По-иному складывается ситуация с мужской Анимой, так как эрос мужчины частично направлен на любимую профессию, занимающие его идеи или духовные переживания, что добавляет ему житейскую мотивацию. Многие мужчины отказывались от научной работы в некоторых областях, так как не могли сделать на этом карьеру: мужчина губит свой внутренний мир, используя духовное познание для того, чтобы сделать карьеру, и тем самым изменяя своему инстинктивному стремлению к истине, ибо в таком случае «драгоценности» неизбежно отравят атмосферу его мистического внутреннего «бракосочетания» со своей душой.
Такая ситуация не обязательно приводит к полному разрушению; в сказке о черных принцессах юноша остается калекой на всю жизнь, но в других сказках герою приходится отправляться в долгое и опасное странствие, чтобы снова найти возлюбленную. Так происходит, когда люди уступают стремлению к власти или авторитету и тем самым нарушают единство с самими собой, — пока несчастье и ощущение тревоги не побудят их снова отправиться на поиски своей души. Обычно такой поиск занимает дол-гие годы. И чтобы вновь обрести внутреннюю целостность, человек должен отказаться от мирских ценностей. Кроме того, герой может избавить от колдовства свою возлюбленную (возлюбленного), пережив страдания или поцеловав жабу (то есть преодолев отвращение).
Теперь я хочу остановиться еще на одном мотиве — мотиве обезглавливания.[52] В некоторых волшебных сказках есть животные-помощники, которые приходят на выручку главному герою или героине: они помогают им советом, или делом, или предупреждают об опасности. Иногда невесту или жениха превращают в животное, которое в конце сказки просит, чтобы ему отрубили голову. Как правило, герой, к которому обращаются с такой просьбой, отказывается, объясняя, что он очень многим обязан этому животному, но животное настаивает. Или же после отказа животное уходит, а потом снова возвращается, и герой, скрепя сердце, достает меч и отрубает ему голову. Животное сразу превращается в человека, которому пришлось жить в зверином облике из-за наложенного на него заклятья.
В сказке братьев Гримм «Золотая птица» говорится о королевиче, который должен найти прекрасную принцессу; в поисках ему помогает лиса, которая в конце сказки обратилась к нему с просьбой: «Ты должен отрубить мне голову и лапы». Герой отказался, так как не мог отплатить черной неблагодарностью своему помощнику. Но спустя какое-то время ему вновь встретилась лиса и стала умолять, чтобы он отрубил ей голову и лапы. На этот раз королевич выполнил ее просьбу, и тогда перед ним предстал прекрасный юноша, брат принцессы, вернувший себе человеческий облик только благодаря тому, что герой обезглавил лису.
Существует немецкая волшебная сказка, в которой юноша оказался у заколдованного замка и увидел маленькую черную собачку, которая попросила отрубить ей голову, и когда он это сделал, колдовское заклятье немедленно спало, а собачка превратилась в принцессу.
В другой сказке братьев Гримм — «Белая невеста и черная невеста»[53] — у ведьмы были две дочери: родная, похожая на мать, и падчерица — добрая и красивая. У падчерицы был брат, королевский кучер, от которого король узнал о его сестре и, увидев ее, захотел на ней жениться. Все они сели в королевский экипаж и поехали в королевский замок. По пути ведьма с помощью колдовских чар сделала так, что падчерица отдала свою одежду, подаренную королем, ее родной дочери. Как только девушка отдала одежду и высунулась из кареты, мать и дочь столкнули ее с моста в самую середину реки. Девушка превратилась в утку, а король, который был околдован ведьмой и ничего не заметил, женился на ее родной дочери. Тем временем утка несколько раз приплывала к королевской кухне и рассказывала о том, что произошло. Поваренок услышал то, что говорила утка, и решил рассказать о ней королю. Король пришел посмотреть на утку, и как только та появилась, выхватил меч и отрубил ей голову. И сразу же перед ним предстала прекрасная девушка, очень похожая на ту, о которой он слышал от кучера. В конце концов она стала королевой, а ведьму и ее дочь казнили.
Итак, в данном случае нужно обезглавить животное. Пока мы обращали внимание только на обезглавливание животного. Однако отсечение голоиы человеку — очень распространенный мотив в алхимии, где он связан с отделением интеллекта от инстинктивного аспекта психики. Именно так интерпретирует Юнг обезглавливание дракона и Эфиопа в своем труде «Mysterium Coniunctionis».[54] Это должно означать следующее: если вы отделяете интеллект от инстинктивных влечений, то появляется некое психическое отчуждение или объективность, которые позволяют человеку без предубеждения смотреть на свой собственный материал — влечения, побуждения и мысли. Происходит некоторое отделение интеллекта, он утрачивает бессознательную связь с остальной частью личности и начинает играть роль беспристрастного зеркала, что можно наблюдать при работе с активным воображением, в процессе которого необходимо сочетание беспристрастности с мужеством. Человеку нужно отделиться от своего Эго и объективно посмотреть на происходящее.
