На верхнем этаже толкучка уменьшилась. В продуктовом отделе Ханна собиралась купить сигареты с фильтром, которые любил Петер. Их иногда продавали — очень редко в последнее время — в винном отделе, расположенном в заднем углу. Но ведь здесь самообслуживание! Выстоять очередь сначала за корзинкой, потом у прилавка и, наконец, у кассы! Ханна отказалась от своей затеи и призвала на защиту совесть. Курить, в конце концов, вредно, не ей поощрять дурную привычку!
Ханна подошла к коврам. Ее намерение беззаботно поглазеть легче всего осуществить именно здесь. Андреа полностью обеспечена этими изделиями, и притом лучшими из лучших. Даже в комнате Ханны настлали дорожку толщиной в палец. Ткали ее в Монголии. Красочная, как солнечный закат. Износа ей не будет. По ней ходили в домашних туфлях, но эта предосторожность была необоснованной.
Отдел фототоваров остался слева. Она наклонилась над витриной, в которой были разложены часы и украшения. Продавщица и не подумала прерывать разговор с коллегой; беглый взгляд точно оценил намерения покупательницы. В секции готового платья Ханна задержалась недолго. Коричневое суконное пальто с каракулевым воротником она носила уже много лет и, кажется, никогда не износит. Мимоходом она иногда раздвигала вешалки и рассматривала какую-нибудь блузку. Как только она находила что-нибудь подходящее, она вспоминала, что совсем похожая висит у нее дома в шкафу. Продавщицы, наверное, тоже это знали; во всяком случае, никто ей не докучал.
Ханна отыскала боковой проход и попала в отдел товаров для детей и детских игрушек, в котором колыхалась толпа покупателей. Она долго оставалась в нем, особенно у платьиц, штанишек и пальто для маленьких девочек. Чего только она не накупила здесь когда-то для правнучки! Она могла беззаботно тратить благодаря сбережениям, к которым ежемесячно прибавлялась пенсия. Она рассматривала цифры в сберегательной книжке с мрачной усмешкой: эти деньги пригодились бы раньше. Теперь она не знала, что с ними делать. Раньше во время поездок она покупала что-нибудь для Сандры. Но после того, как Андреа несколько раз заметила ей с мягкой улыбкой, что у всех вкусы разные и что она и Петер зарабатывают предостаточно и могут обеспечить Сандру всем необходимым, Ханна перестала делать покупки. Она еще иногда проверяла требовательными пальцами аппретуру платьица или ощупывала свитер. Потом быстро уходила к игрушкам. Она все еще надеялась встретить какую-нибудь особенную. Надо, правда, отдать должное Андреа: все, что, кроме красивых кукол, имелось в продаже для маленьких девочек, быстро попадало в дом. А изготовителям, казалось, ничего нового в голову не приходило. Однажды Ханна спросила автомобиль с дистанционным управлением. Манфред, ее сын, всегда страстно мечтал о таком, да так никогда и не получил из-за нужды военных лет. Продавщица молча пожала плечами и подвела Ханну к картонной коробке, в которой лежал оливково-зеленый танк: «С дистанционным управлением, прошу вас». Ханна молча отошла.
К особенностям этого универмага относились и постоянные перестановки. Только привыкнешь к определенному расположению вещей, как они вынырнут где-нибудь в другом месте. Это называлось идти в ногу со временем. Ханна на удивление тяжело привыкала к перестановкам: она любила, чтобы вещи оставались на своих местах. Она считала, что в ее жизни изменений и так было предостаточно.
На этот раз ее удивила очередь, извивавшаяся от прилавка до лестничной клетки. Ханна стала на цыпочки и сразу увидела, чего все ждут. Будут давать простыни, простые белые чисто льняные простыни. Две продавщицы в нежно-розовых нейлоновых халатах перекладывали кипы, пересчитывая товар. Ханна подумала, что это можно было сделать и в подсобке, но может быть, она ошибается? Может быть, в этом есть какой-то смысл? Теперь так много делают открыто, не стесняясь, беседуют прямо перед покупателями о домашних делах или возят на неприглядных тележках товары между прилавками, как будто хотят показать: здесь работают. Продавщицы с трудом скрывали напряжение, охватившее их перед продажей дефицитного товара, они все время обсчитывались и один раз даже накричали друг на друга, как будто были одни. Хорошо еще, подумала Ханна, что это опытные продавщицы. Молодые просто растерялись бы от такого количества ждущих клиентов.
Наконец, в очереди произошло движение. Возникла ссора между первой и второй покупательницами. «Не лезьте вперед», — резко осадила первая вторую. «Я все время стояла перед вами». — «Но вы отходили», — выкрикнула та. Она оглянулась, ожидая поддержки. Измотанная продавщица удостоила ее насмешливой улыбки. Зачем торопиться? Все равно каждый получит только три простыни.
Ханна отвернулась. Не хватало только, чтобы и ее заразила лихорадка. Нет уж, лучше выпить еще чашечку кофе.
