— Вы совершенно не изменились, — заговорила наконец Миледи.
Потом она снова рассмеялась, но тут же нахмурилась и недоверчиво покачала головой.
— Как это возможно, Ловелас? — прошептала она, погладив мои волосы. — Вы такой же молодой и красивый, каким я видела вас в последний раз.
Я окинул ее пристальным взглядом. Роскошные черные волосы, очень мягкие губы, глаза ослепительнее самого яркого золота.
— Вы тоже, Миледи, — шепнул я ей на ухо, — вы тоже не изменились.
— Да, Ловелас, — ответила она, — но вам известно, что я такое.
Я заглянул ей в глаза, потом посмотрел через ее плечо на лежавшую впереди тьму.
— Я видел много чудес, — тихо ответил я ей наконец. — Обрел много неведомой власти.
Она едва кивнула и сказала:
— Так много, что это просто бросается в глаза.
Я улыбнулся.
— Теперь вся эта власть ваша, Миледи.
Я попытался повести ее с лужайки в направлении к дому, но она воспротивилась и снова обхватила меня руками. Она вглядывалась в мое лицо, и ее глаза сияли, но губы были плотно сомкнуты, выдавая терзавшее ее недоумение.
— Что вас смущает? — спросил я.
— Мне необходимо знать, что произошло. Я должна быть уверена, что передо мной действительно вы.
— Как вас понимать? — удивился я, пожав плечами. — Кем я еще могу быть, если не самим собой?
— Не могу сказать, — ответила она, криво улыбнувшись. — И все же я была уверена, милый Ловелас, уверена, что вы умерли.
Я взглянул на кольцо, которое она снова надела на палец.
— Делились ли вы своей уверенностью с теми, кого отправляли искать меня?
Миледи откинула назад волосы, как если бы этот вопрос возмутил ее.
— Конечно нет. Ведь я, как вам известно, привыкла быть обожаемой дамой сердца. В самом деле, Ловелас, только представьте, насколько более жестоко было бы держать их при себе. Они бы давно окончательно спятили. Я же отвращала их от себя, когда любовь только еще начинала их терзать.
Я улыбнулся, потом снова взял ее под руку и на этот раз решительно повел к дому.
— И все же вы смогли бы гораздо проще уберечь себя от сердечной боли, а своих любовников от дальних странствий, если бы сразу отправились сюда вместе со мной на «Праведном пилигриме».
Я почувствовал, что Миледи вздрогнула.
— Как вы могли поверить, — прошептала она, — что я знала, куда вы отправились?
Я нахмурил брови.
— Лайтборн сказал мне об этом.
— Значит, Лайтборн солгал вам. Как солгал и мне.
Я остановился и повернулся к ней лицом.
— Что он вам сказал? — спросил я, медленно выговаривая слова.
— Что вы умрете, если мы не достанем свежее мумие. Мы вдвоем решили, что отыскать это лекарство можно только в доме Маркизы. Вот почему я отправилась в Мортлейк, как только мы прибыли в доки.
— Думаю, вы поступили бы мудрее, просто заглянув в дорожный сундук Лайтборна, — возразил я ей со смехом. — Он оказался не настолько черствым мужланом, чтобы отказать мне в бутылке. А когда вы вернулись, он, должно быть, сообщил вам, что я уехал?
— Он не хотел, чтобы я вас искала, поэтому только сказал, что вы отплыли в Новый Свет.
— Неужели? — тихо пробормотал я и задумался.
Я пощупал свой живот, потом поднял руку и без какой-либо определенной мысли потрогал висевший на плече мешок.
— А это так далеко, — заговорил я снова. — По крайней мере, он сказал вам правду.
Миледи проследила движения моей руки. Она опустила взгляд на мой живот, потом провела по нему рукой, очень ласково, самыми кончиками пальцев.
— Каким образом? — прошептала она.
Внезапно она протянула руку к мешку, но я отдернул его и отступил на шаг.
— Каким образом? — снова спросила она.
Ее лицо, казалось, вмиг стало хищным, исполненным вожделения, а взгляд таким же нетерпеливым, как тогда в Праге, где она впервые следила за чтением книги таинств. Я схватил ее за запястья.
— У нас будет достаточно времени, — прошептал я, — для того, чтобы я рассказал вам об этом, что бы ни крылось за вашим страстным нетерпением. Но сначала…
Я провел ее рукой по своей щеке.
— Сначала, Миледи, мы должны довести до конца еще одно дело.
Мне показалось, что она почти готова уступить, но я почувствовал, как она напряглась. Тогда я грубо поцеловал ее, раздвинув ставшие твердыми губы, и подхватил на руки, надеясь таким образом справиться с ее непонятным сопротивлением. Напряжение ее тела стало ослабевать, а поцелуи внезапно обрели прежнюю жадность. Я почувствовал на губе укус ее зубов. Она облизнула кровь и застонала, откинув назад голову. Ее жарко горевшие глаза были полузакрыты. Она так крепко прижалась ко мне, что я споткнулся и упал. Я засмеялся и снова сжал ей запястье, поднялся и опять подхватил на руки. Я поднялся по лестнице, потом пошел по коридору, нашел открытую дверь и внес Миледи в комнату. Там не было кровати, но всюду на полу были разбросаны подушки, пользоваться которыми Миледи всегда любила. Дверь на балкон была распахнута в летнюю ночь. Я положил Миледи на подушки у самого края балкона.
