Тут Паннах снова хлебнул пива. И Кралик, который давно подпал под его влияние, последовал его примеру. То была пятая, шестая или даже седьмая кружка пива. Не зная, что и подумать, он застонал. Диспетчер отнял от уха трубку и задержал на нем взгляд. Все в порядке? У Кралика хватило сил, чтобы махнуть рукой. Ему сейчас не нужно было чужого внимания. Он хотел дойти до сути. Ему еще предстоял шнапс. Вицлипуцли. Этот подлец хозяин приберег его до нужного момента. Когда Паннах начал рассказывать об обратной дороге.
Ну так вот, заговорил тот. Потом все шло как обычно. Съели торт, попили кофе, мужчины выпили хорошего коньяку, женщины — вишневого ликера. Немного развеселились. Пухленькая девчонка постоянно хихикала. Хорошо б, если б побольше нагрузились, подумал я, может, тогда на обратном пути будет веселее. Главное, чтобы с рулем все было в норме. Меня ошарашил пятидесятилетний толстяк со светскими манерами. Он отвел меня в сторонку, представился. Позвольте представиться, референт по работе с общественностью. Ответствен за… И это я забыл. Он так быстро говорил и сразу перешел к делу. На обратном пути мы решили преподнести коллективу маленький сюрприз. Но для этого нужно ехать не по автостраде, а по шоссе. Вы можете это сделать? Да что вы, говорю. Знаете, что это за шоссе? Тысяча виражей и миллион выбоин. Ничего, сказал тот. Поезжайте, прошу вас! Ну, я немного поупрямился, а потом согласился. Конечно, водитель я и вся ответственность на мне, а значит, мне и решать, какой дорогой ехать. Но я не хотел портить общего веселья. В конце концов, на предприятие пишут отчет о поездке. Я промолчал и свернул на шоссе. Ну и рейс, подумал я. Дай бог вернуться с целым кузовом. И что ты думаешь? Могло быть и хуже!
Кралик теперь был уверен, что Паннах давно сговорился с хозяином. Наступала развязка.
Медленно стемнело, продолжил Паннах свой рассказ. Я видел это по солнцу, низко висевшему на небе. Несмотря на множество поворотов, дорога все-таки точно шла на север. Солнце светило через левое боковое стекло. И вот огненно-красное солнце село. Пассажиры, восторженно шумя, наблюдали за этим явлением. Смотрите, кричали они, смотрите, какая красота! Но когда солнце исчезло в тумане за горизонтом, они заверещали: жаль, что все так быстро кончилось. Нельзя ли что-нибудь сделать? Тут референт встал. Ему удалось успокоить народ. Не волнуйтесь, мы обо всем позаботились. Смотрите налево, но оставайтесь на своих местах. Только потом я понял, сколь своевременной была эта просьба. Вдруг снова показалось солнце. Я не утверждаю, что оно действительно взошло. Нет, багрово-красное, оно лишь чуточку приподнялось над горизонтом. Конечно, всем захотелось увидеть чудо. Если бы те, что сидели справа, вскочили и наклонились в левую сторону, нас бы занесло. Но ничего подобного не произошло. Раздались ахи и охи. Мне тоже трудно было сдержать изумление. Не хватало только со всей компанией заехать в кювет. Я вырулил и, аккуратно обогнув выбоины, вошел в поворот. Опять выбоины. Сманеврировать я уже не мог. Но что это! Толчки прекратились. Автобус мягко скользил над дорогой, словно паря в воздухе. И правда: он парил в воздухе, и чем громче туристы пели, тем выше он поднимался. А те с восторгом запели, как только солнце снова показалось на горизонте. Там, где извилистая дорога спускалась к реке, автобус сошел с нее и летел по воздуху. Со страху я выпустил руль. Может быть, оттого, что мост остался метрах в пятидесяти сбоку. Но это не меняло дела, мы пролетели рядом с ним через реку и приземлились в том месте, где начиналось асфальтовое покрытие и дорога была прямой. Тут только я понял, почему мы выбрали именно это шоссе. Полет над автострадой поверг бы в изумление водителей западных автомобилей. Вообрази, какой тут был бы хаос!
