— Достаточно, прошу вас… — прошептала Джиад, испугавшись, что Алестар при всех вспомнит слишком многое.
Санлия опять опустила голову и сгорбилась, только вздрагивала иногда, будто слова принца били ее наотмашь.
— Я обещал оставить ей жизнь, — медленно и бесцветно сказал Алестар. — Но тебе я ничего не обещал, Санлия ири-на Суалана. Ф
— Да, ваше величество, — вдруг, снова подняв голову, улыбнулась Санлия легкой безумной улыбкой. — Не думайте, что я боюсь казни. Я только не хотела, чтобы обвинили госпожу Джиад, — ей и так довелось испытать много горя из-за меня. И чтобы убийца ушел от суда, я тоже не хотела. Не бойтесь, я с собой не покончу, — снова улыбнулась она. — Женщины нашей семьи принимают свою судьбу до конца. Но жизнь Кариши вы мне обещали.
— Жизнь, а не свободу, — с глухим отвращением уронил Алестар. — И запомни…
Не договорив, он вскрикнул, по телу прошла длинная судорога, которую Джиад ощутила так, будто сама почувствовала ее. Глухо, как во сне, но почувствовала. И откуда-то без тени сомнения она знала, что с Алестаром ничего опасного, просто боль наконец взяла свое, и иреназе теряет сознание от накатившей мучительной рези в поврежденных мышцах и плавнике.
— Нет… — прошептал он. — Не хочу…
Но Невис уже метнулся к нему с таким озабоченным лицом, что упираться было бесполезно — сейчас слово целителя было важнее королевского.
— Джиад… — упрямо прошептал Алестар, цепляясь за ее руку. — Не уплывай...
— Я здесь, ваше величество, — пообещала она, невольно уважая упрямую стойкость рыжего, который продолжал шептать:
— Санлию… под охрану… И Кари — тоже. В коридорах посты не снимать… Как только приду в себя…
— Да-да, — заверил Невис, ловко прижимая к руке Алестара что-то вроде пиявки, большой, в серо-зеленую полоску, слабо извивающейся. Морская тварюшка плотно прилипла к обнаженной коже принца, и спустя несколько мгновений глаза Алестара сомкнулись.
— Все, благородные каи-на и амо-на, — сообщил Невис сухо, — Совет придется прервать. Если, конечно, вас хоть немного волнует здоровье нашего бедного повелителя. Госпожа Джиад, вам нужно побыть с ним.
Джиад посмотрела на свое запястье, которое Алестар не выпустил даже без сознания, и подумала, что особого выбора у нее все равно нет. Да и спокойнее, если рыжее чудовище будет рядом. Только нож неплохо бы выпросить обратно — местной охране она теперь и Жи не доверила бы, не говоря уж о короле.
* * *
Алестар проснулся глубокой ночью. Вода, казалось, была наполнена спокойствием, она мягко колыхалась вокруг, источая особенный уют обжитой комнаты. Алестар вдохнул поглубже, пропустил свежую влагу сквозь жабры, чувствуя слияние вкусов и запахов, принесенных течением. Интересно, а как чувствуют воду люди? У Джиад нет жабр, но амулет милостью Моря дает ей возможность дышать в глубинах. Не тяжело ли это жрице? Не устала ли она, как устают иреназе, когда им приходится подолгу вдыхать воздух, даже напоенный солью моря? Надо поговорить с Невисом… Если жрица вернется к себе на сушу с подорванным здоровьем, то гнилой водоросли не стоят обещания Алестара выкупить ее из храма. Джиад…
Он протянул руку, точно зная, где найдет маленькую, не по-женски жесткую ладонь рядом со своей. Дыхание жрицы едва заметно колыхало воду рядом, но Алестар чувствовал его даже не кожей, как обычно, а словно изнутри себя. Будто маленький сгусток тепла пульсировал в его груди в такт дыханию Джиад. Будто они все-таки стали единым целым не только по ритуалу, но и на самом деле, как возлюбленные.
— Что-то случилось?
Она отозвалась так быстро, словно не спала вовсе.
— Я разбудил? Прости, — виновато попросил Алестар. — Спи, все хорошо.
— Может, позвать целителя?
Джиад повернулась одним гибким, привычным уже движением тела и положила ладонь на лоб Алестару. Он затаил дыхание — неожиданный подарок! Сама! Такая горячая…
— Не могу понять, — слегка растерянно сказала жрица, — должен быть жар, а лоб прохладный… Здесь под водой все не так…
— Не надо целителей, — снова сказал Алестар. — Джиад, если ты все равно не спишь… Можешь мне сказать кое-что?
Он поерзал на подушке, укладываясь удобнее и жалея, что прикосновение оказалось таким мимолетным. Осторожно шевельнул тяжелой болезненной корягой, в которую превратился хвост. Прислушался к чему-то… Нет, показалось. Ночь, как и положено, была тиха — дворец спал.
— Спрашивайте, — с еле уловимой настороженностью отозвалась жрица.