— Нет, — услышал я тихий стон.
Потом она снова поцеловала меня. Я стал целовать ее шею, потом опустился ниже и, разорвав лиф платья, обнажил безупречные округлости ее грудей. Миледи вся дрожала, пока я стягивал платье с ее плеч и высвобождал из рукавов руки. Потом моя рука стала забираться под ее нижние юбки. Мышцы бедер Миледи снова мгновенно напряглись.
— Нет, — внезапно сказала она, — нет, Ловелас, еще нет.
Она поспешно приподнялась, потом натянула на себя платье, чтобы спрятать обнаженные груди.
— Ну, милорд… — Ловелас хмыкнул и пожал плечами. — Что я должен был думать? Конечно, я смотрел на нее в крайнем удивлении, а мои руки оставались там же, где и были: на округлостях ее бедер. Потом я спросил ее, очень холодно, каким таким целомудренным сокровищем она продолжает, по ее глубокому убеждению, владеть. Миледи не ответила, но рассмеялась смехом отчаяния и пожала своими грациозными плечиками. Тем временем я еще немного поводил руками по ее бедрам, а потом сказал ей, что вряд ли ей стоило становиться таким, как она, существом, так расцвести на крови и смертном грехе, чтобы разыгрывать из себя недотрогу, позволяющую мужчине все, что угодно, кроме совокупления.
— И что же она ответила на столь красноречивую жалобу? — спросил лорд Рочестер.
— Потребовала, чтобы я немедленно убрал руки с ее бедер.
— И вы подчинились?
— Я джентльмен, милорд, поэтому подчинился, но неохотно.
— А потом?
Она напомнила о моем обещании поделиться с ней обретенной мною властью. Я сверлил ее взглядом, чувствуя, что еще больше сбит с толку.
— Как пожелаете, — холодно согласился я. — Я предпочитаю, Миледи, быть верным своим обетам.
Я схватил ее за волосы и потянулся за мешком, потом развязал его и подтащил поближе, чтобы голова Миледи оказалась над ним, чтобы она смогла лучше разглядеть его содержимое. Она сделала глубокий вдох, потом закрыла глаза.
— Мне никогда не приходилось вдыхать такое ядовитое зловоние, — заговорила она наконец. — Что я должна сделать? Присосаться к ранам этой дохлой твари?
— Лучше вам ничего не делать, — ответил я. — Этот вкус может принести вам смерть.
Она нахмурилась.
— Я не понимаю.
— Расскажите мне, чего вы хотите, и я сделаю это для вас.
— Нет, — возразила она, внезапно улыбнувшись какой-то покорной улыбкой обреченного человека. — Нет, это невозможно.
— Уверяю вас, если вы желаете испытать безграничную власть, то это ваш единственный шанс. Понюхайте еще раз.
Я подтолкнул мешок еще ближе к Миледи, потом рассказал ей о том, как краснокожий попробовал содержимое мешка на вкус и чудом остался жив.
Миледи отвернулась, ее лицо было маской страдания. Она долго вглядывалась в ночь, а я — несмотря на охватившее меня огорчение и гнев, — глядя на неподвижный профиль, думал о том, как она мила даже в печали. Я прикоснулся к ее руке, на этот раз нежно.
— В чем дело? — шепотом спросил я. — В чем вы так сильно нуждаетесь?
Она не пожелала встретиться со мной взглядом.
— Я надеялась, — пробормотала она, — что та книга поможет мне так, чтобы вы никогда не узнали об этом.
— Книга уничтожена.
Миледи рассмеялась с горькой иронией.
— В самом деле? — переспросила она, повернувшись наконец ко мне лицом. — Вы знаете, почему я предала вас? Почему я так и не рассказала вам о своем соглашении с Маркизой?
Эти вопросы не вызвали у меня удивления.
— Да, знаю. Лайтборн рассказал мне.
— Но, могу поклясться, не все.
У меня возникло ощущение, будто по моей спине провели холодным как лед пальцем.
— Что вы имеете в виду?
На ее лице снова появилась та же пугливая улыбка.
— Видите ли, я верила в хваленые чудеса Маркизы, верила и полагалась на них, когда она заявила, что овладеет таинственной властью книги. Потому что, Ловелас, я уже выяснила, что не в состоянии овладеть этим сама.
Я удивленно посмотрел на нее.
— Вам уже было это известно?
Она неохотно кивнула.
— И уже много лет. С того самого случая в Мортлейке, когда я спасла Лайтборну жизнь.
На мгновение она замолчала и с отсутствующим видом провела пальцами по округлостям своих грудей.
— Я уже рассказывала вам о том, как Лайтборн забрал меня из борделя, чтобы использовать в качестве актрисы в представлениях своего театра масок. В основном это правда. И все же, милый Ловелас, я рассказала не все.
Ловелас замолчал. Его собственная улыбка тоже вдруг стала кривой и странной.
— Естественно, — продолжил он свой рассказ, — я попросил ее поделиться со мной утаенной правдой. Она ответила, что играла также и на сцене, что Лайтборн писал не только для театра масок, но еще и сочинял пьесы.
Ловелас снова замолчал и некоторое время искоса изучал лицо лорда Рочестера.
— Он выбрал ее для труппы актеров, актеров, милорд, а вовсе не актрис.