— Джи… — повторил Алестар беспомощно.
Оглянулся на охрану, снова глянул на неё… Джиад устало вздохнула. Пора было прекращать эту дурость. А то вдруг и вправду ляжет? Ничего подобного она делать, конечно, не собирается, но такого позора ей рыжий точно не простит. Да и просто — довольно уже. Самой противно.
— Ладно, хватит, — сказала она, отводя взгляд. — Я знаю, вы хотели, как лучше. Я верю, правда. И мне жаль, что у вас так сложилось с браком. Но это ваша судьба — беречь и защищать свой народ. Жениться ради этого — еще далеко не самое худшее. И лучше вам забыть про меня, как только можно будет. И постараться, чтоб никто вашей будущей супругу и вправду не напел в уши лишнего — вам с ней жить еще. Королевством править и детей растить.
— Джиад, — повторил Алестар уже почти беззвучно, не отрывая от неё отчаянного, сумасшедшего какого-то взгляда.
— Что Джиад? Нет уж, теперь вы помолчите! — все-таки сорвалась она, радуясь предусмотрительности принца, оставившего охрану вдали. — Я слушала, теперь послушайте вы. Кого вам жалко, принц, себя, меня или Маритэль? Вы уж решите, самое время. Да, я верю, что вы все поняли. И что больше такого не сотворите — тоже верю. И про то, как отпустили меня — помню. Потому и вернулась. Но остальное забыть не могу. Каково было вам даже не почувствовать — представить? А я с этой памятью живу. И с вами разговариваю. И в одной постели сплю. В той самой, между прочим, где…
Она остановилась, сжавшись от накатившей боли и стыда, с усилием разжала стиснувшиеся в кулаки пальцы. Отвела взгляд от полупрозрачного, алеющего скулами лица Алестара. Заговорила снова из чистого упрямства да еще желания покончить с этим раз и навсегда.
— Две недели, говорите? Вот и думайте о том, что будет через две недели. О тех, кто вас убить хочет. О своем отце, которому ваша помощь нужна. О стране, в конце концов. А я… Если вам мое прощение нужно, считайте, что получили. Нельзя всю жизнь наказывать за то, за что вы уже сами себя наказали. Но опять с вами лечь? Да это все равно, что в открытую рану ткнуть…
Она задохнулась, в последний момент проглотив на язык просившееся, злое, что не всякому целителю такое позволишь, а уж самому палачу? Этого Алестар все-таки не заслужил. Уже не заслужил.
— Давайте вернемся, — попросила она тихо, снова смотря на Алестара, опустившего под этим взглядом голову. — И не надо жалеть, поверьте. Из меня все равно плохая возлюбленная. Неудобная. А вас ждет совсем другая жизнь, и теперь вы можете поступать правильно.
— Правильно… — эхом откликнулся Алестар, подаваясь к ней и вдруг отшатываясь назад. — Конечно, так и будет.
Хотел сказать еще что-то, даже рот скривил, но, махнув рукой, отвернулся и вильнул хвостом, оплывая Джиад.
Сверху все так же лился свет, такой близкий и недосягаемо далекий. На душе было удивительно тошно, Джиад даже поежилась. Подплывший салту за спиной шевелил хвостом и плавниками, упругая вода передавала это движение невидимыми волнами, мягко толкая в спину. И все действительно было правильно. Она вернется на землю, увидится с Лилайном, может, даже проведет с ним еще немного времени, потом отправится в храм. Это её судьба, которую надо принять с благодарностью. Свобода — это ведь не тогда, когда делаешь, что хочешь.
А рыжий принц освободится от ненужной обоим связи, женится, успокоится… Если выживет, конечно, и переживет своих врагов. Но это дела подводные, людей они не касаются. Джиад — уж точно. Только почему так тошно и мерзко?
ГЛАВА 7. Свадьба Эрувейн
На четвертый день Джиад начала беспокоиться всерьез. Известно ведь: открытый котел кипит шумно, но вреда от этого никакого, зато закрой крышку плотнее, и рано или поздно ее сорвет. Принц был в точности как тот котел, в котором кипело и бурлило непонятно что. Каждый день с раннего утра и до обеда Алестар, как рассказали близнецы, занимался делами. Затем, не появляясь у Джиад, уплывал на Арену и тренировался там до изнеможения, а поздно вечером возвращался и почти без чувств опускался на постель, но не засыпал, а подолгу смотрел в потолок.
Джиад старалась быть незаметной, как и положено стражу, когда он не нужен, но безделье откровенно тяготило. По утрам просыпалась от возни Алестара, но, не подавая виду, ждала, пока тот соберется и уплывет. Потом вставала сама, завтракала и кормила Жи. Выгуляв стремительно растущего рыбеныша, отводила его в комнату, а сама возвращалась во внутренний дворик и отрабатывала связку за связкой. Вечером снова гуляла с Жи, старалась поесть до возвращения Алестара и ложилась, отвернувшись от рыжего, на своей половине. Так тянулись дни, и одиночество было плохо только тем, что в голову лезли мысли о земле, Лилайне, Торвальде. Джиад гнала их, нарочно выбирая самые сложные упражнения, требующие полного внимания, а потом в постели, слушая неровное дыхание Алестара, твердила сутры, пока сознание не растворялось в пустоте.
Но четвертое утро оказалось иным. Проснувшись, рыжий не стал, как обычно, переплетать заново косу и надевать тунику. Вместо этого он повернулся на живот, воспарил над ложем и повел носом совсем по-собачьи.
