой подлец осмеливался ему мешать в ту самую минуту, когда он уже достигал своей цели.
— Монах, отворяй! — закричал незнакомый ему голос.
Мерино вскочил, пораженный дерзостью того, кто осмеливался так звать его.
— Монах, отворяй! — повторил еще громче тот же незнакомый голос.
Мерино задумался.
— Ах, помогите мне! — закричала совершенно обессиленная Долорес, падая на колени и простирая руки к небу.
В эту минуту дверь упала во внутрь комнаты под ударами топора и на пороге ее показался дон Рамиро, гроссмейстер ордена Летучей петли. Золотой крест украшал его грудь, черная маска покрывала его лицо, а около него стояли два стройных, сильных испанца, под ударами которых сломалась дверь.
Долорес поспешила навстречу к своему спасителю, между тем как Мерино, видя грозившую ему опасность, схватил стоявшее на камине большое распятие и в 'одно мгновение ударил им по лампе, освещавшей комнату. Тогда в ней водворилась непроницаемая темнота.
Пользуясь этим, быстро как тень проскользнул Мерино. мимо слуг Летучей петли и исчез в темных аллеях монастырского сада так ловко, что никто не мог последовать за ним.
— Действительно ли вы мой избавитель или тоже пришли меня мучить? — спросила девушка у замаскированного дона, фигуры которого она не могла рассмотреть в темноте.
— Я пришел сюда, донна Долорес дель Арере, для того, чтобы возвратить, вас отцу вашему, — отвечал гроссмейстер таинственного ордена и взял за руку обрадованную девушку. — Следуйте за мной! Бальданеро, — прибавил он, обращаясь к стоявшему около него испанцу, — сзывай всех на обратный путь!
— Ах, как мне благодарить вас за избавление от тех мучений, которые я должна была испытать здесь — за избавление от отвратительных объятий и от всего, что мне предстояло здесь претерпеть? — сказала Долорес, проливая слезы радости и следуя за своим спасителем.
Между тем как Бальданеро собирал своих товарищей, расставленных для караула в монастырском саду, дон Рамиро с двумя оставшимися у него испанцами отворял двери всех остальных маленьких комнат.
Монахи быстро и ловко скрылись, а навстречу к своему избавителю выбегали наполовину раздетые молодые красивые девушки и простирали к нему руки. На лицах их изображался ужас. Они на коленях молили дона Рамиро, чтобы он вывел их из этих проклятых комнат, где их старались обесчестить, чтобы потом заставить постричься в монахини.
Замаскированный гроссмейстер был еще более их вооружен против Санта Мадре и инквизиции. Он поднимал и успокаивал несчастных девушек, обещая вывести их тотчас из этих стен.
Еще последняя комната оставалась не открытой. Дон Рамиро отворил дверь в нее. Тут находился Маттео, вполне погруженный в порыв своих страстей. Духовник королевы-матери мучил молодую женщину, навязывая ей свою любовь. Занятый достижением своей цели, он не слыхал шума в коридоре — и вдруг увидел перед собой замаскированного дона, помешавшего исполнению его сладострастных желаний.
Рассерженный этим появлением, он быстро вскочил. Маттео был бы в эту минуту в состоянии предать незнакомца в руки палача Мутарро.
— Кто вы такой, смелый незнакомец, скрывающий лицо свое под маской? Как вошли в этот дом, в эту комнату? — закричал он, дрожа от злости.