Кралик не мог вспомнить, когда он снова закрыл рот. Вероятно, только после того, как выпил «вицлипуцли», который подал ему Нимак, подал двойную дозу, бесстыдно воспользовавшись его невменяемым состоянием. Паннах поднял два пальца руки, скрестил их, помешав таким образом Кралику усомниться в достоверности своего рассказа. Разумеется, дома жена горестно всплеснула руками…
Кралик зажмурил глаза, словно желая перенестись в прошлое. Когда он снова открыл их, перед ним стоял диспетчер. Час прошел. Попробуй-ка еще раз. Кралик не хотел. Ему хотелось вырвать трубочку из рук диспетчера и разбить ее о стену, но он вовремя спохватился и дыхнул. Мешочек с кристаллами исчез в ладони диспетчера. Ну, что я говорил. Собирайся. Путевка уже подписана.
После обеда — наконец-то пошел дождик и воздух посвежел — Кралик сменил колесо. Он с трудом дотянул до ремонтной площадки рядом с бетонкой. Знакомый звук заставил его поднять голову. На большой скорости автобус Паннаха вошел в поворот и промчался мимо Кралика. Колеса выдавили из стыков между плитами мокрый песок. Впереди, под рулевой колонкой, что-то страшно дребезжало.
Перевод С. Ефуни.
ПОЕЗДКА В ГОРОД
С тех пор, как она обжилась у Андреа, сон ее стал легким, а пробуждение — незаметным. Просто в какой-то точке времени она снова ощущала себя и сразу смотрела на будильник. Ровно без пятнадцати четыре: она привыкла подниматься в эту пору с постели, когда еще был жив Альберт и нужно было не проспать утреннюю смену. Она охотно встала бы и сейчас, но зачем? Сердить Андреа? Хорошая девочка, немного скоропалительная, правда, но все для себя определившая; она нашла себя в жизни и вряд ли нуждалась в помощи. Будильник, современное изделие из пластмассы, зазвонит у нее в комнате ровно без пятнадцати шесть и сразу поднимет ее с постели. Пока она фыркает под душем, встанет и Петер. Его тихие шаги непросто выделить из звуков, наполняющих дом. Ханне это удается, в этом доме она оценила свой слух. А вот Сандра будет жалобно хныкать, когда ее начнут будить. Такая соня, в прадедушку, наверное.
Кухня находилась в другой стороне коридора. Андреа никогда не забывала прикрыть дверь. Но Ханна ощущала напряжение, которое царило за обеденным столом. Андреа вычитала в руководствах, как важно садиться завтракать всей семьей и пить кофе в обстановке домашнего уюта. Этот ее серьезный подход и портил все. Петер с трудом выходил из своего необычайно тихого, но целенаправленного ритма, а Сандра, бедное дите, была такой заспанной, что в нее приходилось запихивать каждый кусок. Ханна могла бы вставать первой и накрывать на стол. Пока Андреа и Петер завтракают, она занималась бы Сандрой. У ребенка было бы время прийти в себя. В половине восьмого они спокойно отправлялись бы в сад. И то слишком рано, думала Ханна.
Но Андреа невозможно переубедить. Мы взяли тебя не для того, чтобы эксплуатировать, сказала она. Ты достаточно поработала, пусть же вечер твоей жизни будет покойным. А Сандра понемногу привыкнет к своим обязанностям.
Ханна не понимала, что это за обязанности для трехлетней крохи — ежедневно в полседьмого утра тащиться за руку из дому. Была бы Андреа ее дочерью, она настояла бы на своем. Но перед внучкой она испытывала какую-то странную робость, которая так и не прошла после приезда. Поэтому она осталась в постели и продолжала прислушиваться к звукам наступавшего дня.
