– Никогда не любил берег землерылов, – пожаловался Дэвис. – Сосны какие-то чахлые, кругом грязь, гниль и сорняки. Но тут красиво. Надо будет сорвать парочку таких папоротников. Если посадить их у воды, думаю, они разрастутся и у нас.
– Здесь жуткая сырость. Эти папоротники любят в такой жить, – проворчал О’Брайен, с омерзением отряхивая комок липкой грязи с башмака. – Землерылы любят эту низину, почему – понятия не имею.
– Я знаю, – сказал Ник. – Потому, что мы ее терпеть не можем.
– Похоже на то, – согласился Дэвис. – Что ж, пусть они тут и живут. Чуете? Чем-то воняет.
– Чем-чем, грязью, – с неожиданным раздражением отозвался О’Брайен. – Нет, брат, я тебя, конечно, люблю и все такое, но после всего будешь должен мне новые башмаки.
– Договорились, – сказал Ник. – Но пахнет не грязью.
– Кэмми что-то нашел, – Дэвис указал на белый хвост терьера, мелькнувший в зарослях папоротника.
Все трое поспешили за ним. Миновав пригорок, они увидели ручей, бегущий через кедровую рощу. Ветерок переменил направление и усилился, отчего от вони, и без того невыносимой, Ника едва не стошнило. Тут же донесся возбужденный лай.
– Кэмми, стой! – скомандовал Дэвис, устремляясь за собакой. Ник и О’Брайен бросились следом.
Все трое резко остановились посреди рощи, обнаружив останки животного, рядом с которыми призывно лаял терьер.
– Молодец, Кэмми, хорошая работа! – похвалил Дэвис. Все трое не спускали глаз с того, что свисало с кедровых сучьев.
– Не понимаю. Олень – добыча редкая, драгоценная. Зачем его бросили гнить? Мясо. Шкуру, потроха. И все пропало, – сказал Ник. – Обрежьте веревку. Пусть лес поглотит его.
О’Брайен достал нож, отыскал конец веревки и быстрым движением перерезал ее. Туша с отвратительным чавкающим звуком рухнула на землю.
– Взяли сердце, печень и мякоть бедра, груди и шеи. И все. Съели только это. Больше ничего не тронуто, – отметил Дэвис.
– Но зачем было отрезать тонкие ломтики и бросать остальное? – подивился О’Брайен.
– На горло посмотрите! – воскликнул Дэвис.
Закрыв нос рукавом, Ник присел на корточки возле оленьей туши.
– Не вижу следов от ножа или стрел. Ему сломали шею, а горло и живот разодрали, как мне это видится, зубами.
– Не похоже на звериные укусы, – сказал Дэвис.
– А это и не звери, – мрачно изрек Ник. – Мне это не нравится. Совсем. Не хотел говорить, да придется: это похоже на свежевателей.
– Каких свежевателей? Брат, ты что, они же не выходят из своего Города? – сказал О’Брайен.
– Знаю, но знаю и то, что с этого оленя частично снимали шкуру… – Ник помедлил, ближе присматриваясь к туше, – …пока он был еще жив.
Дэвис принялся изучать следы в роще:
– Самцы. Несколько. Ник, я понимаю, почему ты говоришь о свежевателях, но здесь следы плоских широких лап, какие бывают у землерылов. Хотя зачем им бросать тушу целиком, ума не приложу.
– Спятили потому что, – отозвался О’Брайен. – Это же землерылы, кто их разберет.
– Но ведь раньше такого не бывало, правда? – не унимался Ник.
– Нет, не слышал, – сказал О’Брайен. – А ты, Дэвис?
– И я не слышал. Никогда. Чтобы бросили целую тушу – редкой, благородной добычи?
– Лес меняется. С землерылами тоже что-то стряслось, – заговорил Ник, и под кожей у него странно защекотало. – Это еще одно тому доказательство. Надо убираться отсюда. Нутром чую: девчонки и щенка тут нет. Если у них хватило ума скрыть от нас следы, то туда, где рыщут бешеные самцы, они уж точно ни ногой. – Ник в последний раз печально обозрел загубленного оленя, как вдруг Кэмми зарычал.
– Что-то приближается, – сказал Дэвис. – Опасность.
Все трое вскинули арбалеты и стали было осторожно выбираться из рощи, как вдруг из теней материализовались пятеро землерылов.
Они двигались со звериной повадкой, сгорбившись и выставив когтистые передние конечности. Тот, что был крупнее прочих, оскалил зубы и гортанно, почти нечеловеческим голосом, проговорил:
– А теперь мы поохотимся на вас! – точно по сигналу, после его рыка остальные перешли в нападение. Все, как один.
– Бегите на холм! – заорал Ник, поразив стрелой того, кто собирался на него кинуться. – Оттуда мы их достанем!
– Кэмми! Беги! – завопил Дэвис, и терьер побежал вверх по пригорку, подальше от когтей землерылов.
Ник видел, что и Дэвис был на полпути до вершины холма, и О’Брайен поспешает за ним. Обернувшись, он приготовился обороняться.
– Беги, О’Брайен! Выбирайся отсюда!
– Я тебя не брошу! – закричал О’Брайен в ответ.
Ник скорее почувствовал, чем увидел, замешательство кузена. – Ты и не бросаешь! Просто добеги до вершины и стреляй оттуда!
– Понял! Я… – слова О’Брайена потонули в сдавленном крике: «Аааа!». Еще одного землерыла Ник поразил стрелой в шею. Клокоча и корчась, здоровенный самец рухнул на землю, отчего трое остальных пришли в замешательство, и за это время Ник разглядел, что кузен борется еще с одним.
