далек час гибели и целого мира.
С этими мыслями в голове он дошел до Гайд-Парка и не очень удивился, обнаружив временный военный лагерь, перегородивший дорогу, которая вела на запад. Тем не менее он приблизился к заграждениям, но, когда солдаты услышали о цели его путешествия, они рассмеялись ему в лицо, качая головами. Король, сказали они ему, устроил себе резиденцию в Солсбери, и беженцев из Лондона там не особенно жалуют. Роберт мысленно выругался в адрес лорда Рочестера. Будь он в Лондоне, не возникло бы никаких проблем, потому что лорд без труда мог вытребовать пропуск. Но лорд Рочестер, не желавший терять место при дворе, продолжал служить во флоте, хотя и поклялся, когда они расставались в Амстердаме, что возвратится на твердую землю так скоро, как сможет. Роберт посмотрел на заграждения разочарованным взглядом. Выходит, недостаточно скоро, подумал он. Он обернулся на Лондон, тихий и ужасно спокойный, как труп в склепе. Похоже, очень и очень не скоро.
И даже кляня себя за то, что вернулся в город, он не забывал о причине, которая вынудила его приехать. Повернувшись спиной к заграждениям, он побрел обратно в тишину и зловоние гибнущего города. Сент-Джеймсский парк, недавние охотничьи угодья прекрасных дам и остроумных молодых людей, лежал заброшенным, поросшим сорняками. На аллее Мол не было видно ни одного всадника. Даже дом Годолфина, хотя на нем и не был намалеван красный крест, выглядел зараженным самой атмосферой запустения. Едва войдя внутрь, Роберт внезапно содрогнулся от страха, вообразив, что Миледи тоже сбежала. Но в душе он не мог в это поверить. Дело ли вампиров бежать из угодий смерти? Он позвал ее по имени. Никто не ответил ему. Дом наполняла гнетущая тишина, и единственным признаком движения был танец пылинок в пробивавшихся сквозь занавешенные окна лучах света. Роберт позвал снова. Все та же тишина. Он стал бегать по коридорам, выкрикивая имя Миледи всякий раз, как открывал очередную дверь, и понимая, что с каждым новым выкриком в его голосе усиливаются нотки отчаяния.
— Она больна.
Роберт остановился как вкопанный. На верхней площадке лестницы стоял Лайтборн.
— Больна? — переспросил Роберт, с ужасом глядя на него. — Что вы имеете в виду, называя ее больной?
— Она повела себя как глупая девчонка и напилась зараженной крови. Чумная кровь этих смертных для нас подобна яду.
— Когда она пила ее?
— Прошло уже несколько недель. По правде сказать, Ловелас, это случилось, когда вы уехали от нас. Ее это очень расстроило.
Лайтборн слегка улыбнулся, но его пристальный взгляд показался Роберту более твердым, более отчужденным и безжалостным, чем когда-либо прежде.
— Вам стоит поспешить к ней. Возможно, вы послужите тем лучом света, который взбодрит ее дух.
Улыбка стала сползать с его лица.
— В своем беспамятстве она не перестает говорить о вас.
Роберт сразу же помчался в ее комнату. Миледи лежала, свернувшись, словно котенок, в темноте дальнего угла спальни. Ее кожа был смертельно-белой. Когда он опустился возле нее на колени, она попыталась подняться, прошептав что-то скороговоркой и крепко схватив его за руки. Казалось, только в это мгновение она наконец узнала его.
— Ловелас!
Она поцеловала его. Прикосновение ее губ было обжигающе горячим. Затем она неловко откинулась на спину, оказавшись в прежней позе. Мягкий, мелко дрожавший круглый комочек. Ее сорочка, прилипшая к потной коже, плотно обтягивала тело, и Роберта потрясло, как сильно она похудела.
Внезапно Миледи застонала и раскрыла губы, точно младенец, изголодавшийся по молоку матери. Роберт оглянулся и увидел Лайтборна, который стоял у него за спиной.
— Она… — прошептал он. — Как она облизывает губы! Но это ничем не может помочь. Ее язык сух, как песок.
Роберт бросил на Миледи взгляд отчаяния и вспомнил, как всего несколько месяцев назад точно так же смотрел на Эмили.
— Она не… не в опасности? — спросил он.
— Кто может сказать? — Лайтборн пожал плечами. — Очевидно только одно: я никогда прежде не слыхал о подобных вещах. Для меня явился полной неожиданностью тот факт, что кровь может быть опасна для нас из-за того, что принадлежит больному.
— Что же в таком случае необходимо сделать?
Лайтборн усмехнулся.
— А что, по-вашему? Ей нужна свежая пища. Так что все это время, пока вы путешествовали, мне приходилось ее кормить.
Внезапно он схватил Роберта за руку и зашипел ему прямо в лицо:
— Что скажете, Ловелас? Хватит у вас смелости услужить ей, как служил я?
Роберт не ответил, но посмотрел на Миледи и сразу же закрыл глаза.
— Не хотите ли сказать, Ловелас, что вы все тот же хлюпик, лелеющий свою плаксивую совесть? — Лайтборн иронически рассмеялся. — В чем дело? Что вас останавливает? Это не зазорнее, чем кормить змей крысами.
— У меня нет привычки, — ответил Роберт, — держать змей в качестве домашних любимцев.
— Жаль. — Лайтборн взглянул на Миледи. — Это могло бы научить вас тому, что даже самые смертоносные создания иногда заслуживают любви.