В начале восьмого несколько минут громыхали школьники, сбегая по лестничным пролетам. Затем наступила тишина, которой Ханна боялась. Со стесненным сердцем прислушивалась она к бесконечно медленным, волочащимся шагам фрау Таухниц, которая пересекала над ней комнату, добираясь до окна. Она на добрых десять лет моложе Ханны — и все же старая толстая женщина. И одна в большой квартире. Ханна жалела ее. Она сделала усилие и поднялась с постели. Худо-бедно, подумала она, я еще на ногах. И, слава богу, у меня семья.
Она тихо умылась тепловатой водой. Намазала маслом кусок хлеба и вскипятила чай. Ела и пила стоя. Нужно было найти повод для спешки, потому что трюмо в прихожей каждое утро подстерегало ее, как западня. Дома она лишь иногда смотрелась в настенное зеркало. Свое лицо она изучала время от времени и теперь. Но только отдельные участки: угорь в складке у носа или единственный черный волосок на подбородке. Раньше крестьянскую округлость ее лица подчеркивали крепкие каштановые косы. Теперь темные морщины скрадывали ширину лица. Когда Альберт был еще жив, мужчины иногда оглядывались на нее. Она была стройной и без варикозных вен. Поэтому сзади она выглядела моложе, чем подобало в ее возрасте. Какой же она стала костлявой! И кривоногой! Во второй раз на такое смотреть не захочешь.
Ей послышалось, что на улице кричат. Она быстро пошла в свою комнату, мимоходом разгладила складки на покрывале и выглянула в окно. Две женщины спешили к магазину. Он открывался в полвосьмого, но зато закрывался в пять. Она вспомнила деревенскую лавчонку. Валли работала не от и до, а когда надо было людям. Ах, Валли, где-то она сейчас? Всегда успевала и покупателя обслужить, и лясы поточить. Ханна подумала: лясы поточить — здесь бы и не поняли.
На противоположной стороне улицы плотно друг к другу стояли старые дома то с пологими, то с крутыми кровлями. Их фасады приобрели монотонный серый цвет. Различные формы крыш не смягчали впечатления затхлости и унылости. Чтобы увидеть линию домов на своей стороне, Ханне пришлось высунуться из окна. Блочные дома были построены в шестидесятые годы и как близнецы походили друг на друга, от цоколя до печной трубы. Сначала она путала подъезды. Правда, теперь этого уже давно не случалось.
Ханна отодвинулась от окна. День только начинается, не надо думать о том, как быстро проходит время. Лучше жить так, как будто идешь ему навстречу. Тогда о времени забываешь. Она открыла шкаф, надела пальто и завязала косынку на затылке. Потом обулась.
На улице дул холодный ветер. Она остановилась в нерешительности на бетонной площадке. Тяжелый день, понедельник. И январь, плохой месяц. Люди живут запасами, заготовками к празднику, растягивают их до выплаты годовой премии. Но Ханна решила не возвращаться. Обхватила большую сумку из искусственной кожи, наклонилась под напором ветра и заспешила к вокзалу, будто на важную встречу. До станции ей никто не встретился. И на перроне она долго оставалась одна. Потом появились две девицы в джинсах и балахонах. Они без стеснения курили, сплевывали на щербатый асфальт и растирали сочные плевки замшевыми туфлями. Ханна смотрела мимо них на подъезжавший поезд. Три двухэтажных вагона, покрытых слоем жирной промышленной пыли. Их тянул электровоз. Станция поселка составляла конечный пункт городской железной дороги. После короткой остановки электричка возвращалась в центральную часть города. У этого состава электровоз располагался спереди, и это странным образом успокоило Ханну. Она уселась, как всегда, внизу; через мутное стекло на уровне ее колен виднелось полотно перрона. Кроме нее, в секции никого не было; она подумала, не снять ли пальто. Распахнулась дверь, и обе девицы протопали через вагон. Ханна услышала громыханье над головой и хлопанье дверей. Она закрыла глаза и съежилась в углу. Поезд тронулся, и ее охватила привычная сонливость. Не хватало энергии встать и повесить пальто, хотя становилось жарко.