Он перевел взгляд на своего любовника, и тот, будто превратившись в желе, соскользнул с сиденья и пополз к Лайтборну по полу кареты. Тот проигнорировал это проявление преданности, наклонился к Роберту и нежно похлопал его по щеке.
— Я догадывался, — продолжил он, понизив голос, — что намеченная нами жертва обязательно почтит своим присутствием место казни деятелей Английской республики, чтобы поглазеть на смерть руководителей дела, которому отдали жизни его родители. — Он едва заметно улыбнулся и добавил, еще раз погладив мальчика по щеке: — И моя догадка подтвердилась.
Роберт заставил себя встретить взгляд Лайтборна, но не смог выдержать его и отвернулся, зарыв лицо в юбках Миледи.
— Теперь я понимаю, — пробормотал он, поднимая голову из своего шелкового убежища, — как легко было меня выследить.
— О, чрезвычайно легко, — согласился Лайтборн и одарил Роберта широкой улыбкой, а затем снова повернулся к Миледи. — Мы заставили его ждать встречи с вами, Елена, целых два месяца.
— Два месяца! — воскликнула Миледи.
Ее лицо омрачилось. Она повернулась к Годолфину. Тот обхватил себя за плечи руками, стал раскачиваться из стороны в сторону, словно стараясь согреться, и начал невнятно бормотать оправдания, дрожа от страха.
— Он скулит, как никогда прежде, — пожаловалась Миледи и бросила презрительный взгляд на Годолфина.
Тот корчился на полу кареты, продолжая тараторить быстро и нечленораздельно. Внезапно она дала ему пощечину, и стенания мгновенно прекратились. Миледи легонько пнула любовника Лайтборна носком туфли.
— Почему вы не известили нас, — потребовала она ответа, — коль он находился у вас так долго?
— Я… я… — заикаясь, попытался заговорить Годолфин, но не смог. — Он лишь указывал пальцем на Лайтборна, потом с трудом выдавил из себя: — Я известил его.
— Это правда? — спросила Миледи Лайтборна, резко повернувшись к нему лицом.
Лайтборн пожал плечами.
— Остерегайтесь расстраивать ее, — обратился он к Роберту. — Она вмиг надует губки, словно маленькая девочка.
— Лайтборн, — нетерпеливо набросилась на него Миледи, — говорите, это правда?
— Понимаете ли, до недавнего времени мы были в Париже, — продолжил свои объяснения Лайтборн, по-прежнему адресуя их Роберту. — Нас там задержало безотлагательное дело. Само собой разумеется, едва возвратившись, я отправился прямо к вам в камеру и позаботился о вашем освобождении.
Он снова пожал плечами, давая понять, что считает претензию Миледи безосновательной.
— Но мы могли возвратиться гораздо раньше, — сказала Миледи, — если бы вы удосужились известить меня. Не таким уж безотлагательным было это дело.
— Так ли? — ехидно осведомился Лайтборн. — Вы действительно уверены в этом?
Он посмотрел ей прямо в глаза и жестом указал на Роберта.
— Поскольку дело касалось этого молодого человека, Миледи, почему бы не внести ясность и не спросить его самого? Возможно, он согласится, что это дело действительно не терпело отлагательства.
— Ваше дело имело отношение ко мне? — спросил Роберт, подняв взгляд на Миледи.
— В некотором отношении, возможно, да, — согласилась она, неопределенно пожав плечами.
— В каком отношении?
Миледи снова пожала плечами.
— Вовсе не случайность, — сдавленным голосом заговорила она наконец, — что мы проезжали в тот раз мимо Стонхенджа.
Роберт облокотился о столик-полку на стенке кареты. У него сжалось сердце.
— Продолжайте, — сказал он.
— Нам было сказано, что если мы прибудем туда второго мая, то сможем увидеть… — Она помолчала. — Нечто удивительное.
— Сказано Фаустом? — почти не сомневаясь в ответе, спросил Роберт и зажмурился.
— Фауст, — Миледи бросила взгляд на Лайтборна, — не настоящее его имя.
— Кто же он? — прошептал Роберт. — Как его звали?
Плечи Миледи немного поникли, но сразу же выпрямились.
— Какое-то иностранное, совершенно непроизносимое имя, — сказала она, медленно сузив глаза. — Нам он был известен как Тадеуш.
— И кем же он был, этот Тадеуш?
— Когда-то он был священником; еще до того, как задался целью стать вампиром. Когда мы познакомились с ним, он был почитателем Первого во Зле и упражнялся в колдовском искусстве.
Лайтборн презрительно рассмеялся.
— И это говорит лишь о том, что он оставался все тем же суеверным мошенником, даже став бессмертным.
Роберт посмотрел на него полным удивления взглядом.
— Но… о чем вы говорите? Разве для всех пьющих кровь не обязательно упражняться в колдовстве?
— Почему вы так в этом уверены?
— Ваше могущество… Я видел силу вашей власти…
Лайтборн округлил глаза и принялся сверлить его взглядом.
— По-вашему, власть над людьми не может не казаться колдовской суеверному псу или одурманенной религией обезьяне?
— Значит, по-вашему… — Роберт отчаянно замотал головой. — Я не понимаю. Вы хотите сказать, что в вашей власти нет ничего магического?
— Не больше, чем в моем зрении, осязании или обонянии.
— Откуда же тогда она берется?
— Из чрева Вселенной, которая гораздо щедрее и непостижимее, чем мы в состоянии понять.
