– Когда я стану Жрицей Клана – ни за что не буду пачкаться. Честное слово! Никогда! Ты, может, и любишь в грязи возиться, а я – нет уж, увольте!
Мари не стала возражать, а молча двинулась вперед, не придержав за собой ветку ежевики. И они с Ригелем насмешливо переглянулись, услыхав позади приглушенный вскрик.
24
– Какая красивая! И поди догадайся, что она здесь! – благоговейно прошептала Зора. – Можно подойти поближе к Матери-Земле? – Мари не отвечала. Она застыла у края поляны молча, глядя в пустоту. – Что с тобой, Мари?
Ригель заскулил и порывисто лизнул своей спутнице руку.
– Что? Ах, да, все хорошо. – Мари рассеянно поглаживала Ригеля, набираясь у него сил.
– По тебе не скажешь, что все хорошо. Вид у тебя такой, будто тебе дурно.
Мари заглянула Зоре в глаза:
– Здесь я похоронила маму – в объятиях Матери-Земли. И… и с тех пор сюда не приходила.
– Ах… вот почему ты побледнела. Прости меня, Мари, – тихо сказала Зора. – Можно подойти к Матери-Земле? – повторила она вопрос, а затем добавила: – Хочу помолиться о Леде.
– Маме это пришлось бы по душе.
Перед тем как выйти на поляну, Зора коротко сжала руку Мари:
– Хоть мы с тобой и не подруги, но от души соболезную.
Не в силах выговорить ни слова, Мари кивнула и часто заморгала. Зора, выйдя на поляну, вдохнула всей грудью и крикнула Мари через плечо:
– Цветы – просто чудо! Медом пахнут! С виду знакомые, только забыла, как называются. Что это за цветы и как вы их здесь вырастили?
– Это незабудки, цветы, которыми я расписала очаг. Только я их не растила. Раньше они здесь никогда не цвели, – удивилась Мари. Зора стояла неподвижно, обратив к ней лицо. Мари нагнулась и осторожно погладила нежные голубые цветы, а Ригель зарылся в них носом и с наслаждением вдыхал аромат. – Они только в середине лета зацветают, а здесь и вовсе никогда не растут.
– Это она их тебе послала, – сказала Зора.
– Откуда ты знаешь, что это от мамы? – Мари смахнула непрошеную слезинку.
– Нет, не Леда. – Зора кивком указала на идола. – Это тебе послание от Великой Матери-Земли.
– Она с тобой говорит? – спросила Мари, вглядываясь в бесстрастное лицо статуи.
– Не словами, но я чувствую присутствие Богини. А ты ее слышишь?
Мари грустно покачала головой.
– Нет.
– Но чувствуешь ее присутствие? – Не дождавшись ответа, Зора улыбнулась и сказала: – Что Богиня о тебе печется, это я точно знаю. Послать Ледины любимые цветы тебе в утешение – это не пустяк. – Зора приблизилась к статуе Матери-Земли. Мари наблюдала за ней: Зора преклонила колени, воздела к небу руки и что-то зашептала, слов было не разобрать.
Смутившись, будто она ненароком подслушивала чужой разговор, Мари опустила глаза, ожидая увидеть холмик земли там, где была свежая могила матери. Но это место ничем не отличалось от прочей части поляны – точно так же зеленела трава и благоухали лазоревые цветы.
Мари вновь обратила взгляд к лику Матери-Земли и, созерцая изваяние Богини, готовилась принять все, что ни пошлет ей Великая Мать. Она прошептала:
– Если эти цветы и вправду твой дар, спасибо тебе. Маму я никогда не забуду. Забыть ее – это все равно что забыть, как дышать. Как бы там ни было, спасибо.
– Ну вот, теперь полегчало! – Зора поднялась с колен и стояла в бледном свете луны, воздев к небу руки, запрокинув голову. Кожа ее уже не отливала серебром, и когда она обратила лицо к Мари, она улыбалась. – Я готова к первому уроку, будем учиться призывать луну.
– Знаешь, где север?
Зора склонила набок голову, призадумалась. И указала на изваяние.
– Вон там север.
– Правильно. Вот и начнем с севера. Знаешь почему? – спросила Мари.
– Потому что там начало всех начал?
– Ну да. Но потому север – начало всех начал, что земля для нас – живое существо, и голова у нее на севере, вот мы и начинаем оттуда.
Зора кивнула:
– Понятно.
– Куда ты дела папоротник?
– Вот он, здесь. – Зора достала папоротник из гущи ароматных цветов, где он покоился все это время.
– Положи его посреди поляны. – Зора повиновалась, а Мари, встав лицом к Богине, открыла ящичек с углями и подожгла оба пучка шалфея. – Это тебе. – Мари протянула один пучок Зоре, та подскочила и нетерпеливо схватила его.
– А дальше?
– Отойди от меня на пару шагов, чтобы у нас был простор для движения.
– Для чего это?
– Вот так, хорошо. Вот как объясняла мне мама, когда я была маленькая. Луна должна знать своих Жриц, и, подобно земле, она ценит красоту. Вот мы и должны представиться луне – вытанцевать на земле при лунном свете наши имена.
Беспокойство на лице Зоры сменилось довольной улыбкой.
– Правда? Я должна представиться в танце?
– Да, – подтвердила Мари. – Итак, пока ноги выписывают в танце буквы твоего имени, в руках у тебя будет дымящийся пучок шалфея. Он будет кружиться вместе с тобой, повторяя твои движения. Знаешь, почему из всех трав я выбрала шалфей?