— Что это с водой?
— Не знаю, — пожала плечами Джиад. — Вы что-то чувствуете?
— Что-то — слабо сказано. Я вчера думал, мне показалось, но…
Лицо принца приобрело восхитительно растерянное выражение. Он даже кончик растрепавшейся косы подергал в глубокой задумчивости. Затем проплыл по комнате, тщательно ее осматривая, заглянул в клетку Жи — пустую, рыбеныш упорно не хотел в ней ночевать, поднимая шум, — и осмотрел кровать.
— Да что такое? — Джиад искренне недоумевала, отчего так брезгливо морщится иреназе.
— Ты человек, тебе не понять, — бросил Алестар, разминая в пальцах покрывало.
Наклонившись к ложу, он вдруг ухватил его край и немного приподнял. Джиад впервые заметила, что кровать не сплошь деревянная, а заканчивается кожаной шторкой, под которую сейчас сунул руку, а потом и голову Алестар.
— Та-ак… — протянул принц. — Ах ты отродье глубинных!
Почти целиком просунувшись под ложе, он вынырнул из-под него, фыркая, отплевываясь, и что-то бросил на пол.
— Полюбуйся!
Любоваться было нечем — огромный гниющий краб выглядел весьма противно.
— Откуда? — растерянно спросила Джиад, уже подозревая ответ.
— А то непонятно? — фыркнул Алестар, снова заползая под кровать и выпихивая оттуда несколько крупных рыбьих костей, кусок кожи, обмытую водой деревяшку, какие-то веревки…
— Жи… — простонала Джиад.
Виновник крутился вокруг разоренной сокровищницы, то хватая что-то и пытаясь утащить назад, то закапываясь в складки покрывала.
— Кажется, все, — донеслось из-под кровати. — Нет, еще…
Выбравшись, Алестар с обескураженным видом покрутил в руках что-то длинное, белое.
— Это что за дрянь? — вопросил он изумленно. — Первый раз вижу.
И неудивительно. Приглядевшись к находке принца, Джиад не знала, плакать или смеяться, но охотно верила, что наследнику подводного королевства никогда в жизни не попадалась такая добыча.
— Копыто, — выдавила она, только прославленной выучкой арубских стражей сохраняя подобие серьезности, и сообщила зачем-то: — Коровье…
— Что такое копыто?
Небрежным взмахом хвоста Алестар отогнал Жи, пытающегося утянуть обрывок спутанной сети.
— Ну… нога… Коровья, — поспешно уточнила Джиад, стоило принцу в неподдельном ужасе покоситься на её ноги, будто сравнивая. — Корова — это такое животное. Большое… Вроде лошади…
Что такое лошадь, принц, видимо, знал, потому что лицо его понимающе просветлело, но тут же вновь омрачилось.
— И что эта… корова делает под кроватью? — ехидно поинтересовался он то ли у Джиад, то ли у самого копыта, то ли у мечущегося вокруг Жи. — Они же вроде бы не плавают? В наших водах так уж точно. Ладно, краб, но где можно было взять это? Я кого спрашиваю, морда наглая?
Все-таки он обращался к Жи. Тот усердно завилял хвостом, приняв столь невинный вид, что Джиад бы поверила, не будь уже знакома с повадками паршивца.
— А где остальное? — с язвительным весельем допрашивал наследник иреназе рыбеныша. — Сколько у этой… коровы… ног?
— Четыре, — послушно откликнулась вместо салру Джиад, сгорая со стыда. — Но я, правда, не знаю, когда он это все натащил и откуда.
— И я, — неожиданно согласился рыжий. — Зато теперь я понимаю, почему Ираталь не может никого поймать. Если в моей собственной спальне творится такое!
О том, что это, вообще-то, её спальня, Джиад благоразумно промолчала. Рыжий, внимательно рассмотрев здоровенный коровий мосол с копытом, швырнул его в кучу изъятых ценностей, возвел глаза к потолку и вдруг цапнул неосторожно подкравшегося к мослу Жи. Стиснув морду возмущенно вякнувшего малька, заставил раскрыть пасть, заглянул в нее и деловито заключил:
— Зубы чешутся. Рановато…
— Как чешутся? — только и спросила Джиад, сама видевшая в пасти Жи треугольные зубы, давно прорезавшиеся и отлично заточенные.
— Обыкновенно, — пожал плечами Алестар. — Второй ряд. Или уже третий… Пока все пять рядов не вылезут, будет грызть.
Отпустив салру, он выразительно глянул на ворох подкроватной гадости, увенчанный мослом.
— Я уберу, — с отчаянием сказала Джиад. — Он же еще маленький…
Рыбеныш, повизгивая, метался вокруг кучи, тыкаясь в нее носом.
— Оставь, — буркнул помрачневший вдруг Алестар. — Краба только пусть выкинут. Ну, и что там еще… гнилое. Они на воле в пещерах прячутся, пока мелкие. Вот и этот логово устроил. Пусть грызет.
Он вильнул хвостом, поднимаясь вверх, оглянулся на Джиад, сидящую на разоренной кровати. Помолчав, сказал отрывисто:
— В середине дня нас ждут на свадьбе. Эрувейн… ты её знаешь. Я скажу наложницам, чтобы тебе помогли одеться и подготовиться.
— Это… обязательно? — осторожно уточнила Джиад, почесывая нос расстроенного Жи, приплывшего за утешением.