«Моему дорогому родичу, повелителю морских глубин Алестару тир-на Акаланте пожелания всех благ от Торвальда, милостью богов короля Аусдранга. Дошло до меня, мой достопочтенный собрат, что некоторое время назад вы по недосмотру утратили некую драгоценную безделушку. Если она так дорога вашему сердцу, как меня уверили, то отчего бы нам не оказать друг другу взаимную услугу? Я также утратил некую вещь, которую хотел бы вернуть и о которой вам может рассказать известная нам обоим госпожа Джиад. Если вас интересует мое предложение, то жду вас, дорогой собрат, в двадцатый день этого месяца у известной нам всем скалы. Надеюсь, госпожа Джиад не откажется сопровождать вас и оказать содействие. В противном случае некая особа может об этом пожалеть. С глубоким уважением к вам, дорогой родич,
Торвальд Аусдранг»
— Что это значит? — недоуменно спросил Алестар. — Он пишет о Сердце? Сердце — у него, на суше? Но как? Кто мог совершить подобное святотатство? Отдать Сердце Моря — Аусдрангу!
— Что у вас в руке? — тихо спросила Джиад, складывая в уме ослепительно яркие и блестящие кусочки мозаики: похищенное Сердце Моря, перстень Аусдрангов, себя, Торвальда, Алестара и неизвестного вора.
Алестар протянул ей разжатую ладонь. Массивная пряжка в виде оскаленной волчьей головы — левого клыка не хватает, в глаза вставлены мелкие темно-зеленые камешки… Целую вечность назад она пришивала эту пряжку к плащу Лилайна, спрашивая, как можно было выдрать клок тонкой кожи с шерстяной подбивкой. Наемник отшучивался…
— Ты знаешь хозяина этой вещи, — слова Алестара звучали не вопросом, и Джиад молча кивнула.
— На что Аусдранг хочет обменять Сердце Моря? Двадцатый день… Но сегодня только семнадцатый! Почему так поздно?
— Наверное, он опасался, что письмо не попадет к вам вовремя, — бесцветно сказала Джиад. — Он хочет назад свой перстень. Тот, за которым я прыгала… Я забрала его…
— Но я не успею усмирить вулкан! — отчаянно простонал Алестар, отпихивая морду потянувшегося к нему Жи. — Через четыре дня будет слишком поздно!
Джиад молчала, думая, как сказать королю иреназе, что понятия не имеет, где перстень, назначенный ценой за Сердце Моря. Перстень, оставшийся в каблуке ее сапога, подобранного Лилайном. Лилайном, который теперь в руках Торвальда.
ГЛАВА 18. Тринадцатая каи-на
Отлежаться в постели Алестар не изволил, как ни умолял его Невис. Упрямо заявил, что его драгоценному хвосту все равно, где заживать, в постели или в зале Совета. Дела же отлагательства не позволяют. Невис, обреченно махнув рукой, сдался и только заставил рыжего выпить несколько крошечных кувшинчиков микстур. Потом заново обработал мазью рану и удалился, пообещав вернуться с новой порцией лекарств, которые готовил сам, не доверяя ученикам и помощникам.
— Может, вам и в самом деле отдохнуть? — осторожно поинтересовалась Джиад, устраиваясь на другом конце кровати, чтобы разговаривать лицом к лицу. — Лекари обычно плохого не посоветуют. А вам еще плыть к вулкану…
— Это — завтра, — отозвался Алестар, ожесточенно черкая острым стилом по навощенной дощечке. — До завтра мне точно полегчает. А сегодня… Джиад, где может оказаться перстень?
— Где угодно, — искренне ответила она. — Я отдала его Лилайну, но если Торвальд схватил моего… друга и не заполучил перстень, значит, Лилайн его спрятал. Если… если вообще вспомнил, где он остался.
— То есть перстень мог просто потеряться? — уточнил рыжий, и Джиад виновато кивнула.
— Зря я забрала его, — помолчав, сказала она. — Взятое не по праву приносит несчастье. А перстень Аусдрангов должен принадлежать Аусдрангам.
— Он слишком дорого тебе стоил, — холодно сказал Алестар, поднимая взгляд от дощечки. — И вернул я его тебе, а не этому… Перстень твой по праву, и разбирай я такое дело в суде, решил бы его в твою пользу. Что ж, значит, нам надо узнать, где он. Этот Лилайн… Он тебе очень дорог?
— Он спас мне жизнь, — спокойно ответила Джиад, чувствуя, как вступает на зыбучие пески, — вызвать в Алестаре ревность ей совершенно не хотелось. — Причем не раз. Сначала укрыл от Торвальда, потом дал убежище среди своих людей. Потом… он привез меня к морю, рискуя собой, когда я умирала от Зова.
— Значит, я ему обязан, — задумчиво подытожил Алестар и снова посмотрел на табличку. — Ничего не понимаю. Как могло Сердце попасть к этому сухопутному маару Торвальду? Кто из иреназе настолько безумен, чтобы отдать реликвию людям? И почему он зовет меня собратом? Какие мы родичи, Глубинные пусть ему приснятся?
— Это просто фигура речи, — пожала плечами Джиад. — Все короли суши зовут друг друга родственниками, когда хотят выразить уважение. Разве в море не так?
— Но мы-то и в самом деле родня, — усмехнулся Алестар. — Странный обычай. Назвать родным того, с кем нет общей крови? А если завтра судьба сделает вас врагами? Лицемерие во всем… Ладно, я понял. Нам нужно выменять Сердце и твоего друга на то, чего у нас нет. И вряд ли Торвальд позволит нам поговорить с этим наемником прежде, чем заключить сделку?
