Только сейчас она вдруг поняла, что если Алестар молчал все это время, то и сама она была не слишком разговорчива. А принц принял это за обиду?
— Через два дня большие королевские гонки.
Алестар отвернулся от Джиад, старательно оправил тунику и отпихнул рыбеныша, втихомолку мусолящего конец его кожаного пояса. Подплыл к двери и открыл ее, придержав.
— И что? — осторожно поинтересовалась Джиад, вслед за принцем выплывая из комнаты.
Жи, поняв, что его с собой брать не собираются, обиженно вякнул и попытался выскользнуть первым, но тут же попятился назад, отброшенный ловким взмахом хвоста Алестара.
— И ничего, — усмехнулся принц, глядя мимо Джиад в пустой коридор. — Ты же слышала, я не должен причинять новых хлопот…
Джиад могла бы сказать, что обойтись без любимой забавы — это не такая уж великая жертва ради спокойствия больного отца, но промолчала. Ясно же, что гонки для принца не просто развлечение, а способ вернуть себе утраченную, как он сам думает, смелость. И тут неизвестно, что лучше: поберечь Алестара от новой опасности или позволить ему победить страх Арены. Еще недавно Джиад сказала бы, что первое безусловно важнее. Сейчас она не знала. Алестар замкнулся в себе, мучительно переживая случившееся с Эрувейн, а его отец продолжал вести себя так, словно принц — прежний безрассудный мальчишка. Что ж, может, и безрассудный временами. Но грань между отвагой и безрассудством тонка, а трусость не равна благоразумию.
Размышляя об этом, она проследовала за вновь смолкнувшим рыжим по коридору к королевскому кабинету. Проплыла внутрь — и вежливое приветствие замерло на языке под внимательными взглядами уже собравшихся там иреназе. Сам король, начальник охраны Ираталь и… два жреца, знакомых Джиад по встрече в королевском саду. Как же их зовут…
— Доброго дня, отец, — поздоровался принц, низко поклонившись королю и кивнув остальным. — Доброго дня, каи-на Ираталь и почтенные амо-на.
Джиад тоже поклонилась, мысленно окружая себя сияющим щитом Малкависа, — предосторожность, возможно, и лишняя, но успокаивающая.
— Доброго дня, — отозвался король, взглядом указывая им на два свободных кресла посередине.
Джиад предпочла бы сесть подальше от Алестара, как и в прошлый раз, но крайние кресла уже заняли жрецы и Ираталь. Что ж, разве она не избранная принца? Вряд ли Тиаран — всплыло в памяти имя, отозвавшееся болью, — снова учинит что-то на глазах у всех.
Дождавшись, пока Алестар выберет себе место рядом с жрецом Троих, она опустилась в последнее свободное кресло, оказавшись между принцем и Ираталем. Круглое глубокое сиденье для человека не предназначалось, так что Джиад устроилась на краю, пользуясь тем, что вода все равно держит ее над креслом. Зато со своего места она видела не только короля и обоих жрецов. Тиаран и Герлас… А обращаться к жрецам, значит, следует «амо-на». Интересно, почему тогда саму Джиад король зовет не жреческим титулом, а титулом подводной аристократки, дарованным за спасение принца от сирен? То ли не задумывается, что Джиад тоже жрица, то ли так называют только подводных жрецов, то ли дело в чем-то еще… Ее размышления прервал негромкий голос короля:
— О случившемся на свадьбе каи-на Эрувейн известно в городе. Разумеется, слухи плавают самые противоречивые. И, как водится, нелепые. Отыскать преступника пока не удалось, мы даже не знаем доподлинно, кто это. Но скорее всего служанка, потому что её до сих пор не могут найти.
«Или она убита своими сообщниками и спрятана, — подумала Джиад. — Будь я заговорщиком, непременно обрубила бы этот след и заодно запутала стражу короля».
— Впрочем, Ираталь утверждает, что девчонка может быть уже мертва, — продолжил король, подтверждая мысли Джиад. — В любом случае, эта волна для нас пока потеряна. Ираталь, что у вас нового?
И снова Джиад почувствовала, что упускает нечто очень важное, прозвучавшее не так давно. Тинкала… Что-то с тинкалой. Но что? Голос Ираталя отвлекал, не давая сосредоточиться. Начальник охраны говорил дельные вещи, перечисляя, как опрашивал подданных других городов, живущих в Акаланте, и местных жителей, кто недавно вернулся издалека… Оказывается, придворный художник успел нарисовать примерный портрет служанки со слов Алестара — вот куда принц вчера уплыл на пару часов. Портрет показали всем во дворце, но лишь несколько слуг вспомнили, что такая девушка действительно бывала на кухне и, вроде бы, служила в чьих-то личных покоях. Но вот в чьих? Да, несколько раз варила тинкалу, но в этом никто ничего особенного не увидел…
И опять все упиралось в тинкалу. Она была слишком сладкая и пряная — это принц хорошо запомнил. Только для того чтобы скрыть примеси? Что-то еще недавно говорили Джиад про слишком сладкую тинкалу, которую кто-то варит…
Она усилием воли заставила себя отпустить эту мысль, зная, что теперь воспоминание выплывет само через некоторое время. Служанку вряд ли найдут… Но ведь принца не только травили! И стоило бы задуматься, почему сначала использовали не обычный яд, а гарнату. И не только яды!