– О’Брайен, я иду! – легко, как вода обтекает камень, он вскинул арбалет, прицелился и одним выстрелом уложил сразу двоих. Третий, совсем молодой и чуточку менее звероподобный, сердито завизжал и растворился в лесу.
Ник обернулся и попытался было выстрелить в того, с кем боролся его кузен. Но не смог: слишком близко они находились друг от друга. Тогда он рванул к брату, что есть сил работая локтями. Ловко выхватил из вшитого в пояс кармана нож. Когда землерыл оказался к нему спиной, быстро всадил в него нож по самую рукоять. Самец скрючился и заорал в агонии, но, прежде, чем испустить дух, успел вонзить клыки в ногу О’Брайена.
– Нет! – вскрикнул Ник, когда его брат взвыл от боли. Отшвырнув корчащегося землерыла, отчего тот покатился с холма, он обхватил О’Брайена за талию, придерживая его, и закричал:
– Бежим! Скорее!
Вжих! Вжих! Две стрелы нашли свою цель за спиной Ника. Когда они с О’Брайеном добрались до вершины холма, их уже ждали Дэвис с арбалетом в руке и рычащий Кэмми.
– Я уложил обоих, – сказал он. – Больше ни одного не вижу.
– Когда я заметил того, кто на меня напал, было слишком поздно, – О’Брайен тяжело дышал, привалившись к брату. – Они прятались в лесной траве. Затаились. И напали из засады!
– Надо убираться отсюда. Немедленно! – сказал Ник. – Дэвис, отправь Кэмми вперед. Вели ему подать голос, если учует землерыла. – Свободной рукой он поставил арбалет наизготовку. – Прикрой нас.
– Сделаю, – пообещал Дэвис. – Кэмми, домой! Сторожи!
И все трое, связанные узами кровного родства и дружбы, стали пробиваться вперед. На них напали еще два самца – одного поразила стрела Ника, второго застрелил Дэвис. Они не останавливались, чтобы отдохнуть или обговорить дальнейшие действия, пока не добрались до того самого ручья, на берегах которого все и началось пару недель назад.
Ник прорезал ножом окровавленную штанину О’Брайена и обнаружил на лодыжке брата глубокие следы от укуса.
– Суй ногу в воду. Промой рану. Быстрее, О’Брайен, – скомандовал Ник. – Дэвис, вели Кэмми сторожить. Пусть предупредит, если кто еще появится.
Дэвис прошептал что-то умному маленькому терьеру, и тот вспрыгнул на большой камень на берегу запруды. Оттуда он нюхал воздух и острым взглядом оглядывал густой кустарник вокруг.
– Готово. Чем я могу помочь?
– Собери мох вон с той статуи и оторви от своей рубахи лоскут. Сделаю перевязку, приложу к ране мох и двинем домой, – сказал Ник.
– Сейчас. – Дэвис помчался к каменному идолу землерылов, чем-то напоминавшему женщину, поднимающуюся из земли.
– Черт побери, Ник! Я повредил кожу! – О’Брайен принялся расчесывать рану, точно хотел вырвать ее совсем и тем самым отсрочить смертный приговор.
– Перестань, брат, ты чего? – Ник схватил О’Брайена за руки, чтобы тот не сделал хуже. – Все не так страшно. Сейчас сделаю перевязку, и отведем тебя к Целителям.
О’Брайен откинулся назад, опустив ноги в проточную воду и дрожа всем телом. – Они бессильны. И ты это прекрасно знаешь. Я покойник.
Ник затряс О’Брайена за плечи:
– Не сдавайся!
– Вот, лови! – Дэвис швырнул Нику пучок густого зеленого мха.
Ник обложил им рану, стараясь не думать о зияющей кровоточащей пустоте там, где зубы вырвали кусок плоти.
– Все будет хорошо. Сосуды не задеты.
Дэвис закрыл ладонью глаза:
– Не будет. И ты это прекрасно знаешь. По мне, ничего там не в порядке.
– Я кому сказал – выше нос! – Ник продолжил укладывать мох вокруг страшной раны. – Я просил лоскут с твоей рубахи, где он?
Раздался треск рвущейся материи.
– Вот, – Дэвис протянул ему длинную полоску ткани.
Ник обернул ее вокруг мха, укрывавшего рану, и крепко завязал.
– Выпей, – он протянул брату бурдюк с водой.
Дрожащими руками О’Брайен принял его и сделал, как было велено.
– Кэмми подал сигнал! Они приближаются. Надо выбираться отсюда! – предупредил Дэвис.
– Уходите без меня! Оставьте мне арбалет. Я отвлеку их, – заявил О’Брайен.
– Даже не думай, – решительно сказал Ник. – Давай руку и вытаскивай задницу из воды. Валим домой.
Они не заметили троих, затаившихся в самой чаще: одного огромного и двух других помельче, но не менее грозных; не увидели трех пар внимательных глаз, наблюдавших за ними. Им было неведомо, с каким удовлетворением Верный Глаз поглаживал шрам на руке, рисуя в воображении картины прекрасного будущего, которое разворачивалось перед ними.
– Ты был прав, Заступник, – сказал Железный Кулак. – Самцы землерылов чем-то больны.
– Это значит, что скоро заболеют и все Другие. Все, что нам нужно – продолжать свежевать лесных жителей, но, как ты и сказал, не до степени, которая доводит до Священного Места смерти, – добавил второй, по прозвищу Ловчий.
– Да, мы должны делать так, как ты велишь – отпускать их, пока у них будут силы жить, двигаться, чтобы их поймали лесные люди, – уточнил Железный Кулак.
– И тогда они перебьют друг друга еще вернее, устраивая побоища похлеще, чем то, что мы видели сегодня, – заключил Ловчий.