Джиад кивнула.
Алестар оттолкнулся от ложа рукой, а не хвостом, как обычно, бросив на постель беспорядочно исчерканную дощечку.
— Мне нужно встретиться с советниками, — сказал он, осторожно двинув хвостом и не удержавшись от болезненной гримасы. — Ты поплывешь со мной?
— Я… — Джиад запнулась. — Вы уверены, что мое присутствие будет уместно? Я человек…
— Ты моя избранная, — высокомерно сообщил король, надевая цепочку с фальшивым Сердцем, которую снимал на ночь. — И тринадцатая из старших каи-на Акаланте, если уж на то пошло. По воле моего отца, оспаривать которую я никому не позволю. У тебя столько же прав быть на Совете, как у любого из них. И… я прошу.
Он оправил тунику и посмотрел на Джиад с очень странным выражением лица.
— Прошу тебя быть рядом. Это будет нелегкий Совет.
«Хуже, чем в прошлый раз? — мрачно подумала Джиад, всплывая над постелью. — Вряд ли такое возможно…»
В клетке обиженно заверещал Жи, поняв, что его снова оставляют одного.
* * *
Во рту Алестара прочно поселился привкус крови. Казалось бы, ранили его в хвост, но вот почему-то и пища, и зелья, и тинкала — все отдавало кровью. Невис, которому он пожаловался, долго исследовал слюну, выстукивал и осматривал тело, но потом с облегчением заключил, что здоровью тир-на ничего не угрожает, кроме беспокойного характера самого тир-на. А привкус — от некоторых компонентов зелья. И действительно, после лекарства он стал сильнее, а потом постепенно исчез, чтобы вернуться к следующему приему микстур.
Но это все было неважно, как ломаная ракушка. Алестару отчаянно не хотелось плыть на сегодняшний Совет. Он готов был думать о заговоре, о похищении Сердца, даже о том, насколько на самом деле дорог Джиад ее так называемый друг… Но только не о том, что ему предстоит сделать. А тянуть с решением — бессмысленная жестокость.
И, конечно, стоило предупредить Джиад, но она и сама все поняла, когда, молча отсидев рядом весь Совет, услышала название последнего дела. Вздрогнула, посмотрела на дверь, слегка повернулась к Алестару, тихо спросив:
— Сегодня?
— У нас не принято тянуть ни с приговорами, ни с их исполнением, — так же тихо ответил Алестар, изнывая от растущей внутри боли и тоже глянул на дверь, через которую медленно вплыла Санлия.
Видят Трое, он бы предпочел простить ее. Бывшую наложницу, не возлюбленную, но почти друга. Ту, с кем делился секретами и спрашивал совета. Ту, кто утешала его после смерти Кассии и ухаживала во время болезни. Ах, Сан… зачем же ты так…
— Королевский суд! — громко и четко повторил дежурный сегодня советник Алвиас. — Санлия ири-на Суалана, бывшая наложница его величества, обвиняется в потворстве и укрывательстве преступников. Угодно ли вам выслушать обстоятельства дела, мой повелитель?
— Я слышал их на прошлом заседании, как и весь Совет, — медленно и тяжело уронил Алестар, мучительно жалея, что нельзя нащупать ладонь Джиад — такой близкой и такой далекой. — Впрочем… Санлия, что ты можешь добавить в свою защиту?
— Ничего, тир-на, — покачала головой суаланка, улыбнувшись едва заметной отрешенной улыбкой. — Я рассказала все, что могла. Я готова узнать приговор.
Это было неправильно. Жестоко и несправедливо — осудить за то, что творила ее сестра. Но разве не молчание Санлии привело к смерти отца? Разве не покрывала она преступников, пока Алестар в дурмане гарнаты мучил Джиад? И молодой жрец погиб лишь потому, что Каришу никто не остановил, а Эруви только недавно пришла в себя… Виновна, без всякого сомнения, и вина ее тяжела.
Алестар закусил губу, давя бессильную злость и обиду. Судья должен быть беспристрастен — так учил отец. Неважно, что Санлия предала его лично. Наложница — не избранная, нечего ждать от нее любви и верности. Но Санлия предала и Акаланте. «А разве она хотела жить здесь? — спросил внутри Алестара кто-то спокойный и хладнокровный. — Разве ты сам был бы верен городу, в который тебя притащили силой? Разве жалел бы тех, кто убил твоего отца и сломал твое запечатление? Ты, сорвавший злость на Джиад только за то, что ненавидел тогда всех людей? Что-то не то сотворил отец, решив сделать Санлию наложницей… Великая честь и немалая забота, верно, только хотела ли она такой чести и заботы? И почему ты никогда не задумывался об этом раньше, а? Впрочем, ты о многом не задумывался». «Проклятье, тысячу проклятий, — беспомощно подумал Алестар. — Я не могу ее отпустить, но и осудить на смерть — противно совести и справедливости».
— Виновна в укрывательстве. Виновна в пособничестве. Но невиновна в убийстве. Скажет ли кто-то слово в ее защиту? — выдавил он, стараясь глядеть мимо бледного, посеревшего и все-таки изысканно-красивого лица Санлии.
Одежду суаланке оставили ту, в которой она приплыла на прошлый Совет, и теперь от жемчужины удовольствия в просто одетой, туго заплетенной и не накрашенной Санлии не осталось ничего, кроме, разве что, манеры держаться — на зависть любой каи-на.