— Но Фауст, этот Тадеуш… Его колдовство увенчалось успехом. Он вызвал дьявола.
— Или заявил, что это был дьявол.
— Но если не дьявол, то что это было?
Лайтборн пожал плечами.
— Чтобы спросить об этом, мы и отправились в Париж.
— Почему в Париж? Там живет кто-то, способный ответить на этот вопрос?
Лайтборн посмотрел на Миледи, потом сказал:
— Да, женщина, которая сделала нас такими существами, какие мы есть теперь.
Роберт переводил взгляд с одного на другого. Их глаза, казалось, стали внезапно неимоверно яркими. У него росла уверенность, что именно эта яркость заставила Годолфина снова жалобно заскулить. У него самого возникло сомнение, не броситься ли ниц на пол, чтобы не видеть лиц этих опасных и странных существ. И все же в какой-то момент он позабыл, что они демоны, и заставил себя поверить, что вскоре сможет стать таким же, как они.
— Кто она такая, — спросил он, растягивая слова, — эта женщина, устроившая ваше превращение?
На лице Лайтборна появилась улыбка, и он отвернулся, явно не желая отвечать.
— Она нам известна, — в конце концов пробормотал он с неохотой, — как маркиза де Мовизьер.
— И?.. — Роберт облизнул губы. — Поговорив с ней, что вы узнали?
Лайтборн выглянул в окно, потом снова улыбнулся.
— Вы скоро выясните это сами.
— Каким образом? — спросил Роберт, пытаясь подняться на ноги. — Куда мы едем?
Лайтборн вскинул брови.
— В Мортлейк, — прошептал он и снова выглянул в окно.
Карета замедлила ход. Роберт тоже наклонился к окну. Всюду было темно. Он вытянул шею и увидел далеко позади усеянный пятнами света темный силуэт Лондона, бесформенной кучей громоздившийся под светом звезд и полной луны. Карета остановилась, и Роберт выбрался из нее. Он ощутил под ногами болотистую почву. Мальчик понял, что стоит на берегу Темзы, и огляделся. Его привезли на открытую сельскую местность, ландшафт которой оживляла только громада полуразрушенного здания на противоположном берегу реки. Белые кирпичи стен выглядели в бледном лунном свете костями, а окна казались провалами глазниц в этих костяных стенах. Только в башне здания светилось единственное окно.
Лайтборн повел их к поджидавшей лодке.
— Прошу, — сказал он, жестом указывая на нее, — нетерпение мадам Маркизы может дойти до предела.
— Она ждет нас?
— Нет, — ответил Лайтборн.
Он помог Миледи занять место в лодке, потом снова посмотрел на Роберта со злобной ухмылкой и добавил:
— Она ждет вас.
Он щелкнул пальцами. Годолфин, севший на весла, мгновенно принялся грести. Роберт молча лежал на спине. Где-то внутри его нарастало ощущение ужаса, такого ужаса, какого он еще не испытывал с того момента, когда согласился стать Робертом Ловеласом. Он сжал рукоятку сабли, попытался вспомнить свое отражение в зеркале, потрогал пряди своих длинных волос. Но с каждым всплеском весел неприятное ощущение нарастало. Тем не менее, когда лодка причалила к берегу и он ступил на землю, не осталось ничего другого, как идти к дому.
К его удивлению, Миледи тоже разнервничалась, о чем свидетельствовали плотно сжатые губы и слегка расширенные ноздри ее красивого носа.
— Каким запустением веет от всего этого, — пробормотала она, подняв взгляд на возвышавшийся перед ними дом.
Лайтборн пристально посмотрел ей в лицо.
— Нет сомнения, что достаточно скоро мы увидим дом полностью восстановленным, — успокоил он Миледи.
Он дал Годолфину команду протаптывать тропу среди сорняков, но, прежде чем пойти за ним следом, обернулся и добавил:
— В конце концов, миновало почти семьдесят лет.
Миледи тяжело вздохнула и закуталась в плащ, а затем взяла Роберта за руку. Несмотря на усилия Годолфина, приближаться к дому пришлось по сплошным зарослям. Продираясь сквозь ежевичные кусты, Роберт все отчетливее видел, насколько обветшал и сам дом, и его покосившаяся крыша. Однако входная дверь выглядела новой, а когда Лайтборн толчком открыл ее, Роберт смутно разглядел контуры кое-какой обстановки и превратившуюся в лохмотья обивку стен. Он поднял взгляд на Миледи. Она ответила ему сдержанной улыбкой, взяла за руку и повела внутрь дома. Состояние помещений сразу же напомнило ему усадьбу Уолвертонов. Здесь стоял тот же сильный запах помета животных и земли, влажные стены так же поросли древесным грибком. Он последовал за Лайтборном через холл и услыхал хруст змеиной кожи под ногами. Оглядывая помещения, Роберт подумал, не в худшем ли они состоянии, чем те, которые обследовали они с Эмили. И все же, как ни сдавливало ему грудь от лицезрения этого запустения, он понимал, что было и различие. Тогда, в имении Уолвертонов, ощущение запустения, казалось, возникало из самой атмосферы дома и разрасталось подобно какому-то монстру. Теперь же плачевное состояние комнат, по которым они шли, он воспринимал только как естественное состояние давно не приводившегося в порядок здания. Впереди появились пятна лунного света, и Роберт посмотрел вверх. Остатки крыши и плющ образовали единую решетку, причудливый узор которой был украшен пронизывающими ее лучами серебра. Такая решетка, подумал он, может быть только на клетке, в которую поймано само время.