Восхитительно.
Ее лицо расплылось в жуткой ухмылке.
— Похоже, аргумент Тадеуша действительно был верным.
У Роберта возникло ощущение, что при одном упоминании имени Тадеуша на его душу упала мрачная тень.
— Скажите, — прошептал он, — какой аргумент вы имеете в виду?
Маркиза перестала улыбаться.
— Результат его наблюдений и опытов в Богемии. Они содержатся в рукописной книге, которую он подарил мне в знак уважения.
Взяв со стола, стоявшего возле ее кресла, книгу, она перелистала страницы.
— Помните это? — спросила она и повернула книгу так, чтобы ему стало видно. На открытой странице был рисунок, выполненный чернилами. Роберт его действительно помнил, потому что Маркиза уже показывала его раньше. Так же, как тогда, у него похолодела кровь. Это был портрет Первого во Зле, Азраила.
— Как видите, — прошептала Маркиза, закрыв и положив книгу на прежнее место, — у меня уже есть кое-какие книги таинств.
Она еще раз бросил взгляд на книгу, затем погладила Роберта рукой по животу.
— Если вы примете в этом участие в полном согласии со мной, Ловелас, то поймете, что должны делать.
Роберт молча посмотрел на Маркизу, потом стряхнул ее руку со своего живота.
— Мне требуется напряжение всех моих умственных способностей, — заговорил, он, — чтобы разгадать хотя бы намек на то, каково это таинство.
— Оно ужасно.
— Вы меня удивляете, — холодно откликнулся Роберт. — Вы уверены, что не можете сказать мне больше?
— Могу, но предпочитаю не говорить.
Внезапно Маркиза сдернула с себя шаль, под которой была только сорочка с низким вырезом, и обнажила свои иссохшие морщинистые груди.
— Моя плоть, увы, не так свежа, какой была когда-то. Но, я уверена, вы согласитесь, что я по-прежнему умею домогаться мужских прелестей.
— Действительно умеете, мадам, — заверил ее Роберт, задержав на ней взгляд немного дольше, чем принято, и поклонился.
Он направился к выходу и повторил на ходу еще раз:
— Действительно умеете.
Он мог бы выложить Маркизе почти все, размышлял на обратном пути Роберт, не покажи она ему свою выжатую как лимон грудь. Он бросил взгляд на Миледи, полулежавшую на подушках сиденья лодки, и нежно прикоснулся губами к ее плащу в том месте, где он облегал ее совершенные груди. Вместо Маркизы он стал делиться тревожащими его мыслями с ней. Внезапно он вспомнил, говорил ей Роберт, как раз когда они поднимались от реки к дому Маркизы, очень многие подробности событий давних лет. Сначала в памяти возникла картина того, как он пробирался через приусадебный участок к дому мистера Обри в Бродчалке. И в тот же момент вспомнилось нечто другое, продолжал говорить Роберт, как раз то, что тогда, в Дептфорде, словно было подернуто в его памяти пеленой тумана. Он вспомнил, как мистер Обри открыл книгу. Ее страницы были испещрены бессмысленными рукописными знаками. Сцена рисовалась в сознании все отчетливее, фигуры отца и двух других мужчин за столом оживали, а потом вдруг глухо прозвучало хвастливое заявление мистера Обри о том, что данная книга принадлежала когда-то доктору Ди.
«— Подлец, будь проклят, можешь указать
Мне, несравненному, дорогу в ад?
— Дорогу в ад? Извольте, сударь…»
Следующим вечером Роберт и Миледи во весь опор скакали по пыльной дороге на Солсбери. С въездом в город трудностей не предвиделось, потому что им удалось узнать, что королю наскучило пребывание в нем и он со всем своим двором перебрался в Оксфорд. Но, как вскоре выяснилось, не ему одному пришлось сменить место пребывания, потому что, приехав в Бродчалк, они обнаружили, что дом мистера Обри пуст. Слуга сообщил, что хозяин дома путешествует.
— Путешествует? — переспросил взбешенный от разочарования Роберт. — Путешествует где?
Слуга пожал плечами.
— Где угодно. Всюду. Он занимается исследованиями для своей работы. Когда он уезжает по таким делам, найти его невозможно.
Роберт посмотрел на слугу негодующим взглядом. Он заметил, что книжные полки пусты, и спросил, куда подевались книги.
— Они упакованы и отправлены в Лондон, потому что мистер Обри решил продать свое имение. В последнее время его доходы сильно уменьшились.
— Куда именно в Лондон?
Слуга безучастно пожал плечами, давая понять, что это ему неизвестно. Миледи взяла Роберта за руку и пронзила слугу взглядом. Его лицо мгновенно побледнело, глаза вылезли из орбит, он вздрогнул и оперся о стол, чтобы устоять на ногах.
— Итак, вы поняли? — громким шепотом заговорила Миледи. — Вы повстречаетесь с ним, как только он вернется?
Мужчина кивнул головой.
— Хорошо, — умиротворенным голосом сказала Миледи.
Она помолчала, затем вынула из сумочки монету.
— Он может написать нам в Оксфорд, — благосклонно позволила она, уронив монету на пол. — Роберту Ловеласу, адрес: Двор его величества.
