со временем тебе станет легче, она хочет, чтобы ты продолжал жить и был счастлив, она в лучшем из миров. Ни один из советов не помогал, а что еще хуже… они, казалось, отняли у него глубину утраты. Поэтому Ник сказал Шене то, что хотел бы, чтобы сказали ему.
– Кристал и ее Грейс принадлежали вам с Капитаном многие годы. Ваша любовь была настоящей и сильной. Жить без них будет тяжело, и когда станет особенно невмоготу, попробуй вспомнить, что вы испытывали нечто, без чего некоторые живут всю жизнь. Не знаю, станет ли лучше, но, может, терпимее.
Шена вытерла лицо.
– Я запомню. Просто не знаю, что мне без нее делать.
– Продолжать двигаться вперед. Об остальном позаботится сама жизнь. – Ник посмотрел на спящую овчарку. – Как и Капитан. Вы есть друг у друга, и это уже стоит того, чтобы жить.
Шена еще немного поплакала, а потом Ник увидел, как она расправила плечи и снова вытерла лицо. И тут она, кажется, по-настоящему его увидела.
– Эй, а ты-то почему жив?
Он улыбнулся.
– Наверное, слишком упрям, чтобы умереть.
– Нет, правда, что случилось?
– Целительницы-Землеступки нашли и подобрали меня. Я бы умер, если бы не они. – Он помолчал, а потом добавил. – Землеступы – это Землерылы.
– Знаю. Я разбираюсь в садоводстве. Прежде чем мы с Кристал стали ходить на вылазки, я провела немного времени на Фермерском острове. Женщины называли себя Землеступками. – Шена прислонилась к стене гнезда и скрестила руки, обнимая себя, глядя на спящую овчарку. – Ты правда жил с Землеступами?
– Ага, с двумя. Они Целительницы. Поэтому я жив. Они вытащили острие и залатали меня.
– Никаких признаков парши?
– Никаких, – подтвердил Ник.
– Что ты думаешь о Землеступах?
– Они меня удивили. Одна мне понравилась. Другая хотела меня убить, так что проникнуться к ней симпатией оказалось нелегко.
– Я всегда гадала, каковы они в дикой природе. На острове они такие грустные, но иногда – не часто, но иногда – я мельком видела в них что-то другое. Когда их только пленяют, они плетут циновки и корзины и такие… знаешь, штуки, делающие клетки, в которых они спят по ночам, уютными, не такими тюремными. Правда, недолго. Они быстро впадают в уныние и перестают что-либо делать, только ухаживают днем за посевами, а ночью безутешно плачут.
Ник поглядел на нее, а потом рискнул:
– Что, если я скажу тебе, что в дикой природе они совершенно другие? Что они впадают в уныние и умирают, лишь оказываясь в неволе?
Шена уставилась на него, и на мгновение Ник увидел искорку интереса в ее переполненных отчаянием глазах.
– Я отвечу, что не удивлена. Не все в Племени считают, что они безнадежные идиоты, особенно те из нас, кто бывал на Фермерском острове. – Она пожала плечами и искорка потухла. – Но что мы можем поделать? Парша превращает работу в полях в смертный приговор.
– Меняться нелегко, – проговорил Ник, прокручивая в голове варианты.
Шена поглядела на него.
– Ты не такой, как обычно.
Он кивнул.
– Это хорошо или плохо? – Она словно бы размышляла вслух, а не спрашивала его, но Ник ответил.
– Пока не знаю, но скоро дам тебе знать.
– По рукам. Эй, а тебе следует знать, что Тадеус тоже вернулся изменившимся, хотя, я уверена, скорее в худшую, чем в лучшую сторону.
– В смысле?
– Ну, он никогда не был особо симпатичным, но с тех пор как они с Орионом вернулись из засады, он стал еще хуже, чем обычно. Что бы он ни увидел, что бы ни случилось, в нем не осталось ни грамма доброты. Злой как черт. Постоянно. И он ненавидит тебя, Ник. Берегись его.
– Хорошо. Спасибо, что предупредила.
– Если что-нибудь понадобится, Ник, приходи ко мне. Я тебе обязана.
– Да ничем ты мне не обязана!
Она положила руку на его руку.
– Нет, обязана, и Кристал тоже. Твой кузен в Третьем Гнезде. Ты ведь знаешь, что он очень плох?
– Знаю.
– Мне так жаль, – проговорила Шена. Затем ее губы слегка выпятились. – Меняться тяжело.
– Точно. – Он грустно ей улыбнулся. – Шена, попытайся забыть на время Кристал и немного поспать. Держись ради Капитана.
Шена кивнула.
– Я попытаюсь. – И устало поплелась к Капитану. Прежде чем Ник покинул гнездо, девушка его окликнула: – Я рада, что ты вернулся.
– А я рад, что ты тоже.
Третье Гнездо располагалось через платформу, так что Ник оказался там через пару секунд. Остановился перед входом, вдыхая ночной воздух и напоминая себе: что бы он ни увидел внутри – как бы плох ни оказался О’Брайен – Мари его исцелит. Мари его исцелит.
Он вошел в гнездо. Смрад прогрессирующей парши оказался таким густым, что он мог попробовать его на вкус. Запах воскресил воспоминания о мучительных последних маминых днях, и ему пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не сбежать из гнезда и не задохнуться. Кажется, прошла целая вечность, а на самом деле – всего несколько секунд, прежде чем к нему подошла Целительница.
– Чем могу помочь… – Ее глаза расширились, когда она узнала Ника. – Николас! Ты вернулся. Ты ранен? Тебе нужна помощь?