Но обезглавливание может также означать sacrificium intellectu[55] отказ от желания понимать, чтобы дать возможность действовать другим формам осознания. Если я постоянно думаю об отношениях с каким-то человеком, тем самым я подавляю свою способность эмоционально осознать ситуацию, поэтому иногда интеллекту следует отстраниться и дать возможность проявиться другим формам психической жизни. Ибо когда речь идет о божественном таинстве, следует отказаться от узкого желания постичь все интеллектуально, и там, где присутствуют другие формы осознания, интеллекту нужно на время отойти на второй план и не выходить за рамки своего действия.
Иное дело, если речь идет об обезглавливании животного, так как у него голова — самая интеллектуальная часть тела. Как правило, мы склонны связывать процесс сознания и мышления с головой любого существа. В таком случае обезглавить животное — значит отделить от тела его способность к мышлению, что совершенно меняет дело по сравнению с обезглавливанием человека, ибо это должно означать отсечение именно того элемента побуждения, который связан со злым умыслом. Животные не заходят так далеко, чтобы создавать философскую систему; по крайней мере, мы не знаем об этом. Зато нам хорошо известно, что их сообразительность проявляется как некая злонамеренность, то есть как использование определенных действий в определенных целях. Нам неизвестно, сознательно или бессознательно это делается, но мы можем понаблюдать за поведением животного и убедиться в том, что оно соображало, что делало. То же самое можно увидеть, наблюдая за влечениями человека. Женской психике свойственна склонность к интригам — любая женщина не сможет отказать себе в удовольствии полуосознанно поинтриговать, например, «случайно» сесть на лекции рядом с мужчиной, к которому испытывает интерес и т. п. Ее инстинктивное влечение не совпадает с ее эго-сознанием. В той же мере подобные проявления присущи мужской Аниме и Тени. Человек, движимый влечением, для достижения своих целей может прибегнуть к действиям, хорошо спланированным на бессознательном уровне, которые нарушают сознательное единство личности: правая рука не ведает, что творит левая. Так проявляется элемент некой внутренней рассогласованности.
Св. Фома Аквинский говорит о разнице, существующей между concupiscentia[56] и cepiditus:[57] в первом случае это просто плотское влечение, когда человек очень хочет чего-то. Но когда речь идет об алчности, жадности или чем-то подобном, добавляется деятельность интеллекта, которая придает влечению дополнительное нечистоплотное качество, обусловленное присоединением элемента намеренности или хитрости. Можно сопоставить поведение человека, одержимого влечением, с поведением животного. У животного есть свои уловки или же одному сильному влечению может противодействовать другое и т. д. Но влечение человека в какой-то мере связано с работой сознания, которое обостряет это влечение, ибо в сферу инстинктов вмешивается нечто новое, и в результате деятельность инстинктов существенно искажается. Отделяя и отчуждая элемент, который принадлежит человеческому сознанию, и таким образом оставляя «обезглавленным» тело животного, которое служит сырьем для инстинктивного влечения, можно интегрировать всю проблему на человеческом уровне.
В заключение хочу сказать еще несколько слов. Наверное, вы заметили, что я использовала несколько иной способ мышления при интерпретации всех этих волшебных сказок. Работая с символическим фольклором, можно мыслить двумя способами: во-первых, о нем можно думать, оставаясь вне его, над ним или рядом с ним и время от времени сверяясь, насколько ваши мысли соответствуют действительности. От этого способа никуда не деться; это традиционный способ мышления, которому мы научились еще в школе. Но если мы попробуем некоторое время думать иначе, наше мышление совершенно изменится; мы все равно будем продолжать думать об этом, но теперь наш процесс мышления станет похожим скорее на вслушивание в то, что должен сказать сам символ. Тогда мышление становится инструментом, который помогает самовыражению материала.
Именно такое мышление Юнг называет символическим мышлением. Научиться ему не так просто; чем больше человек привык к научному способу мышления, тем труднее ему переключиться на символическое мышление. Но благодаря ему вы получаете бесценный инструмент, чтобы понять «психическое сырье», а также новые, еще неизвестные проявления психики, которые нам следует знать, если мы имеем дело с бессознательным. Я хочу поддержать ваши усилия в этом направлении, так как они помогут вам по-новому осознать богатый материал, который не удается постичь другими способами.