Они поехали в Оксфорд в надежде найти там лорда Рочестера.
— Лучше всего, — сказала Миледи, — поскольку Паша избрал его своим наследником, именно ему рассказать о наших поисках книги мистера Обри. Кто еще может обладать могуществом, которое требуется, чтобы читать ее? И лорду Рочестеру она действительно будет необходима, если ему предстоит отправиться в Вудтон, и он надеется на возвращение.
Она заговорила об этом, когда они проезжали по дороге, пролегавшей через лес неподалеку от Стонхенджа, дружно вглядываясь в темноту за деревьями. Ничто не шелохнулось позади, но они хлестнули лошадей, чтобы быстрее миновать неприятное место.
Прибыв в Оксфорд, они выяснили, что лорд Рочестер действительно вернулся с флота и находился при дворе, где не пропускал ни одного застолья, участвовал во всех разговорах. Потому что, как объяснил Роберту однажды вечером Сэвайл, его друг стал в тысячу раз беспутней, чем был до войны, а ведь до войны он уже слыл самым печально известным повесой.
— Так что, — сказал Сэвайл, перемежая свою речь икотой, — придворные льстецы правы, когда говорят: пусть сами голландцы и тупицы, зато они по праву слывут родоначальниками остроумия. Уже давно всем ясно, что чем невоздержаннее становится лорд Рочестер, тем более воспламеняется его кровь. А чем сильнее воспламеняется его кровь, тем он остроумнее. Моим любимым развлечением стало теперь удовольствие напоить милорда и лицезреть, до какой степени дикости он может доходить и до каких бесчинств эта дикость его доводит.
Роберт улыбнулся. Он очень сомневался, что юмор лорда Рочестера зависит от выпитого вина. И сам лорд Рочестер, когда они встретились, с готовностью подтвердил обоснованность его подозрений.
— Кровь! — провозгласил он. — Это самое изысканное из удовольствий, известных душе и плоти. И все же, Ловелас, видите ли…
Он поднял свой стакан, затем погладил себе промежность и продолжил без всякого пафоса:
— Свойство этого самого совершенного из наслаждений в том, что оно не ослабевает, но служит топливом и для всех других удовольствий. До нашего посещения Амстердама я все больше и больше страшился, что пресытился навсегда. И вот теперь мои аппетиты возродились, они стали неистовее и ненасытнее, чем были прежде.
— Рад за вас, милорд, поверьте, я от души за вас рад.
Лорд Рочестер сузил глаза.
— И что, Ловелас, — пробормотал он, — не завидуете, надеюсь?
— Я никогда не позавидую вам, милорд, потому что мне известно кое-что такое, чему вам вскоре придется противостоять.
— Да, — согласился лорд Рочестер с внезапной холодностью. — Отсутствие в вас зависти вполне естественно.
Он резко поднялся на ноги и крикнул слуге, чтобы тот подал плащ. Застегивая его, он молчал, а потом снова поднял взгляд, но смотрел, казалось, мимо Роберта.
— Известите меня, когда найдется этот человек, этот мистер Обри!
— Само собой разумеется, милорд.
— Очень хорошо, — проговорил лорд Рочестер и направился к двери, но остановился на полпути и добавил: — Да, Ловелас… Пока его нет, лучше держитесь от меня подальше.
— Вот как? — удивленно воскликнул Роберт и гневно уставился на него. — По какой причине, позвольте спросить?
Лорд Рочестер зевнул.
— Потому что вы напоминаете мне о вещах, не имеющих никакого отношения к моим удовольствиям. Я возродил эти ощущения не для того, чтобы притуплять их вашей болтовней о виселицах.
Он задержался еще немного, давая Роберту время, чтобы бросить вызов. Не задумываясь, тот действительно наполовину выхватил шпагу из ножен. Но Рочестер только улыбнулся и укоризненно покачал головой. Роберт, покраснев от стыда, убрал шпагу обратно в ножны. Он стоял, словно окаменев, несколько минут и после того, как лорд Рочестер удалился, а потом всю ночь тщетно пытался утопить свое бешенство в вине.
Миледи, когда он позднее рассказал ей об этом, казалось, не удивилась.
— Это обострение чувственности обычно для всех нас, когда жажда крови еще внове. Тогда весь мир кажется созданным только для нашего удовольствия. Однако такое состояние быстро проходит.
Она замолчала, и Роберт, пристально смотревший на нее, заметил в ее взгляде, прежде чем она успела отвернуться, тень внезапного уныния, подобного тому, которое накапливается годами, как песок пустынь наметается ветром. Он поцеловал ее в щеку и улыбнулся, увидев, как Миледи расцвела внезапным румянцем. Она снова повернулась к нему, потом потупила взгляд.
— Ведите себя, как приказал лорд Рочестер, — посоветовала она тихим голосом. — Повторяю, что своим нынешним юмором он не сможет блистать долго.
Она вздохнула, протянула руку к бокалу с вином и осушила его одним глотком, потом уронила бокал на пол и еще раз взглянула на Роберта. Затем провела пальцем по его губам и прошептала:
— Скоро придет время, когда его удовольствия станут такими же редкими и поэтому высоко ценимыми, как теперь мои. И тогда, милый Ловелас, он, так же, как я, станет вашим.