Ник взял ее протянутую руку, искренне и тепло улыбаясь. Кэтлин была старшей Целительницей, а еще, подумал Ник, и самой доброй. Она находилась рядом с его матерью, когда та умирала, и он никогда не забудет, как нежно она за нею ухаживала.
– Кэтлин, я в порядке. Пришел повидать О’Брайена.
Старая Целительница нахмурилась, глядя на него, и седеющий терьер, никогда от нее не отходивший, так точно скопировал ее выражение, что Ник чуть не рассмеялся.
– В порядке? Как так? Шена сказала, тебя ранило копьем и затянуло в водоворот.
– Верно, но за мной ухаживала великая Целительница, так что я в порядке.
– Целительница? Из Племени? Но как?
– Не из Племени, из Клана. За мной ухаживали Землеступы, – ответил Ник, ожидая реакции старой Целительницы.
– Землерылы? – Она выглядела совершенно озадаченной.
– Землеступы, – поправил Ник.
– Ник?
Он отвернулся от Кэтлин на звук своего имени и увидел пытающегося сесть О’Брайена. Ник поспешил к нему.
– Братишка, как ты?
– Ник! Собственной персоной. А я подумал, ты мне снишься.
Кэтлин поставила стул к койке О’Брайена и придвинулась к Нику, прошептав:
– Только недолго. Он очень слаб.
Рассеянно кивнув, Ник сел, наклонившись, чтобы обнять своего кузена. Ник был потрясен, почувствовав кости О’Брайена через его тунику, а когда тот снова лег на койку, увидел бескровное синеватое лицо: смерть подступила пугающе близко.
– Надеюсь, в приятном сне.
О’Брайен улыбнулся.
– Я смотрю его прямо сейчас. – Он сжал руку кузена. – Не могу поверить, что ты здесь. Говорили, ты умер.
– Почти. – Наклонившись, он понизил голос, хотя Кэтлин перебралась на другую сторону большого гнезда, чтобы заботиться о других пациентах. – Послушай. Я буду краток. Она нашла меня… девушка в огне.
– Что!
– Цссс! – прошипел Ник. – Ее зовут Мари. Щенок был с ней, как мы и подозревали. Он ее выбрал.
– Словно она Псобрат? – Глаза О’Брайена сверкали от лихорадки, но ум по-прежнему оставался острым.
– Частично она и есть Псобрат. Ее отец был одним из нас. – Ник сделал резкий жест, пресекая вопросы О’Брайена. – Расскажу все позже. Сейчас главное – поставить тебя на ноги.
– Братишка, я умираю. И всем это известно. Ничего не поделаешь. Однако я очень рад, что ты здесь. Побудешь со мной, когда я приму аконит?
– Ты не будешь пить этот проклятущий аконит. Зато снова станешь здоровым и целым. – Ник наклонился, чтобы О’Брайен ничего не упустил. – В мою спину угодил наконечник копья, ногу раздробило. Парша началась вчера. – Осторожно двигаясь, Ник закатал штанину и отодвинул перевязь в сторону, чтобы О’Брайен разглядел розовую исцеленную плоть. Кузен нахмурился.
– Никакого намека на паршу.
– Вот именно. А вчера рану покрывали гнилые язвы.
– Значит, это была не парша, – возразил О’Брайен.
– О, это была парша. Я уверен. О’Брайен, Мари ее вылечила. Она вылечит и тебя.
О’Брайен смотрел на него, веря и не веря.
– Теперь я точно сплю.
Ник ухмыльнулся.
– Предоставь все мне. От тебя требуется только никому ничего не рассказывать – вообще никому. И быть готовым уйти отсюда.
– Ник, я не могу много ходить. – О’Брайен стащил одеяло, прикрывающее нижнюю половину тела. Правая нога была приподнята и перевязана от колена и ниже. Обнаженное бедро потемнело и раза в два раздулось. Ник осторожно натянул одеяло обратно на изуродованную ногу кузена.
– Однако идея отличная, – сказал О’Брайен. – Просто не очень вовремя.
– Ты не сдашься, потому что я не сдаюсь. Если ты не сможешь прийти к ней, Мари придет к тебе, – сказал Ник.
– Знаю, у меня бардак в голове, но как такое возможно?
– Я собираюсь обменять одну жизнь на другую – вот как.
41
– Странно, правда: такую важную вещь, как сон, мы так легко воспринимаем как должное… пока нам его хватает? – Мари прислонилась головой к стене норы, в изнеможении закрывая глаза.
– Прости, ты что-то сказала? Я… спала.
Мари разлепила глаза, устало улыбнувшись Зоре.
– Сегодня ты все сделала сама.
Зора ослепительно улыбнулась: усталость испарилась, уступая место красоте.
– Я превзошла саму себя.
– Сама себя не похвалишь…
– Что же делать, если от тебя не дождешься.
– Сегодня ты была хороша – очень хороша. Даже великолепна, – заверила Мари. Ее взгляд упал на койку, которую занимал Ник; теперь она служила временным пристанищем маленькой спящей Даните. – Ее тело исцелится. Но я тревожусь за разум.
– Леда писала в своих дневниках что-нибудь о том, как помочь тому, с кем случилось то, что случилось с Данитой?
– Изнасилование. Давай называть вещи своими именами. Даниту изнасиловали.
– Мерзкое слово, – заметила Зора.
– Под стать деянию.
Зора покачала головой.
– Так больше продолжаться не может. Надо что-то делать.