ри, ей приходило в голову, что они ближе, чем мать и дочь, что они сестры, лучшие подруги и роднее их нет никого на свете. Леда казалась Мари такой разной, но старой – никогда. До нынешней ночи.
Острый, леденящий страх пронзил Мари. Мать Леды умерла, не дожив до сорока зим. Случилось это за два года до того, как Леда встретила Галена и зачала Мари, но она много рассказывала дочери о бабушке. Отчего же она все-таки умерла? С маминых слов, она стала чахнуть, таяла на глазах и умерла, едва успев передать ей свои знания. Мари избегала расспросов, чтобы не растравлять горе Леды, но про себя поклялась доискаться, что же случилось с бабушкой. Неужто и маме грозит та же беда? Может быть, это участь всех Жриц?
Нет! С мамой ничего подобного не случится, ни сейчас, ни в будущем. Даже если нам с Зорой суждено всю жизнь ходить в ученицах, пусть так. Напряжение Мари, видимо, передалось Ригелю, потому что тот беспокойно завозился во сне, вопросительно тявкнул, повернул голову, разбудив Леду. Мать уставилась на Мари сонными глазами.
– Пора?
– Сейчас проверю. – Мари выпустила Ригеля из объятий, тот заворчал, потянулся, зевнул. Девушка подбежала к смотровому оконцу. Ночная тьма понемногу рассеивалась, уступая место жемчужно-розовому утру. Мари обернулась к матери. – Да, пора.
Мать и дочь молча подкрепились, накормили Ригеля. Тщательно оделись, убедившись, что руки и ноги Мари полностью закрыты, а волосы прокрашены; нанесли маску из глины, скрыв ее тонкие черты лица. Мари прихватила пращу и мешочек с гладкими камнями. Они с матерью наполнили бурдюки смесью против волкопауков. Когда все было готово, задержались у порога.
– Идти надо быстро и бесшумно, – предупредила Леда. – Солнце еще не взошло, но как только взойдет и туман рассеется, ты станешь уязвимой. Наверняка люди Клана сегодня выйдут искать пропавших близких.
– Будем сторониться троп и постараемся не шуметь.
– И будем начеку. Помни, ты уязвима не только из-за своей кожи. Если кто-нибудь из наших увидит тебя с собакой – не знаю, как они себя поведут.
Зато Мари знала – прочла прошлой ночью по глазам Ксандра.
– Не допущу, чтобы они увидели Ригеля. Он знает команду «прячься» – мы тренируемся всякий раз, когда я его вывожу. В последнее время он даже в команде не нуждается. Я просто машу рукой и мысленно велю ему затаиться – и он понимает. – Мари ласково погладила щенка, чмокнула в нос и кивнула матери.
Леда отворила дверь, раздвинула посохом колючие ветви ежевики, и Мари с Ригелем пустились за ней следом по извилистой потайной тропке, все дальше и дальше от дома.
Миновав ежевичник, Мари остановилась и, от волнения закусив губу, оглянулась на дом, надежно скрытый кустами.
– Что с тобой? – встревожилась мать.
– Если бы я только знала, как скрыть запах Ригеля! Если Псобратья доберутся до нашей норы – с терьерами ли, с овчарками – его точно учуют.
– Так не станем давать им повода приближаться к нашему дому, – сказала Леда.
Мари горячо кивнула.
– Хорошо, тогда всю дорогу буду нести Ригеля на руках. Еще не хватало, чтобы щенячьи следы вывели их сюда.
– Что ж, вполне разумно, – отозвалась Леда.
Взяв на руки Ригеля, теплого и увесистого, Мари подумала: подрастет еще немного – и его уже далеко не унесешь. Крепко держа щенка, пробиралась она следом за матерью сквозь влажный, изобиловавший ручьями лес, где в изобилии росли ивы и рябина – территорию Землеступов. Здесь, вблизи норы, Мари и Леда выпалывали все съедобные растения, что могли бы привлечь людей, будь то их соплеменники или Псобратья – зато давали разрастись ежевике, жгучей крапиве, ядовитому сумаху и заманихе, чтобы этот клочок леса все обходили стороной. Среди неприглядных и опасных растений, казалось бы, не пролегало ни единой тропы, но мать и дочь продвигались вперед быстро и уверенно.
Как было условлено перед выходом, они направились не к Поляне собраний, не к кусту остролиста, под которым найдены были следы Ригеля, а к месту гибели Ксандра, откуда они вчера втроем побежали к дому.
Леда шла впереди, когда они выбрались на поляну, где папоротники были вытоптаны и поломаны. Ригель встрепенулся у Мари на руках, заскулил, стал принюхиваться.
– Ксандр здесь? – предположила Мари.
Леда знаком велела ей оставаться на месте, а сама двинулась вперед и вдруг замерла, схватившись за горло.
– Мама… – шепнула Мари.
Леда, склонив голову, беззвучно зашептала молитву и лишь затем обратилась к дочери:
– Ты не ошиблась. Ночью сюда наведались тараканы. – Взяв Мари под руку, Леда увела ее подальше от страшных останков. – Сюда. Здесь мы отбивались от пауков, до сих пор пахнет лавандой.
– А вот здесь мы упали. – Мари указала на яму, куда их толкнул Ксандр, когда выбежал им на защиту. – Ладно, спущу Ригеля на землю. – Мари выпустила щенка, утерла со лба пот, потянулась, давая отдых затекшей спине. – А теперь вернемся к кедру, где мы прятались.