Роберт обернулся к нему, вспыхнув внезапной яростью.
— Не насмехайтесь надо мной, Лайтборн. Вы знаете, что я люблю ее, люблю всей душой.
— Вот и докажите это, — прошептал Лайтборн, еще сильнее сжав руку Роберта. — Докажите мне это прямо сейчас.
Той же ночью они вышли из дома вместе. Лайтборн повел его по темным улицам к видимым издалека громадным кострам. Чем ближе они подходили к источнику высоких языков пламени, тем удушливее становился сладковатый запах и тем отчетливее слышались вопли и стоны.
— Плоть Лондона гниет на его костях, — шепотом заговорил Лайтборн. — Если бы не опасность подхватить заразу, я по-настоящему полюбил бы это время. Посмотрите, с какой жадностью леди Смерть рвет своими когтями сердце города.
Он повернул за угол и сделал жест рукой. Роберт, последовавший за ним, увидел впереди яму, подобную той, что была вырыта возле церкви Сент-Джайлз, но в десятки раз больше. Одного взгляда на множество сваленных в нее трупов, степень крайнего разложения которых хорошо была видна в свете окружавших яму громадных костров, было достаточно, чтобы поверить в приближение Апокалипсиса. Он вспомнил рассказ Паши о том, как чума в Богемии была остановлена обдиранием плоти с костей. Теперь это уже не поможет, думал он, оглядываясь кругом. Ему показалось, что он стоит на краю общей могилы человечества.
Однако Лайтборна это, похоже, не беспокоило. Роберт увидел, что он прыгнул в яму. Там среди останков копошились люди. Одни крепко обнимали трупы некогда любимых, громко рыдая и обливаясь слезами, другие перерывали зловонные кучи так же, как Роберт рылся в останках, надеясь отыскать труп Эмили. Лайтборн подходил то к одному, то к другому из этих людей, о чем-то шептался с ними, затем наносил им легкие царапины, прижимал к ране кончик пальца и пробовал кровь. Наконец он выбрался из ямы и поспешил вернуться к Роберту.
— Эти идиоты почти поверили, что я врач, — шепнул он, — и что у меня есть надежное лекарство от чумы. Постарайтесь хорошо сыграть свою роль, Ловелас. Убедите их, что я не солгал им.
Он повернулся к женщине и паре мужчин, стоявшим за его спиной, и галантно поклонился. Их глаза были красными, взгляды обезумели от горя.
— Ваше лекарство, — крикнула женщина, — поможет оно спасти моего ребенка?
— Несомненно, — ответил Лайтборн и жестом подозвал к себе Роберта. — Вы видите, как оно помогло моему доброму другу. Скажите им, Ловелас. Скажите им, что это так.
Роберт молчал. Он смотрел на несчастную женщину. В выражении ее лица смешались страдание и надежда.
— У меня было шестеро детей, — заговорила она сквозь слезы, — теперь остался только один ребенок. Пожалуйста, скажите, сэр, докажите, что лекарство может помочь!
Роберт по-прежнему не раскрывал рта. Он закрыл глаза, и ему сразу же представилась Миледи, свернувшаяся калачиком на подушках. Потом в его воображении возникло разложившееся от долгой болезни тело, которое швыряют в яму. Он кивнул.
— Да, — медленно заговорил он, встретив взгляд женщины. — Да, клянусь вам, это лекарство, несомненно, излечит вашего ребенка.
Лайтборн ухмыльнулся.
— Браво, — шепнул он. — Вам позавидовали бы самые отъявленные лицемеры.
Он взял Роберта под руку и повел обратно. Следом за ними шли двое мужчин и женщина. Войдя в дом, он поднялся по лестнице и довел несчастных до спальни Миледи.
— Входите, — шепнул он, — там вы найдете конец всем своим бедам.
Женщина вытаращила на него широко открытые глаза, затем вбежала в комнату. Оба мужчины последовали за ней. Роберт слышал приглушенный топот их шагов по коврам, а потом все стихло.
— Войдем и посмотрим, — прошептал Лайтборн, взяв Роберта под руку. — Надо удостовериться, принимает ли Миледи свое лекарство.
Роберт вошел в спальню. Двое мужчин стояли, окаменев, обхватив руками головы, дико вытаращив глаза, словно парализованные страхом какого-то ночного кошмара. Женщина стонала, упав на колени. Миледи сверлила ее пристальным взглядом. Она уже не лежала, свернувшись калачиком, но по-прежнему походила на кошку, правда теперь насторожившуюся, следившую горящими глазами за своей жертвой. Внезапно она метнулась вперед, и Роберт увидел в ее руке кинжал. Кончик лезвия вонзился в горло женщины, из раны вырвалась рубиновая дуга. Миледи застонала от удовольствия, ощутив капли этого кровавого душа на своем лице. Она слизнула одну каплю и стала смаковать влагу на языке. Другие она стала втирать в кожу лица, легонько постукивая пальцами по щекам. Потом она обняла женщину и, зажмурив глаза, принялась лакать прямо из раны на ее горле. Кровь лилась теперь медленным густым потоком, и Миледи почувствовала, как она начала пропитывать ее сорочку. Восторг этого ощущения сделал ее дыхание прерывистым. Она дышала все чаще и чаще, извиваясь из стороны в сторону, пока груди и живот не стали липкими от загустевшей крови. Когда она подняла наконец глаза, в ее взгляде читалась ленивая истома отупения, вызванного удовольствием.