— Значит, пока ничего, — сухо подытожил король. — Что скажете, почтеннейшие амо-на? Высокий Совет просит у меня объяснений поведению наследника. Пока еще просит, но мы все понимаем, что это значит.
А Джиад вот не знала. Высокий Совет смеет указывать королю, как должен вести себя наследный принц? Хотя если речь зашла о будущем королевства и безопасности самих высокородных… Ах, как же мало она знает об иреназе! Не может даже понять, почему король совещается обо всем этом с жрецами, а не с собственными советниками!
— Храм Троих всецело поддерживает королевскую семью, как и всегда, — раздался мягкий низкий голос Тиарана. — О происшествии на свадьбе юной Эрувейн мы будем рассказывать народу часть правды, которую можно рассказать. И я дам своим младшим собратьям указание прислушиваться к любым разговорам, которые могут навести на след преступника.
Значит, здесь, как и наверху, сила храма в том влиянии, которое он оказывает на верующих. Иногда явном, иногда скрытом, но всегда огромном. И в слухах…
— Я бы тоже дал такое указание, — фыркнул со своего места Герлас, — но только в мой храм сплетни не несут.
Жрецы не ладят между собой? Судя по вызывающему тону Герласа, не упустившего возможность съехидничать в присутствии короля, еще как не ладят.
— Сила вашего храма в другом, почтенный амо-на, — обронил жрец Тиаран с мягкой снисходительностью, что наверняка должна была уязвить Герласа хуже жестокой насмешки. — И перед лицом беды следует забыть давние разногласия…
— Вот именно, — властно оборвал их король, выпрямляясь в кресле, насколько это было возможно, и подаваясь вперед. — Я жду помощи от каждого из вас. И потому у меня есть повеление…
А все-таки морскому владыке было нехорошо. Джиад видела, как изменилось его лицо то ли от болезни, то ли от постоянного напряжения: веки набрякли, под глазами не проходили темные мешки, а черты лица заострились, так что поблекшая морщинистая кожа туго обтянула скулы. Если Алестар погибнет, это наверняка добьет короля, и тогда…
Что будет тогда — она не успела додумать.
— Я прошу каи-на Джиад из Арубы, жрицу Малкависа и стража его храма… помочь в расследовании покушений на моего сына.
Что? Джиад замерла, надеясь, что ослышалась или поняла неверно, но уже осознавая, что так оно и есть.
— Я даю каи-на Джиад дозволение задавать любые вопросы и получать на них верные и подробные ответы. Любые, я сказал!
Король лишь слегка повысил голос, но этого оказалось достаточно, чтобы Герлас, возмущенно привставший в кресле и уже открывший рот, молча опустился на сиденье. А вот Тиаран не говорил ни слова, и это беспокоило гораздо сильнее. Но король! Он должен был посоветовался с Джиад! Предупредить хотя бы!
Алестар обернулся и тревожно глянул, будто почувствовав кипящее в ней возмущение. Но ничего не сказал, только снова прикусил уже припухшую губу и отвернулся — сдержанность давалась принцу нелегко.
— Желание повелителя — закон для Акаланте…
— Поручить такое двуногой?!
Два голоса слились воедино. Мягкий, вкрадчивый, лишь слегка удивленный — и возмущенный рык.
Джиад безмолвно и неподвижно выжидала.
— Такова моя воля, — слова упали тяжело и медленно, словно камни сквозь плотную воду.
— Она двуногая… — упрямо продолжал Герлас. — Мой повелитель, это против закона и традиций. Двуногие — исконные враги Акаланте.
Алестар беспокойно пошевелился. Джиад видела его с той стороны, где лицо не было обезображено все еще заметным кровоподтеком: мраморно-белая щека, линия скулы, завитки выбившихся прядей… Принц был бледен, только на скуле горело ярко-розовое пятно, и Джиад вдруг стало тревожно.
— Она каи-на Акаланте. Избранная моего сына. Сердце Моря признало ее.
Ах, как же тихо стало после этих слов. Словно вода вдруг застыла льдом, не пропускающим ни звуки, ни колебания. И только щит, поставленный Джиад больше ради спокойствия, внезапно дрогнул, как от тяжелого удара. Плотнее сжав губы, она смотрела прямо на короля, чувствуя, как чья-то бесцеремонная и упорная воля шарит по невидимой броне, отыскивая в ней малейшую щель и не находя. Пока не находя. Кто из двоих? Тиаран или Герлас? Служитель Троих или Глубинных? Второй всячески выказывает неприязнь к двуногим, но первый, безупречно вежливый и вкрадчивый, уже пытался подчинить ее своей воле. Кто из двоих сейчас ломает ее защиту и зачем?
Она сосредоточилась, с бессильной злостью понимая, что говорить вслух о происходящем неразумно и опасно. Воззвала к Малкавису, одновременно погружаясь внутрь собственной души и поднимая на поверхность спокойное ровное сияние — силу посвященной жрицы. Золотистый свет окутал ее, создавая еще один слой защиты, и жадные щупальца, будто обжегшись, отдернулись. Джиад вздохнула свободнее.
— Что ж, — задумчиво произнес Тиаран, — это многое меняет. Не так ли, амо-на Герлас?