— Я плавал в храмы Троих… — медленно начал Алестар, — как положено наследнику, да и просто любому иреназе. Там говорят, что нужно чтить святые законы, и боги будут милостивы к тебе. А если не будут, то им виднее, значит. Все, что делается по мудрости Матери Море и Отца Небо, свято и верно. Но разве Мать Море хотела, чтобы Кассия, мой ребенок, отец…
Он осекся от накатывающей изнутри боли, но упрямо продолжил:
— Это не благая воля богов, а злой умысел. В нем нет ни мудрости, ни справедливости, я не могу верить в такую волю. В храмах глубинных говорят, что зло есть. С ним нужно бороться, но если оно случилось, то следует пережить его и плыть дальше. Я… думаю, что это верно. Но как? Джиад, я заблудился, как малек в прибое. Мечусь туда-сюда, вот-вот волной на берег выкинет… Я сделал много неправильного, даже ужасного, но никого не предавал, никогда. Я бы и дальше верил Руалю, Кари, жрецам, которые хотели тебя убить, Санлии… Верил бы, понимаешь?! А теперь не могу верить никому. Я… смотрю на любого и думаю, что он может предать. Кто угодно! Друг, родственник, стражник, дававший присягу… Кари и Дару — они ведь акалантцы, Руаль — друг отца, ближайший, лучший… Как они могли? Ну как?
— Дару прикрыл вас собой, — напомнила жрица очень тихо, но твердо. — А жрецы лишь выполняли приказ, нельзя винить их за это.
— И Руаля нельзя?!
Алестар дернулся, тут же снова упал на подушки, и маленькая ладонь, недавно покинувшая его лоб, мягко надавила на плечо:
— Лежите, прошу. Советник Руаль совершил страшное дело. Но по одному преступнику нельзя судить обо всех честных подданных. Думаю, и с Кари все сложнее, чем кажется… Да лежите же, ваше… величество!
— Лежу, — вымученно усмехнулся Алестар. — Долго теперь не побарахтаюсь. Джиад, не зови меня так.
— А как мне прикажете называть вас, если вы король?
Он накрыл ее руку своей, легко, не прижимая, будто поймал игривую рыбешку и держит, но так, чтоб не помять нежные плавники. Повернул голову и прижался губами к тонким сильным пальцам, которые жрица — еще одно маленькое чудо — не отняла. Жалела, что ли? Жалости Алестару не хотелось, но он прислушался к себе, к той зыбкой, невесомой, но прочной нити, что связывала их души и тела. Ни жалости, ни презрения к его беспомощности… А больше ничего разобрать было нельзя, словно запечатление давало ему узнать и понять ровно столько, сколько необходимо именно сейчас.
— Как хочешь, — прошептал он в ее ладонь. — Ты же звала меня по имени… Наедине… Осталось так недолго, позволь мне услышать, как ты говоришь мое имя.
Женщина не отозвалась, и он, понимая, что это не согласие, а просто вежливый отказ, опять вдохнул воду со вкусом и ароматом ее кожи, потерся щекой о сильные жесткие пальцы.
— Джиад, — сказал он просто и беспомощно-тоскливо. — Ты ведь жрица. Я не нашел ответа в наших храмах, я не верю жрецам ни Троих, ни Глубинного. Но тебе поверю. Что говорит твой бог тому, кто потерял веру и силы? Я не уберег Кассию и своего отца, я ни в ком не разглядел измену, а ведь меня учили править. Я утратил величайшую реликвию своего народа, единственное, что хранит нашу жизнь. Прав Руаль — я бессильный выродок, позор своих предков… Нет, погоди, я не жалуюсь! Не прошу сочувствия, слышишь? Только совета! Что говорит твой бог тому, кто не знает, куда плыть? Тому, кто никому не верит?
Жрица отозвалась не сразу, но и руку не отняла. Алестар слышал, как отдается стук ее сердца в сгибе на запястье — сильно и мерно. Потом она заговорила, роняя каждое слово с торжественностью, от которой по спине Алестара проскользнул холодок:
— Мой повелитель Малкавис говорит с каждым: и с верящим, и с отчаявшимся. Он говорит: «Если ты утратил опору — стань ею сам. Стань щитом, клинком, маяком в ночи — и тебе ответят тем же. Ибо нельзя опираться на кого-то, не став и ему подмогой».
— А если я не могу? — прошептал Алестар, изнемогая от стыда за свою слабость. — Если сил нет? Откуда их взять? Что говорит твой бог об этом?
— Он говорит, — с той же ледяной прозрачной ясностью ответила жрица: — «Если у тебя есть силы на сомнения, страх и вопросы, значит, их хватит хотя бы на один шаг. Сделай его. А потом еще один. И еще — пока не дойдешь или не упадешь замертво. Если ты заберешь всю силу у страха и сомнений, ее как раз хватит на любой путь», — так гласят сутры моего Храма.
— Твой бог мудр, — горько промолвил Алестар. — И очень жесток. Хотя нет, это не жестокость. Ведь в тебе, его жрице, жестокости нет ни единой капли. Я сохраню в сердце то, что ты сказала. И пошлю дары в его храм. Джиад, я помню, что обещал тебе. Как бы я хотел, чтобы ты увидела наш мир полным не предательства, а верности и красоты. Чтобы помнила о нас не только плохое…
— Я буду помнить мир иреназе суровым, но прекрасным, — гораздо мягче сказала Джиад. — Ваше… Алестар, вы видите вокруг только тьму, потому что вам больно. Я не про рану говорю, хотя и это важно. Вы скорбите по отцу и возлюбленной, по всему, что утратили. Но разве в мире нет света? Ваш отец до последнего дня любил вас и гордился вами, ваша возлюбленная… хотела вам счастья. А ваш народ верит вам. Да, враги и предатели будут непременно — таков путь королей. Но друзья и любимые на этом пути тоже встретятся, поверьте. Не… — она замолчала на несколько мгновений, но продолжила, только голос отчетливо дрогнул: — Не позволяйте подлецам победить вашу веру в честь остальных. Не становитесь подобным им…