Шли они быстро и молча. Земля была влажной после ночного дождя, и Мари с радостью отметила, что большие, как у взрослого пса, лапы Ригеля оставляют четкие следы. Мари с матерью тоже, разумеется, оставляли следы, но Мари то и дело бросала Ригелю палки и сосновые шишки, щенок бегал кругами и приносил их, а Леда заметала часть отпечатков большим листом папоротника-дербянки.
Когда они пришли к сухому кедру, Леда нырнула в шатер из плюща. Мари осталась снаружи, не пуская Ригеля в шатер, пока мать заметала следы, оставленные накануне, когда они прятались здесь вчетвером. Когда она вышла, Мари раздвинула лозы плюща и велела Ригелю: «Прячься!»
Щенок радостно забежал в шатер, завертелся волчком, а потом прилег, поглядывая на Мари и стуча хвостом по ковру из сухих листьев – игра доставляла ему явное удовольствие. Мари дала ему полежать с минуту, чтобы в укрытии остался его запах.
– Учуять здесь Ригеля не составит труда. А теперь – к кусту остролиста, велю ему и там спрятаться.
И вся троица поспешила от кедра к остролисту. Уже на подходе Мари увидела следы страшной схватки: вытоптанные папоротники, расколотые бревна, поломанные кусты. Разглядев вблизи оперение стрелы, Мари поспешно отвела глаза.
– Еще один Землеступ. Еще одним родичем меньше, – вполголоса промолвила Леда. – Скольких же они убили?
– Ксандра, вот этого, а еще на Поляне собраний при мне застрелили Уоррена, – ответила Мари.
– Уоррена? Как жаль! Сиана будет горевать.
Мари промолчала, но не из черствости, не оттого, что ее не трогало чужое горе. Она попросту не понимала, как может женщина скорбеть о человеке, который почти не уделял ей внимания. Ксандр – дело иное. Он растил Дженну – был ей не только отцом, но и заменил мать. А Уоррен? Ей хотелось спросить Леду, часто ли он приходил к ней на очищение, стремился ли ради подруги сохранять здравый рассудок или же, подобно многим, плыл по течению, поддаваясь ночной лихорадке?
Отбросив прочь посторонние мысли, Мари указала на куст остролиста:
– Ригель, прячься!
Щенок юркнул под куст, завертелся волчком, улыбнулся по-собачьи в предвкушении новой игры.
– А отсюда – к ручью? – уточнила Леда.
– Да, но сначала пусть побегает за палкой, каждый раз в новое место. – Мари подняла с земли палку. – Ригель, принеси! – Она метнула палку, Ригель бросился за ней и, довольный, принес ее Мари. Больше десятка раз кидала она Ригелю палку, каждый раз в новом направлении. И наконец кивнула матери: – Пожалуй, хватит. Теперь к ручью.
Мари подозвала Ригеля, и все трое стали осторожно спускаться по крутому откосу.
– Смотри под ноги, Мари, – предупредила Леда и взяла дочь за руку. – Здесь кругом ямы да острые ветки, а под листьями не видать ничего. Берег коварный, поэтому переход на Поляну собраний не здесь, а намного ниже по течению.
Мари, крепко держа мать за руку, помогала ей спускаться, а Ригель несся вскачь, и обе заулыбались: до чего же длинные, неуклюжие у него лапы!
– Думаю, он даже Ориона перерастет, – сказала Леда, отдуваясь, когда они остановились внизу передохнуть.
– Думаю, Ригель вырастет красавцем! А еще думаю, что все у нас сегодня получится. После наших сегодняшних хитростей ни один Псобрат не сможет выследить Ригеля и обнаружить нору, – ответила Мари с надеждой, что слова, произнесенные вслух, станут правдой. – И с нынешнего дня буду осторожнее. Никогда не стану возвращаться домой прямой дорогой, а на подходе к норе буду брать его на руки.
Леда вскинула бровь.
– Даже когда он вырастет?
Мари решительно кивнула.
– Даже когда вырастет. Я и так сильная, а к тому времени у меня сил еще прибавится.
Леда улыбнулась, глядя на веселого нескладного щенка, а затем с любовью и гордостью посмотрела на дочь.
– Девочка моя, тебе все на свете по плечу, если постараешься.
Держась за руки, мать и дочь вместе переходили ручей. Вода поднялась от ночных дождей, и коварное течение мешало идти. Мари крепко сжимала худенькую руку матери и поглядывала на Ригеля, жалобно скулившего у кромки воды.
– Ну же, Ригель! Ты все можешь!
Щенок тотчас умолк, глянул на Мари, навострив уши, и наконец бросился в воду. Он уверенно плыл, чихая и отфыркиваясь. Втроем они выбрались на другой, пологий берег, и мать с дочерью, посмеиваясь, наблюдали, как Ригель энергично отряхнулся и принялся кататься по мху возле ближней статуи Матери-Земли.
Смех оборвался, стоило им взглянуть на другие изваяния. От святилища остались руины. Охотники не пощадили ухоженных статуй, разнесли все на своем пути. Мари смотрела, как мать блуждает от одного поруганного идола к другому. Вначале Леда пыталась привести в порядок сломанные папоротники и истоптанный мох, но увидев, что вырубленная из песчаника голова одной из Богинь снесена с плеч и расколота, застыла от горя. Она опустилась на землю, держа на коленях осколки разбитого лика, и гладила их, будто надеясь, что от ее прикосновения трещины срастутся.
Мари посмотрела на небо. На востоке оно уже полыхало огнем и синело лазурью – утро в разгаре.