Зора махнула зажженным пучком и тихонько кашлянула.
– Потому что он дымит?
– Нет, это, пожалуй, совпадение. Он обладает большой целительной силой, особенно для женщин. Масло из листьев шалфея излечивает многие болезни. А если его высушить и поджечь, дым очищает. Шалфей хорош для начала нового дела, как сегодня. Когда я впервые предстала перед Луной, мама точно так же велела мне танцевать с горящим пучком шалфея.
– Кажется, понимаю. Что еще я должна делать в танце – или только имя выписывать?
Мама, что я должна делать, когда вывожу свое имя?
Просто радуйся, девочка моя. Пусть Луна увидит, как счастлива ее будущая Жрица исполнять свой первый танец. Танцуй по всей поляне – наполни ее смехом, благоуханием и своей неповторимой красотой.
Слова Леды вились в воздухе вместе с пряным дымком шалфея. Мари улыбалась, а по щекам катились слезы.
– Просто радуйся, только и всего. Покажи Луне, какое для тебя счастье быть ее Жрицей. И танцуй по всей поляне, пусть она наполнится благоуханием, движением, счастьем.
– Это я сумею. Когда начинать?
– Давай вместе. – Мари взмахнула пучком шалфея, представила в уме, как выводит в танце букву М, и пустилась в пляс.
Вначале Мари было трудно расслабиться. Больше десяти зим минуло с тех пор, как посвятила она Луне свой первый танец. Была она тогда смешливой девчушкой, выплясывала маленькими босыми пятками на цветущей земле свое имя, танцевала с мамой, и полнилась поляна счастьем, ароматным дымком и любовью. На сей раз двигалась она скованно, даже неуклюже. Но когда затрепетали над поляной прозрачные струйки дыма и дробный Зорин смех зазвенел в такт ее движениям, Мари почувствовала себя лучше. Движения были ей давно знакомы, знакома и поляна. Место безопасное, здесь она как дома. Их с мамой родное место – здесь она родилась и выросла, здесь недавно похоронила Леду. Ноги Мари выписывали ее имя среди ароматных голубых цветов, и в сердце шевельнулась… нет, пока еще не радость, лишь мимолетная надежда избавиться от грусти, и Мари расправила руки, будто крылья. Вспомнив, как хорошо было когда-то им с Ледой на этой полянке, Мари отдалась танцу.
Вдруг издалека долетел вопль – звериный, исполненный ненависти, он нарушил мирную тишину рощи.
– О Богиня, только не это! Спрячь меня от них! – Зора подбежала к Мари, схватила ее за руку.
Мари метнула взгляд на Ригеля. Щенок невозмутимо лежал у ног статуи Богини. Крики как будто не тревожили его, он лишь навострил уши и устремил вдаль зоркие глаза.
Мари невольно расслабила плечи:
– Нам они не страшны. Они не знают, что мы здесь, и даже если б знали, сквозь ежевичник им все равно не продраться, – сказала Мари и добавила: – А кто это?
– Наши собратья. От них я и пряталась на дереве.
За первым криком последовал второй, уже с другой стороны.
– Знаешь, где они? – спросила Мари.
– Где первый – не знаю. А где второй – догадываюсь. Возле моей норки. Точнее, того, что от нее осталось, – буркнула Зора. – Теперь они не только по ночам беснуются. Я их боюсь. Мне пришлось убегать от них днем.
Раздался новый вопль, ближе, чем первые два.
– Это ведь возле клена, где я пряталась? – Даже при лунном свете от Мари не укрылось, как побледнела Зора. Она заглянула Мари в глаза. – Понимаешь, насколько это опасно?
– Ясное дело, опасно. Вчера ночью я тоже слышала крики, но кричал как будто один человек, – отозвалась Мари.
– Нет, не один. Они все орут. Во всяком случае, все, кто до сих пор жив. Знаю, Мари, тебе нет дела до Клана, да и я не стану прикидываться такой же благородной и любящей, как твоя мама, но если не начать их омывать от ночной лихорадки, то Клану скоро конец.
Мари вгляделась в лицо Зоры, серьезное и испуганное.
– Ладно, тогда продолжим урок, пока хоть кто-то из Клана уцелел.
– Ты могла бы их омывать. То есть пока я не закончила учение, – предложила Зора.
– Нет. Неизвестно, чего от них ждать, слишком уж буйные. Случись что со мной, Ригель зачахнет от горя. Не представляю, что он станет делать, но наверняка без меня долго не протянет.
– А он тебе дороже твоего Клана.
Мари ответила, хотя это и не был вопрос:
– Да, он мне дороже Клана – твоего Клана. Это не мой Клан, Зора. И никогда моим не был. Моей была только мама. – Мари отвернулась от Зоры и направилась к папоротнику, жалкому и поникшему, брошенному посреди поляны. – Пойдем, – велела она, не глядя на Зору. – Первый урок посвятим исцелению.
– Исцелению? Лучше сразу научи меня призывать луну и омывать Клан. А все остальное – потом, – попросила Зора, плетясь следом за Мари.
– Или мы учимся по-моему, то есть по-Лединому, или вовсе не учимся, – отрезала Мари и, положив тлеющий пучок шалфея возле папоротника, знаком велела Зоре сделать то же. – Садись рядом с ним. – Мари указала на увядший зеленый куст.
Зора со вздохом опустилась на землю. Взяла двумя пальцами лист, тут же выпустила, и он безвольно поник. Зора глянула снизу вверх на Мари.