Закусочная занимала добрую треть второго этажа. И здесь перешли на самообслуживание. Продавали, как и раньше, только молочные коктейли и мороженое. Ханна поддалась искушению и выбрала фруктовое молоко; пенистая жидкость мерцала в стакане нежным красным цветом. К стульям на ножках из алюминиевых трубок она всегда относилась с недоверием. Однако все-таки уселась, сделала несколько маленьких глотков и попыталась не обращать внимания на вечное дребезжание посуды на пластиковых столах. Через некоторое время список на доске с указанием цен на блюда пополнился — приближалось время обеда. Ханну снова охватила вялость, вытаскивать очки не хотелось. Достаточно и услышанного слова: печень. Очень хорошо, подумала она. Андреа и Петер брезгуют потрохами. Только мясо. Лучше бифштексы. Один запах жареной печени гонит их из кухни. Ну и ладно. Поем здесь. Ее мало интересовали цены. Здесь все так дешево.
Но сначала она хотела осмотреть и первый этаж. Прежде чем она успела подняться, ей пришлось стать свидетельницей возбужденной перепалки между двумя женщинами. Обе опустились на стулья, не обратив на Ханну ни малейшего внимания. Сходство лиц подсказывало, что это мать и дочь. Они были погружены в объяснения по поводу только что приобретенных простынь. «Две, — произнесла дочь, как заклинание. — Мать, как ты могла купить только две!» Не поднимая глаз от пакета, мать ответила с упрямством в голосе: «Я купила вам два пододеяльника и две подушки. Теперь я даю к ним и две простыни». Дочь огляделась, но вряд ли она различала лица окружающих. «Но дело же не в этом, мама, ты должна была купить три, я заплатила бы за третью». Старшая прижала сверток к груди, как будто он мог защитить ее. «Но у меня только две», — произнесла она с тем же упрямством. «Три, — крикнула дочь, — слышишь ты, нужно было три!»
Сцена продолжалась; от каждой цифры, произнесенной женщинами, Ханна вздрагивала. Она почувствовала, как забилось сердце, как стали дрожать руки. Потребовалось почти чрезмерное усилие, чтобы наконец подняться. По пути к лестничной клетке она капитулировала.
Вместо того чтобы спуститься на первый, она поднялась на третий этаж. Кто же это совсем недавно просил ее, чуть ли не на коленях, купить простыни, если попадутся? Не Андреа — она еще со свадьбы надолго обеспечена всем необходимым. Фрау Таухниц из квартиры этажом выше? Или дружелюбная кругленькая кассирша из закупочного пункта, у которой три взрослые дочери? Но времени на размышления не оставалось: очередь выросла и перекинулась уже на лестничную клетку. Простыни всегда пригодятся, подумала Ханна. Требовался последний толчок, чтобы лихорадка иссушила любой разумный довод. А вот и он: две молоденькие продавщицы скатились с лестницы, чуть не задев Ханну. Такие же пакеты, как и у женщин за столом, точно так же прижаты к груди, а в глазах светится удовлетворение и тайное взаимопонимание. Ханна встала в конец очереди. Волнение не исчезло, теперь его питала неизвестность: хватит ли товара? Хватило. Ханна все еще пыталась логически мыслить и попросила только две простыни. Женщина за ней ухватилась за счастливую возможность. Искательно улыбнувшись, она сказала: — Тогда я возьму третью. — Но продавщицу это не тронуло. В одни руки три простыни. Только так.
При спуске в закусочную у Ханны закружилась голова, ей пришлось схватиться за перила. Конечно, печень из меню уже вычеркнули. Ну и ладно, подумала она упрямо. Так и так у меня больше нет аппетита. Только для порядка она взяла тарелку картофельного супа. Низко согнувшись над столом, она нехотя ворочала ложкой.
Когда она подняла голову, за ее столом сидела молодая курчавая негритянка. Обе скулы ее широкого пепельно-серого лица пересекали темные рубцы. Она что-то внушала мальчонке с бархатными глазами. Непривычная слуху речь, слова будто торопились, обгоняли друг друга, подталкивали слоги. Мальчик болтал тонкими ногами, смотрел рассеянно и, как показалось Ханне, немного боязливо в пространство за людьми, где все время происходили перемещения. Он, как в трансе, раскрыл свои полные губы сливового цвета, розовое нёбо поблескивало, когда кусок отправлялся в рот. Ханна благоговейно застыла, как перед чудесным явлением. Она долго смотрела, как рассеянно и все же тщательно жует ребенок. Как блуждает его взгляд, будто изучая другой мир. Внезапно ее потрясло желание схватить ребенка, прижать к себе, потрогать, расцеловать, лизнуть. И тут же ее залила волна стыда. Она оттолкнула стул и пустилась в бегство.
Над южным предместьем тяжелое небо отслаивалось от горизонта. В узкой полосе над домами, резко ограниченной тучами, отражалось желтое, как сера, солнце. Ища защиты от ветра, Ханна зашла в вестибюль кинотеатра. Она стояла перед фотографиями, которые ей почти ни о чем не говорили, она едва их воспринимала. Руки были непривычно свободными. Сигнал, несколько минут исходивший от локтевого сустава, достиг ее. Чего-то не хватало. Испуг нахлынул сразу, мгновенно парализовал. Сумка! Она забыла сумку! Мысли путались, но она заставила себя идти. Где кошелек? В кармане, как обычно. И паспорт. Но простыни! Да хоть бы их не было! С другой стороны, достались они достаточно трудно. Не то чтоб очень дорого, но что заплачено, то заплачено. И деньги есть деньги. Сама сумка, бог с ней, с такой не пофорсишь. Андреа только обрадуется — она подарила ей к рождеству новую. Но привычки так быстро не меняют. И вообще, чего ты сто́ишь, если тебе так просто забыть свои вещи?